Ольф. Книга первая

Через пару минут произведение импровизации помноженной на интуицию, которое в русском языке имеет имя «авось», направило мои стопы к крайнему из трех мощных стеклопакетов. Если заметят – прыгну назад, подумают, померещилось. Всерьез мою рожу, что возникла из ниоткуда, никто не воспримет. А если воспримут, то не рискнут рассказать другим. Если только в качестве хохмы. Тогда ладно, я согласен, пусть считают, что в образе демона-мстителя являюсь по грешную душу, и может у кого-то совесть проснется.

Ноги напружились для возможного отхода в стиле вратарского броска, и я осторожно заглянул внутрь.

Хорошо, что маскировался. Недавняя подружка находилась в гостиной, куда выходило это окно, и находилась там не одна. Игнорируя мебель, она активно миловалась на полу с новым кавалером. Или старым. Свято место пусто не бывает, а несвято – особенно. Разбросанная одежда свидетельствовала о скорости снимания, более высокое тело распределилось в простеньком кроссворде по горизонтали, над ним самка богомола готовилась к заключительному пиршеству.

Как нарываться на неприятности, так и обламывать ни в чем не повинного парня не хотелось. Я присел в одно из задубевших балконных кресел, с которыми было связано немало воспоминаний. Мы и на балконе творили такое, что у надменного папы, доведись узнать, на плеши вновь выросли бы волосы. И лишь для того, чтоб разом поседеть и встать дыбом.

В успокоившихся извилинах родилась гениальнейшая мысль, которая заставила покраснеть из-за собственной глупости: зачем терять время, если можно его не терять? Помимо гостиной, куда выводили окно и запертая изнутри балконная дверь, сюда же выходило окно кухни, где для проветривания постоянно отворена фрамуга. Фрамугу все еще прикрывала противомоскитная сетка, которую я, сдвинув вверх, осторожно вынул. Кисть скользнула внутрь, поворачивая ручку соседней створки. Если б Задольские сэкономили на отворявшейся половинке, попасть внутрь без шума было бы затруднительно – пришлось бы выдавливать открывавшуюся часть, ломая тонкую стальную фурнитуру внутри. Тоже вариант, но – спасибо небедному семейству, что никогда не экономит на комфорте.

Просочившись так, чтобы ничем не стукнуть и ничего не задеть, я восстановил за собой целостность окна. Кухня интереса не представляла, а в места, где могли спрятать повешенные на меня документы, путь лежал через коридор. Тот соединялся с гостиной огромным лепным проемом, а там, в гостиной, на толстом ковре между диванами и камином, там же, где столько раз…

Тьфу, сколько можно вспоминать? Соскучился, что ли? Если судить не о личностях, а о процессе… Увы, человек намного большее животное, чем ему кажется, и «соскучился» в данный момент – не то слово. Я просто озверел, если честно. Перед глазами всплыли ночные плясуньи – от Настены до Катеньки и… Полины. Да, особенно, с какой-то стати, (главное слово – «особенно») выделялась она, Полина. С ровно посаженной точеной головкой, твердой походкой, прямым взором и, что вспоминалось не в последнюю очередь, с колдовской упругостью, что желанно сводила ладони и утягивала мечты в неизведанное. Точно, соскучился я по женской части. И одна весьма аппетитная часть как раз находилась за стенкой, выдавая рулады, достойные стада мартышек, которых давил гиппопотам.

Меня понесло в берлогу этой стонуще-плачуще-вопящей части. То есть, в спальню. Именно в ее спальню, а не в используемую не по назначению гостиную, к которой этот термин в данный момент применялся в несколько ином контексте. Участники шоу настолько мощно закатывали глаза, что проскользнуть удалось незамеченным. Еще и полюбоваться успел по дороге. Хорошо, не сподобился надавать парню советов, как правильнее обращаться с живой бомбой, доставшейся ему в руки и не только в руки.

Комнату я знал как не страдающий склерозом крот свою нору. Никаких сейфов, никаких запирающихся шкафчиков. Сусанне нечего было скрывать. Простая и не стеснявшаяся ничего естественного (даже в туалет за собой не всегда дверцу закрывала), она могла и папаше, случись тому подняться сейчас домой, просто кивнуть приветливо и попросить не мешать еще некоторое время. Правда, в адекватной реакции папаши я не уверен. Командовать любит до чертиков, а застигнутая за чем-то дочь – дополнительный козырь давления в случае необходимости. Наверное, глазам предстал бы неплохой концерт, но меня устраивало нынешнее положение вещей: папаша далеко, Сусанна занята.

Прошло две минуты, три, пять. Я убедился, что дальнейший обыск ничего не даст. Ну не держала Сусанна в комнате лишнего. А если не дома, то где? У папаши? Его комната, напичканная государственными и частными секретами, нашпигована сигнализациями, и мне не по зубам. К тому же, как почему-то думается, Сусанна брала документы именно для себя. И кинуть могла не только меня, но и родного папулю.

Где же искать? Придется задавать вопросы. Подождем, пока бывшая подружка останется одна, не может же у них это продолжаться вечно. У нас с ней – да, это выглядело нескончаемым, но чисто субъективно. А когда из участника превращаешься в зрителя…

Хм, а что мне делать, если парочка завалится сюда до того, как ее прекрасная половина избавится от сильной? Парень не Геракл, на вид – тоже студент, ровесник Сусанны. Есть шанс отбиться.

Не лучшая идея. Думаем дальше. Вариантов «прячущийся любовник» имелось два: под кроватью и в шкафу, очень похожем на тот, что стоит в ныне пустой комнате Вадима. Или можно защищаться бронзовым торшером, пока буду пробиваться в гостиную или на кухню, чтоб выпрыгнуть в окно. Это, конечно, тоже варианты, но… не варианты. Нужно найти что-то более удобное для драки, точнее, для разговора. Как известно, доброе слово и дубина лучше, чем просто доброе слово или просто дубина. Слова подберутся сами, а вот о правильном оружии стоит позаботиться. Взяв в правую руку керамическую вазу, а в левую скомканную простыню, чтоб броском дезориентировать противника, я уселся на постели в ожидании удобного случая. Возможно, парень уже одевается, скоро хлопнет дверь, и ваза с простыней не пригодятся в беседе.

Опаньки. Меня отбросило назад, как ребенка от розетки. А это что за фрукт?! Из отворившейся ванной появился еще один парниша: крепкий, мускулистый, с кубиками на животе и хорошо прокачанными ягодицами. Еще бы не заметить, если на нем только это.

Логично, когда к жизнелюбивой девице из ванной выходит молодой человек. Нелогично, когда еще один молодой человек уже покряхтывает в компании вышеназванной жизнелюбивой девицы. Жизнелюбие недавней подружки я сильно недооценивал. Видимо, слушки о ней имели под собой крепкое основание. Говаривали, что Сусанна любит погорячее во всех смыслах, включая нетрадиционные. Со мной она ничего такого себе не позволяла, мы обходились стандартным набором…

Гм, а можно ли считать стандартным набором забавы со связыванием, с масками, ролевые игры в сантехника и хозяйку, в больного и медсестру, в пассажира и стюардессу, в преподавателя и студентку, в полицейского и задержанную… Пардон, сместим акценты в сторону правды: в студента и преподавательницу, в задержанного и полицейскую. Периодически игрища разбавлялись наказаниями друг друга по филейным частям, еще Сусанна любила царапаться и не возражала, если ее немного помнут и даже придушат в миг эйфории. А однажды, действительно, случился прокол с ее стороны: в особо пикантный момент ведьмины глазки пронзили меня до самого позвоночника, осведомляясь:

– А хотел бы попробовать лямур а ля труа?

Тогда я принял за шутку, глумливо расплывшись в довольстве:

– Кого из подруг предлагаешь в компанию?

Вместо подруг я тогда получил по шее и порцию ссадин в самых неожиданных местах.

Но вернемся в настоящее. Из гостиной пробилась осмысленная речь:

– Ну а как же…

– …Завтра вечером набери…

– …Не уверен, что выберусь…

– …Обязательно!

– …Ну, как хочешь.

– …А я – да.

– …Да есть же у меня твой номер…

Прощаются? А если Сусанна тоже решит уйти?

Голоса слышались пока с того же расстояния:

– …Да… и я…

– …Теперь пойдем…

Слова сливались, удалялись… наступила тишина.

Ясно одно – сейчас сюда не зайдут. У меня появилась отсрочка. Пока жизнелюбцы осваивали бильярдную, я нашел маленькую видеокамеру, решив снять на память… гм, для компромата, развлечения подставившей меня подружки. Чтобы предъявить при надобности. Хоть что-то. Пусть для такой, как Сусанна, это совсем не болезненно, но кто знает, как повернутся дела в будущем.

Не успел. Бильярдная отворилась, шаги и голоса переместились в прихожую. Уходят? Пока общее внимание отвлечено, я проскочил через коридор обратно на кухню, и камера, брошенная в приоткрытое на секунду окошко, исчезла в невидимом теле корабля. На укор души, что взял чужое, нашлось внешне приемлемое оправдание, углубляться в которое не хотелось: это же не кража, а возмещение морального ущерба. А камера хорошая, мощная, если понадобится, в следующий раз без риска для жизни можно через окно снимать.

Подумав, я прихватил также маски для Хэллоуина – всяких скелетов, чертей, чудищ, вампиров и зомби. В одной из таких я пугал Вадима. От Сусанны не убудет, а мне эти штуки могут пригодиться.

В прихожей хлопнула входная дверь, затем Сусанна проследовала в спальню. Одна? Непонятно.

Я выглянул одним глазом… вторым… и, наконец, в коридор вылезла вся голова. Как показало краткое следствие, слинял из логова жизнелюбия только один парнишка. Не знаю, какой остался, это и неважно. Ладонь зажала настольную бронзовую пепельницу и заранее занесла для удара. Теперь поговорим.

Нервы искрили, но волновался я зря: во-первых, свет внутри оказался выключен, во-вторых, на глазах привязываемого к кровати парня красовалась повязка, в-третьих, замершая над распятым телом Сусанна даже не обернулась, мое нежданное прибытие воспринялось ей как должное.

– Передумал?

С кровати на меня пялилось второе, главное лицо Сусанны – ухмыляющееся, позевывающее, плотоядно облизывающееся.

– Молодец, что передумал, – знойно проворковала подружка, пока ее тыл в упор разглядывал меня на предмет сожрать и переварить. – Я плохо себя вела. Говорила плохие слова. Обидела бедного мальчика. Отшлепай меня.

По спине потекло. Это пот? Скорее, ливень, хотя все-таки пот. Липкий и противный. В голове что-то щелкнуло и перегорело. Пепельница опустилась на тумбочку. Не понимая, что делаю, я как зомби побрел на неодолимый зов. Колени не гнулись. Дыхание сбивалось. Проклиная все на свете, включая себя, я встал к бесстыже выпяченному барьеру. Во рту пересохло.

Тыщ! Вязкая волна разнеслась по спелым формам. Совершенно не рассуждая, я начал скидывать одежду. Что я делаю… О, что я делаю!

Тыщ!!!

– Да! Да! Ух! – вторили девичьи взвизги.

Ох, Сусанна, Сусанна, собирался же только…

«Но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона, находящегося в членах моих…»

Сусанна вдруг обернулась чуточку назад, на напирающего сзади меня. Узнает… заорет… Бежать сейчас, в таком состоянии, прошу прощения за каламбур, я был не в состоянии.

Нет, в едва подсвеченной из щелей темноте она не узнала, просто не увидела меня, зато как почувствовала – надавившего, сгребающего, исходящего неуклюжими попытками отворить ключом целебные подземелья. И я, не знаю как, желая и не желая, зовя и проклиная, провалился в нее, словно ногой в зыбучий песок.