Император Николай II. Человек и монарх

Тело усопшего Императора пролежало в Ливадийском дворце пять дней. 21 октября Государь записал в дневник: «Выражение лица у дорогого Папа? чудное, улыбающееся, точно хочет засмеяться!»[537 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 21 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 124.] Все это время в Москве и Петербурге готовились погребальные церемонии. В Ливадии ждали прибытия из Петербурга и Харькова профессоров И. Ф. Клейна, Д. Н. Зернова и М. А. Попова, которые должны были произвести вскрытие, а также доставку двух гробов металлического и дубового для транспортировки тела в столицу. Было решено, что прощание с покойным пройдёт в Московском Кремле, а затем в Петербурге в Петропавловском соборе состоятся прощание и похороны.

22 октября, из-за быстро начавшегося разложения, тело Покойного было перенесено с верхнего этажа на нижний и помещено под иконами в большой комнате. У изголовья священники поочередно читали Святое Евангелие и псалмы. Вечером того же дня было осуществлено вскрытие, которое признало, что «Император Александр скончался от паралича сердца при перерождении мышц гипертрофированного сердца и интерстициальном нефрите (зернистой атрофии почек)»[538 - Правительственный Вестник за 23 октября 1894 г.].

23 августа в Ливадию прибыл пароход, доставивший золотую корону и шашку Императора, которые должны были быть возложены на гроб, покрытый чёрной материей. Вечером 25 октября тело Императора Александра III, облачённое в мундир Лейб-гвардии Преображенского полка, было перенесено в Вознесенскую Ливадийскую церковь. Тысячи людей стекались со всего Крыма в Ливадию и окружали как саму церковь, так и прилегающие к ней горы.

В 18 час. 40 мин. Государь, Великий Князь Георгий Александрович, великие князья и генерал-адъютанты под звон колоколов и церковные песнопения на руках вынесли гроб из дворца, где его приняли на носилках казаки Конвоя. Печальная процессия двинулась к церкви в окружении конвойцев, державших в руках факелы. Когда она подошла к храму, солдаты взяли на-караул и горнисты затрубили военной сигнал «В поход!», затем он оборвался, и над процессией поплыли торжественные аккорды духовного гимна «Коль славен наш Господь в Сионе…». Гроб был установлен в церкви, где была отслужена панихида. После этого началось прощание крымчан с покойным Государем. В течение всей ночи люди разных сословий, богатые и бедные шли, чтобы поклониться Усопшему. Число желающих проститься было столь велико, что многие из них не сумели попасть в церковь и пытались это сделать на следующий день[539 - Памяти Императора Александра III. С. 32.]. С Покойным прощались также солдаты и офицеры воинских частей, расположенных в Крыму.

Ощущение, что любимый отец покинул дом, угнетающе действовало на Государя: «Вернулись в пустой дом разбитые нравственно!»[540 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 25 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 125.] Всё вокруг напоминало об отце, о днях, которые они проводили вместе: «Сидели у моря, на том месте, где ещё недавно были вместе с незабвенным Папа?».

27 октября, после заупокойной литургии, гроб с телом почившего Императора был вынесен из церкви, установлен на катафалк. Процессия двинулась пешком в Ялту. Ни Государь, ни его Матушка, ни Великие Князья и Княгини не согласились сесть в экипажи и весь долгий путь проследовали пешком. Император Николай II был одет в мундир Лейб-гвардии Преображенского полка с Андреевской лентой через плечо. На пирсе Ялты, гроб был поставлен на Государев катер и доставлен на крейсер «Память Меркурия». Николай II взошёл на борт крейсера, и на грот-матче был поднят Императорский штандарт. «Память Меркурия» взял курс на Севастополь. Ялта провожала Почившего Государя ружейными и орудийными залпами. «Картина была величественная, не поддающаяся описанию, оставившая на всю жизнь память о безвременно почившем Монархе», – писали в те дни «Московские ведомости»[541 - Московские Ведомости. 1894. № 296.].

28 февраля крейсер с прахом Царя-Миротворца встречала на рейде Севастополя вся Черноморская эскадра. Николай II записал в дневнике: «Вся эскадра стояла выстроенная в одну линию, совершенно как месяц тому назад. Но Боже! Какая ужасная разница с того раза, каким весёлым смотрел тогда Севастополь!»[542 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 27 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 125.] Черноморский флот был обязан Императору Александру III своим возрождением: на момент его вступления на престол флот насчитывал несколько вооружённых пароходов и ни одного броненосца. К концу царствования Императора Александра III Черноморская эскадра состояла из 15 эскадренных броненосцев, 3 броненосцев береговой обороны, 10 крейсеров 1 и 2 рангов, 14 канонерских лодок и 72 миноносцев. Боевые корабли артиллерийским салютом встретили покойного Императора. Гроб был перенесён на пристань. Как сообщали «Московские ведомости»: «Тысячи из народа вместе с Государем Императором и Царской Семьёй чувствовали потерю и рыдали»[543 - Московские Ведомости. 1894. № 297.]. После панихиды саркофаг был помещён в траурный вагон специального поезда. Император Николай II, Императрица Мария Феодоровна, Великая Княжна Александра Феодоровна и другие члены Семьи следовали в Императорском поезде, шедшим сразу вслед за траурным. Цесаревич Георгий Александрович из-за своей болезни не мог поехать вместе с родными на похороны отца: ему нужно было возвращаться на Кавказ. «И в этом горе было ещё грустное расставание с дорогим Георгием», – с горечью отметил Николай II в своём дневнике[544 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 27 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 125.]. Те же чувства испытывал и Георгий Александрович. Ему было ещё тяжелее: он возвращался в своё кавказское «изгнание», один на один с постигшим горем. «Грустный день для меня, – писал он в дневнике. – В ? 9 поехали в церковь, и после литии вынесли гроб и понесли его в Ялту. Печальное было это шествие, кто мог предполагать, что дорогой Папа? так уедет из Ливадии. Боже, как это тяжело. Бедная Мама? провожала гроб пешком до самого мола: несли гроб стрелки, казаки и матросы. Народу было масса, и всё это плакало. Шли больше двух часов, и после литии на моле гроб был перенесён на “Память Меркурия”, и в ? 12 мы пошли в Севастополь. Грустное было это пребывание в Ливадии: приехали мы в надежде, что Папа? поправится, но вышло иначе. Пришли в Севастополь в ?, и там было очень холодно. Когда пристали, гроб был перенесён в вагон, и бедного Папа? увезли. В 5 часов пришлось проститься с Мама?, Ники, Аликс, Ксенией[545 - Великая Княгиня Ксения Александровна (1875–1960), сестра Императора Николая II.], Сандро[546 - Великий Князь Александр Михайлович (1866–1933), дядя Императора Николая II.], Мишей[547 - Великий Князь Михаил Александрович (1878–1918), брат Императора Николая II.], Ольгой[548 - Великая Княжна Ольга Александровна (1882–1960), сестра Императора Николая II.], тётей Аликс[549 - Александра, принцесса Уэльская (1844–1925), урождённая принцесса Датская, жена наследника английского престола Альберта-Эдуарда, сестра Императрицы Марии Феодоровны.], дядей Берти[550 - Альберт-Эдуард, принц Уэльский, будущий король Великобритании Эдуард VII (1841–1910).], дядей Алексеем[551 - Великий Князь Алексей Александрович (1850–1908), брат Императора Александра III, дядя Императора Николая II.]и тётей Ольгой[552 - Королева эллинов Ольга (1851–1926), урождённая Великая Княжна Ольга Константиновна, дочь Великого Князя Константина Николаевича, внучка Императора Николая I.]. Это было ужасно тяжело, в особенности теперь, когда бедный Папа? умер, на похороны которого меня не пустили»[553 - Дневник Великого Князя Георгия Александровича за 1894 г. Запись за 27 октября // ГА РФ. Ф. 675. Оп. 1. Д. 2. Л. 300.].

В начале шести часов вечера 28 октября траурный поезд остановился в Борках (Спасов Скит) Харьковской губернии, возле которых 6 лет тому назад Царская Семья спаслась во время крушения поезда. На платформе был выстроен почётный караул Пензенского полка и отслужена панихида в присутствии Государя. Остальные члены семьи молились в траурном вагоне. На панихиду были допущены все желающие.

Такие же остановки были в Харькове, Курске, Орле, Туле. Всюду десятки тысяч людей приходили проститься со своим почившим Царём. Во всех городах магазины были закрыты, торговля не велась, а улицы и площади были затянуты чёрным сукном. Чувство горя, потери постоянно довлело над Императором Николаем II. «Выспался хорошо; но как только приходишь в себя, сейчас же ужасный гнёт и тяжёлое сознание совершившегося возвращаются в душу с новой силой!» Присутствие любимой невесты помогало Царю переносить горе: «Для меня присутствие ненаглядной Аликс в поезде, громадное утешение и поддержка. Сидел с ней целый день», – писал Николай II в своём дневнике[554 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 29 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 126.]. Александра Феодоровна, на которую тоже удручающе действовала обстановка каждодневных траурных мероприятий и панихид, писала своей дармштадтской подруге Тони Беккер: «Единственное утешение – иметь возможность молиться вместе с моим бедным мальчиком, уже совсем скоро как его жена, быть постоянно рядом с ним, помогать ему и утешать. Это очень тяжело оказаться на таком ответственном посту в таком юном возрасте – но ему будет помогать Милосердный Бог и молитвы его благоверной. Дивный Крым – как тяжело было его покидать, и как я благодарная судьбе, что ещё раз увиделась с его дорогим отцом»[555 - Великая Княжна Александра Феодоровна – Т. Беккер. 14 ноября 1894 г. // Briefe Der Zarin Alexandra Von Russland: AnIhre Jugend freundin Toni Becker-Bracht. Authors: Lotte Hoffmann-Kuhnt. Books On Demand. 2009. S. 94.].

Вечером 30 октября траурный поезд прибыл в Москву. Встречать поезд прибыли генерал-губернатор Москвы Великий Князь Сергей Александрович с Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной, Великий Князь Михаил Николаевич, Принц А. П. Ольденбургский, митрополит Московский и Коломенский Сергий (Ляпидевский), министр внутренних дел И. Н. Дурново, заведующий Дворцовой частью в Москве А. Д. Столыпин[556 - Отец будущего Председателя Совета министров П. А. Столыпина.], московский губернатор А. Г. Булыгин и другие. При выносе гроба из поезда на площадь, во время панихиды при возгласе «Вечная Память!», Государь и вся Царская Семья опустились на колени. Вслед за ней на колени опустилась огромная масса народа, стоявшая на площади. Затем траурная процессия во главе с Императором Николаем II двинулась через Красные Ворота, по Мясницкой улице, Лубянской площади, Китайскому проезду, Театральной и Воскресенской площадям, через Иверские ворота на Красную площадь и через Никольские ворота в Кремль. Когда процессия проходила мимо Иверской часовни, Государь зашёл в неё и приложился к иконе Божьей Матери. Катафалк был встречен на паперти Архангельского собора Кремля высшим духовенством, а затем Николай II, великие князья и генерал-адъютанты подняли гроб и на руках внесли его в усыпальницу русских Царей Рюриковичей. По усопшему Монарху были отслужены панихиды, а затем священники круглосуточно читали над гробом Евангелие и Псалтырь. По приказу Императора Николая II для народа при московских монастырях и народных столовых были устроены щедрые застолья. Обеды состояли из щей с говядиной (на каждого человека полагался один фунт говядины), фунт хлеба печёного, большого пирога с начинкой и горохового киселя, а также мёда и пива. Во всех местах было определено выдать 24 тыс. 800 обедов, но на самом деле было выдано намного больше[557 - Памяти Императора Александра III. С. 93.]. За обедами давалось всего в таком изобилии, что многие хлеб и пироги забирали с собой на дом.

С вечера был открыт доступ в Архангельский собор для прощания с покойным Императором, которое продолжалось почти сутки. Днём и ночью люди шли проститься с Царём-Миротворцем. Корреспондент «Московских новостей» дал описание этого народного прощания: «В благоговейной тишине проходят мимо гроба своего Государя целые вереницы людей, и каждый проливает слезу над прахом Великого Царя, каждый даёт ему “последнее лобзание”. Мужики в нагольных тулупах и полушубках, солдаты, торговцы, студенты, гимназисты – все поспешили проститься с Великим Государем и пролить слезу над его прахом. Державная рука Усопшего была влажная от капавших на неё слёз прикладывавшихся. На ней смешались слёзы Государыни и её Державного сына со слезами всех русских людей, начиная от членов Царской Семьи и кончая самым бедным, самым отверженным сыном великой Руси. И в этом-то смешении слёз, пролитых над гробом усопшего Государя, свершилось великое, таинственное, недоступное будничному уму единение Русского народа со своим великим, возлюбленным Государем»[558 - Памяти Императора Александра III. С. 87–88.].

В 10 час. утра 31 октября Император Николай II в сопровождении Вдовствующей Императрицы, Великой Княжны Александры Феодоровны и Великого Князя Сергея Александровича принял в Георгиевском зале Кремля представителей московского дворянства, других сословий, духовенства, земств, иностранных консулов. Обращаясь к ним, Государь сказал: «Тяжко и больно быть теперь в Москве, которую так искренно любил Мой незабвенный Батюшка. Но Императрица и Я находим сердечное утешение в молитвах и тех слезах, которые вся Россия проливает в эти дни испытания. Да поможет мне Господь служить нашей горячо любимой родине так же, как служил Мой покойный Отец, и вести ее по указанному Им светлому и лучезарному пути»[559 - Памяти Императора Александра III. С. 90.].

Чего эта речь стоила Государю, видно из его дневника: «Утром встал с ужасными эмоциями, т. к. в 9 ? идя с Мама? в Архангельский соб.[ор], через залы, должен был сказать несколько слов собравшимся сословиям в Георгиевском зале. Это сошло, слава Богу, благополучно!»[560 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 31 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 126.]

31 октября вечером состоялся отъезд траурного поезда в Санкт-Петербург, где в родовой усыпальнице Дома Романовых соборе Св. Апостолов Петра и Павла, Император Александр III должен был быть предан земле. «После литии гроб вынесли и поставили на колесницу, и мы снова тронулись тою же дорогою к станции. Таяло – идти было совсем тепло. В 12 ч. поезд тронулся. Пересели в Николаевский поезд в Химках и поехали дальше. Отдыхали в вагоне. В Твери была отслужена панихида. Все время сидел у своей дорогой Аликс», – отметил Государь в своём дневнике[561 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 31 октября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 126.].

26 октября в Петропавловском соборе слева от главного входа начали копать могилу. Техника погребения русских Императоров была довольно сложной. В полу собора делали продолговатое отверстие для склепа глубиной около 2,5 м («три аршина»), шириной 1,5 м и длиной 2,5 м. Стены могилы выкладывали камнем, а затем облицовывали медью и устанавливали специальные штыри для закрепления крышек саркофага[562 - Боханов А. Н. Прощание с государем // Аргументы и факты, январь, 1998 г.].

Траурный поезд прибыл в Петербург 1 ноября в 10 час. утра. Государь писал в дневнике: «Пересели на ст. Обухове в траурный поезд и в 10 час. прибыли в Петербург. Горькое свидание с остальными родственниками. Шествие от вокзала до крепости продолжалось 4 часа, благодаря тому, что мосты на Неве были разведены. Погода стояла серая – таяло. После панихиды приехали в Аничков [дворец]. Каким он кажется опустевшим. Я больше всего боялся этой минуты для дорогой Мама?. ‹…› Порядочно устали за этот день! В 8 ч. поехал с Мишей на вечернюю панихиду»[563 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 1 ноября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 126–127.].

Граф С. Д. Шереметев, сопровождавший тело покойного Императора в траурном поезде, оставил следующую запись в дневнике: «Государь взошёл в вагоне и стал у изголовья. Прочие Великие Князья и Воронцов окружили гроб. Владимир Александрович по правую руку Государя. В ту минуту, как нужно было поднять гроб, Государь обратился в мою сторону и крепко пожал мне руку. Такое внимание в такую минуту мне было очень дорого. Когда вынесли гроб, я вышел за ним из вагона. Долго стояли мы на площадке и на ступенях лестницы, пока дворцовые гренадеры не внесли гроб и не поставили его на катафалк»[564 - Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 175.].

Ещё было темно, когда народ стал собираться на Невском проспекте, Сенатской площади, Английской и Университетской набережных, Биржевой площади и Александровскому проспекту, в тех местах, по которым покойного Царя должны были проводить в последний путь «всея Земли». Погода была тёплая, но сырая и над Петербургом висел густой туман. Огромной похоронной процессии предстояло проделать путь от Николаевского вокзала до Петропавловского собора. Из-за продолжавшегося ледохода Троицкий и Дворцовые мосты, бывшие в ту эпоху ещё понтонными, были разведены, и весь путь, сопровождавшийся литиями у Казанского и Исаакиевского соборов, продолжался не меньше шести часов.

Очевидец генерал М. А. Свечин вспоминал: «Молодой Император, в форме Преображенского полка (в котором смерть Его Отца застала Его командиром 1-го батальона) в легком пальто и барашковой шапке, следовал пешком за катафалком. За ним следовал ряд траурных карет Императрицы, Великих Княгинь и Княжон и многочисленная Свита. Можно себе представить, какой ряд мыслей за столь долгий похоронный путь, терзал только что вступившего на престол Величайшей Российской Империи!»[565 - Свечин М. А. На рубеже XIX – XX столетий. Служба Царю и Родине // Николай II в воспоминаниях и свидетельствах. М.: Вече, 2008. С. 44.]

За катафалком следовало духовенство, несшее хоругви, кресты и иконы, совершая заупокойные молитвы. Возглавлял духовенство митрополит Петербуржский и Ладожский Палладий (Раев). Церемониймейстеры несли 52 знамени и 12 гербов главных владений Российской Империи. Во всё время шествия все храмы города вели похоронный перезвон колоколов, пушки Петропавловский крепости через определённый период времени давали артиллерийский салют.

В 14 час. катафалк с телом усопшего Царя был помещён в Петропавловский собор. Митрополит Палладий встретил Государя приветствием, которое заканчивалось пророческими словами: «Августейшее имя Императора Николая Второго будет благословлено и прославлено в летописях народных в роды родов!»[566 - Памяти Императора Александра III. С. 124.] После панихиды Государь последовал в Казанский собор, где приложился к чудотворной иконе Пресвятой Богородицы. После этого он вернулся в Аничков дворец. Затем началась подготовка к похоронам, которые были намечены на 7 ноября. Собор был открыт для народного прощания днем и в ночное время: с 22 час. до 8 час. утра. Как и в Москве, бесконечные толпы людей, самых разных сословий, пришли проститься с Царём-Миротворцем. В первый же день 1 ноября проститься с прахом Императора Александра III в Петропавловский собор пришло 14 тыс. 500 человек. Всего за 6 дней с покойным Монархом простилось 179 тыс. 500 человек, не считая военнослужащих и воспитанников военно-учебных заведений[567 - Докладные записки без подписи Императору Николаю II по мероприятиям по похоронам Императора Александра III // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2119. Л. 2.]. По повелению Государя для народа были устроены поминальные обеды на 100 тыс. человек.

В течение всего ноября 1894 г. Зимний дворец посещало множество депутаций со всех концов Российской империи, которые приезжали, чтобы выразить верноподданнические чувства молодому Государю. Эти делегации достигали 500 человек за раз. Император Николай II принимал их в Николаевском зале. В этом зале Царь будет принимать большие делегации в течение всего своего царствования[568 - Несин В. Зимний дворец в царствования последнего Императора Николая II (1894–1917). СПб.: Нева; Летний Сад, 1999. С. 75.].

2 ноября Государь принял членов Государственного Совета. Встреча происходила в Аничковом дворце. Император Николай II обратился к членам Совета, выразив им от имени Почившего Государя глубокую благодарность за понесённые труды[569 - Полное собрание речей Императора Николая II. 1894–1906. Составлено по официальным данным Правительственного вестника. СПб.: Друг народа, 1906. С. 5.].

3 ноября Николай II принял с докладом председателя Комитета министров Н. Х. Бунге, 4 ноября – министра иностранных дел Н. К. Гирса и министра финансов С. Ю. Витте.

7 ноября наступил день придания земле тела Императора Александра III. Государь, Императрица Мария Феодоровна, Великая Княжна Александра Феодоровна, Великие Князья и Княгини, представители иностранных династий и правительств прибыли в Петропавловский собор в 10 час. утра. На похороны Александра III также прибыли: король Дании Христиан IX, король Греции Георг I, принц Уэльский Альберт-Эдуард, князь Черногорский Николай, брат германского императора принц Генрих Прусский, брат императора Австро-Венгрии эрцгерцог Карл-Людвиг, всего более ста гостей из почти всех владетельных домов Европы[570 - Боханов А. Н. Мария Федоровна. С. 305.].

Ко времени их прибытия собор был уже наполнен духовенством, высшими сановниками, губернаторами, лицами свиты Его Величества. Чувства, переживаемые во время похорон Государем, отражены им в его дневнике за 7 ноября: «Второй раз пришлось пережить те часы скорби и печали, какие выпали на нашу долю 20 октября. В 10 ? началась архиерейская служба и затем отпевание и похороны дорогого незабвенного Папа?! Тяжело и больно заносить такие слова сюда – всё ещё кажется, что мы все находимся в каком-то сонном состоянии и что вдруг! Он опять появится между нами!»[571 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 7 ноября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 129.]

Граф С. Д. Шереметев также оставил воспоминания о прощании 7 ноября: «Первою быстро подошла Императрица и опустилась до земли у самого гроба, её поддерживали: Государь и Великий Князь Владимир Александрович. Долго ее голова касалась подножья гроба. Потом быстро встала – подошла – поцеловала – взглянула – ещё поцеловала – зашаталась, и её отвели. ‹…› Государь подошёл – бледный – лицо исхудало – выражение горя великого. Приложился – поклон до земли. ‹…› Под конец Императрица подошла вторично – и когда крышку гроба держали над гробом – Государь быстро подошёл последним и простился ещё раз. Минута страшная и удивительная по своей простоте и правде. Гроб понесли к могиле. ‹…› Дворцовые гренадеры опустили медленно гроб в могилу. Раздались выстрелы. Казалось, все в соборе проникнуты одним порывом. Пропели Вечную Память, и началось движение. Государь и Императрица бросились один к другому – и отошли. Ещё немного и послышались голоса караула, впервые приветствовавшего нового Государя. В это время впервые перед ним преклонился штандарт»[572 - Дневник Императора Николая II. Т. 1. Комментарии. С. 127.].

Император Николай II, выйдя из собора, приветствовал караул, отвечавший ему громким дружным «ура!». Затем Государь отбыл из крепости в открытой коляске вместе с Великим Князем Михаилом Александровичем. Густые массы народа, стоявшего по улицам, восторженно их приветствовали, всюду слышалось пение гимна «Боже Царя храни»! Началось царствование Императора Николая II.

Бракосочетание Императора Николая Александровича с Великой Княжной Александрой Феодоровной

Этого дня с нетерпением давно ждали Император Николай Александрович и Великая Княжна Александра Феодоровна. Но ещё совсем недавно казалось, что он наступит не скоро, через год, полтора – не раньше. Однако смерть Императора Александра III стремительно приблизило его. 20 октября в связи с кончиной Царя был объявлен годичный траур, разделённый на 4 этапа, в первые два из которых он был особо глубоким. Брак же является праздником. Возникали вопросы, насколько он уместен с моральной точки зрения? Некоторые из ближайшего Царского окружения считали, что Великая Княжна должна вернуться в Дармштадт и там ждать окончание траура. Но Николай II «не хотел, чтобы Аликс возвращалась в Дармштадт. Она была так нужна ему»[573 - Лили Ден, Йен Воррес. Указ. соч.]. Государь считал, что бракосочетание нужно совершить немедленно, в Ливадии, в скромной семейной обстановке, «пока ещё дорогой Папа? под крышей дома». Этого же мнения придерживалась и Императрица Мария Феодоровна. Но большая часть Семьи, включая старших великих князей, находили это неудобным, полагая, что такого рода события должны проходить в столице. Великая Княгиня Елизавета Феодоровна сообщала королеве Виктории: «Эта свадьба будет семейной, как и свадьба Мама?[574 - Великая Герцогиня Гессенская и Рейнская Алиса (1843–1878), мать Императрицы Александры Феодоровны и Великой Княгини Елизаветы Феодоровны.]. Это не только их (Николая II и Александры Феодоровны. – П. М.) желание, но желание всей Семьи и всей России. Они смотрят на это как на свой долг и обязанность начать эту новую и трудную совместную жизнь, благословенную священным Таинством брака. Это будет скоро. Это последние дни, когда могут венчать, так как начинается Рождественский пост и потом можно только уже в новом году»[575 - Миллер Л. Святая мученица Российская Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. М., 1994. С. 79.].

Последующий до свадьбы период был нравственно очень тяжел для Великой Княжны Александры Феодоровны. С Женихом она виделась крайне мало, так как он всецело был занят участием в похоронных мероприятиях и государственными делами. Кроме того, многие окружающие встретили её холодно. Некоторые дамы высшего общества, например княжна А. А. Оболенская и графиня Е. А. Воронцова-Дашкова, не могли ей простить её неприятие светского общества. Ей претили шумные обеды, завтраки и игры, которым предавалось общество в Ливадии, в то время как умирал Император Александр III. Ей и в дальнейшем не будут прощать неприятие пышных и расточительных празднеств, балов и увеселений. Она была слишком независима, слишком проста и естественна посреди самомнения, цинизма и невероятной гордыни, чем характеризовались многие представители российской элиты того времени. Самой своей личностью, своей искренней, почти детской верой в Бога, Государыня обличала русское общество, всё больше отступавшего от Него. Несмотря на то, что в юные годы Государыня была редкостно красивой женщиной, в ней с первых дней пытались найти «некрасивые», «немецкие» черты. Так, Витте, увидев её в первый раз 2 ноября 1894 г., нашёл, что «новая Императрица была красива, хотя у неё всегда было нечто сердитое в складке губ»[576 - Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. С. 4.]. Неприятие своей будущей Государыни высказывал также и другой высокий сановник Империи, помощник министра иностранных дел граф В. Н. Ламздорф. Он, как и его начальник Н. К. Гирс, не находили будущую Императрицу красивой. Ламздорф явно испытывает удовольствие, когда пишет, что «при Дворе её даже находили уродливой». Граф не брезговал сочинять самые невероятные сплетни об отношениях Николая Александровича и Александры Феодоровны, которую называл «неуклюжей». По словам Ламздорфа, Николай II, будучи ещё Цесаревичем, якобы «избегал встречаться с ней, Государыне она тоже не понравилась; в очертании её рта находили какие-то признаки цельного, но неприятного характера». Ламздорф считал, что любовь Николая II к Невесте «не соответствует действительности»[577 - Ламздорф В. Н. Дневник 1894–1896. С. 59.].

Знаменитая петербургская салонная «профессиональная» сплетница генеральша А. В. Богданович записала в дневник: «Молодую Царицу считают portemalheur’ом[578 - Приносящую несчастье (фр.).], что всегда с ней идёт горе»[579 - Богданович А. В. Три последних самодержца. М.–Л.: Изд-во Л.Д. Френкель, 1924. С. 204.]. З. Н. Гиппиус, уже в эмиграции, заключала: «Царица никому не нравилась и тогда, давно, когда была юною Невестой Наследника. Не нравилось её острое лицо, красивое, но злое и унылое, с тонкими, поджатыми губами, не нравилась немецкая угловатая рослость»[580 - Цит. по: Боханов А. Н. Александра Федоровна. М.: Вече, 2008. С. 91.].

Брат Императрицы Александры Феодоровны герцог Эрнст-Людвиг Гессен-Дармштадтский в своих воспоминаниях утверждал: «С самого начала многие родственники, особенно Михень[581 - Великая Княгиня Мария Павловна-старшая, супруга Великого Князя Владимира Александровича.], были настроены против неё. Они называли её “cetteraedeanglaise”»[582 - Эта чопорная англичанка! (фр.).][583 - Скорбный ангел. С. 29.].

Редким диссонансом звучали слова некоторых представителей Династии, лишённых склонности к интриганству. Так, Князь Императорской крови Гавриил Константинович вспоминал о своих впечатлениях от личности Государыни: «Императрица Александра Феодоровна была писаная красавица, высокого роста, она держала голову немного набок. В её улыбке было что-то грустное. Редко можно встретить такую красивую и вместе с тем такую породистую женщину, с такими изящными манерами»[584 - Гавриил Константинович, Князь. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. С. 142.].

Нельзя не согласиться с А. Н. Бохановым, который пишет, что «оголтелый критический эстетизм невольно поднимает вопросы, которые у “гидов по лабиринтам русской истории”, как правило, никогда не возникают. А какая у неё должна была быть “фигура”, какая должна была быть “манера”, какие надо было иметь “складки”, чтобы вызвать симпатию? Можно смело сказать: таковых никогда бы не удалось отыскать. Потому и уместно речь вести не об облике, так сказать, “физике” Императрицы, а о психо-патологической природе самих представителей русского “общества”»[585 - Боханов А. Н. Александра Федоровна. С. 90–91.].

В чём была причина этой патологической ненависти к Императрице Александре Феодоровне со стороны этого общества? В том же, почему оно не принимало и не понимало Императора Николая Александровича. Царь и Царица были «не от мира сего», они оба несли в себе первозданную чистоту Святой Руси, которая превыше всего, всех благ и достижений, ставила любовь ко Христу и служение Ему. «Любовь ко Христу – она была всегда так тесно связана с нашей жизнью в течение этих 22 лет!» – писала Супругу Императрица Александра Феодоровна в 1916 г. Они были чисты душою и поступками, а это само по себе раздражало тех, кто был порочен. Чистота Царской Четы, её верность русским идеалам, ее вера в Бога обличали отступников, маловеров и нечестивцев, и те не находили иного способа выразить своё неприятие к ней, кроме как через ложь и клевету.

Эта клевета, которой русское общество встретило Александру Феодоровну по её приезде в Россию, сначала глубоко ранила Государыню. «Когда я была молода, – писала она Императору Николаю II в 1916 г., – я ужасно страдала от неправды, которую так часто говорили обо мне (о, как часто!), но теперь мирские дела не затрагивают меня глубоко»[586 - Императрица Александра Феодоровна – Императору Николаю II 16 декабря 1916 // Платонов О. Терновый венец России. Император Николай II в секретной переписке. М., 1996.].

Всю дорогу от Ливадии до Петропавловского собора Великая Княжна следовала в похоронной процессии: «Так, я въехала в Россию, – вспоминала потом Императрица Александра Феодоровна, – Государь был слишком поглощён событиями, чтобы уделять мне много времени, и я холодела от робости, одиночества и непривычной обстановки»[587 - Танеева (Вырубова) А.А. Указ. соч. // Русская летопись. Париж, 1922. Кн. 4. С. 25.].

В ходе семейных переговоров было принято решение прервать траур по покойному Императору на один день: 14 ноября 1894 г. – в день рождения Императрицы Марии Феодоровны.

Не у всех сановников это решение Государя вызвало согласие. Министр Императорского Двора граф И. И. Воронцов-Дашков попытался убедить Николая II повременить со свадьбой до конца траура. Со слов Воронцова-Дашкова, в пересказе его секретаря В. С. Кривенко, Царь «закинулся, остался недоволен»[588 - Кривенко В. С. Из рукописи «в министерстве императорского двора» // Николай II. Воспоминания. Дневники. СПб.: Пушкинский фонд, 1994. С. 34.]. С. Л. Фирсов спешит объяснить недовольство Царя тем, что тот «почувствовал в графе опекуна, относившегося к нему, Самодержцу, покровительственно»[589 - Фирсов С. Л. Указ. соч. С. 92.]. Это навязчивое стремление присваивать Государю примитивное мышление свойственно не только С. Л. Фирсову. Оно полностью господствовало в советской историографии, а потом было унаследовано от неё большей частью российских историков. Фирсов поучительно замечает: «Николай II не терпел вмешательства в те дела, которые считал “приватными”, и недостаточно понимал, что, как самодержавный монарх, лишен права на личную жизнь»[590 - Там же. С. 92–93.]. Примечательно, что Фирсов ухитрился в одном же абзаце опровергнуть самого себя. Так, объясняя причины, почему Государь так торопился со свадьбой, он справедливо пишет: «Думая о судьбах царствования, Царь и решил не отдалять заключение брака, о котором говорилось как о священном завете почившего Монарха. Мотивация выглядела вполне серьезно – свадьба не царская прихоть, а насущная забота о благе государства»[591 - Там же. С. 93.]. При чём же здесь нелепые мнимые «обиды» и «капризы» Царя? Естественно, ни при чём. Свадьба была вызвана государственной необходимостью. Николай II торжественной свадьбы не хотел, впрочем, как и его Невеста, но был вынужден на нее согласиться именно из-за соображений этой необходимости. Но Фирсову нужно нарисовать портрет «обидчивого» и «капризного» Государя, потому что это совпадает с рассуждениями Кревенко о «слабых натурах», которые «не выносят кажущегося им над собой контроля», и утверждениями Витте о том, что Николай II был «весьма самолюбивый и манерный Преображенский полковник». И хотя большинство оценочных утверждений из воспоминаний того же Витте опровергаются объективными фактами, Фирсову они нужны для создания негативного образа Императора Николая II. Для этого используется всё, в том числе и явные передергивания. Так, например, Фирсов пишет, что итогом недовольства Николая II Воронцовым-Дашковым должно было стать удаление графа «из Министерства двора. И это произошло, но чуть позже»[592 - Там же.]. На самом деле Воронцов-Дашков был отправлен в отставку вовсе не из-за своей позиции по свадьбе, а за проявленную им конкретную бездеятельность на Ходынском поле в Москве в мае 1896 г., которая привела к несчастному случаю с массовыми жертвами. Впрочем, стоит ли удивляться этим умозаключениям г-на Фирсова, когда при написании книги у него в консультантах была такая одиозная личность как протоиерей Георгий Митрофанов, который называл Государя «политическим неудачником» и утверждал, что «русский человек часто не умеет хорошо жить, но умеет хорошо умирать. Николай II, как русский человек не умел хорошо жить, но сумел хорошо умереть»[593 - Митрофанов Г. Политические неудачники часто становятся святыми // http://www.kiev-orthodox.org/site/spiritual/1879/ (http://www.kiev-orthodox.org/site/spiritual/1879/)].

То, что свадьба была вызвана вовсе не «самодурством» Императора, а её необходимостью для стабилизации положения Династии, а значит и государства, свидетельствуют те переживания, которые испытывали Государь и Государыня в день бракосочетания. «Мне всё кажется, что дело идёт о чужой свадьбе – странно при таких обстоятельствах думать о своей собственной женитьбе», – записал Государь в дневник 13 ноября[594 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 13 ноября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 131.]. Императрица Александра Феодоровна писала в письме к своей сестре Виктории о дне свадьбы: «Я не могу говорить ни об этом дне, ни о печальных церемониях до того. Ты можешь представить себе его (Николая II. – П. М.) чувства. Один день в глубочайшем трауре, оплакивая своего дорогого, на другой день свадьба в прекраснейших одеждах»[595 - Цит. по: Буксгевден Софья, баронесса. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. С. 66.].

9 ноября 1894 г. Великий Князь Георгий Александрович из Абас-Тумана поздравил Государя с предстоящей свадьбой: «Мой дорогой Ники! К сожалению, Ты не получишь это письмо ко дню свадьбы, но тем не менее я от всего сердца поздравляю Тебя и Аликс, будьте счастливы. Мне так грустно не быть на вашей свадьбе, я просто в отчаянии»[596 - Великий Князь Георгий Александрович – Императору Николаю II 9 ноября 1894 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1221. Л. 56.].

Отвечая на письмо брата, Государь признавался: «День свадьбы был ужасным мучением для нее и меня. Мысль о том, что дорогого, беззаветно любимого нашего Папа? не было между нами и что Ты далек от семьи и совсем один, не покидала меня во время венчания; нужно было напрячь все свои силы, чтобы не разреветься тут в церкви при всех»[597 - Император Николай II – Великому Князю Георгию Александровичу // ГА РФ. Ф. 675. Оп. 1. Д. 55.].

Тем не менее свадьба Императора Николая II стала светлым и радостным событием в длинной череде похоронных дней. 13 ноября в Придворный собор Спаса Нерукотворного в Зимнем дворце были доставлены из Кладовой Камерального отделения: чудотворный образ Спасителя, в золотом окладе и ризе из драгоценных камней; образ Федоровской иконы Божией Матери, покровительницы Дома Романовых, в золотом окладе из драгоценных камней, два обручальных кольца с двумя солитерами, серебряное блюдо с солонкой.

В 8 часов утра 14 ноября 21 залп пушек Петропавловской крепости возвестил о предстоящей свадьбе Императора. Утром по установившейся традиции Императрица Мария Феодоровна заехала за будущей Невесткой во дворец Великого Князя Сергея Александровича (более известного по имени его первых владельцев князей Белосельских-Белозерских) и отвезла ее в своей карете в Зимний дворец. По всему Невскому проспекту по пути следования Августейшей Невесты стояли «шпалерами» войска. Опять-таки по старой традиции в Малахитовой гостиной Великой Княжне уложили волосы перед золотым зеркалом Императрицы Анны Иоанновны, перед которым каждой царской или великокняжеской невесте делали прическу в день свадьбы[598 - Буксгевден Софья, баронесса. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. С. 66–67.]. Императрица Мария Феодоровна сама надела бриллиантовую диадему на голову Александры Феодоровны. Эта диадема принадлежала Императрице Елизавете Алексеевне, супруге Императора Александра I. С тех пор все Великие Княжны одевали ее при венчании. Внутри диадемы была закреплена венчальная корона. Наряду с диадемой, надевавшейся вместе с короной, в этот набор входили длинные бриллиантовые серьги, изящная пряжка для платья и тяжелые браслеты. Поверх платья, обшитого серебряным шитьём, надели тяжёлые украшения из драгоценных камней, кроме того, платье имело длинный шлейф. Поверх платья на Александру Феодоровну была возложена мантия из золотистой парчи, отделанная горностаевым мехом. В этом одеянии будущая Императрица без самостоятельной помощи не могла сделать и шагу. Генерал Б. В. Геруа, бывший в 1894 г. камер-пажом и присутствовавший при бракосочетании Николая II, вспоминал: «Помню, что тяжёлый, огромный, аршин в шесть шлейф серебряного подвенечного платья Императрицы несли и окрыляли 10 придворных, начиная с так называемых “первых чинов”, с прибавкой “обер”, и кончая нами – камер-пажами»[599 - Апрелева В. А. Государь Император Николай II в мировоззрении и деятельности русской военной эмиграции во Франции. Гренобль-Тюмень, 2011. С. 123.].

Государь, одетый в форму Лейб-гвардии Гусарского Его Императорского Величества полка, в сопровождении Великого Князя Михаила Александровича, в 11 ? выехал из Аничкова дворца в Зимний. Пока Невесту одевали, Жених и его шаферы ждали в соседней Арапской столовой[600 - Несин В. Указ. соч. С. 81.], в которую, кроме вышеназванных лиц, больше никого не допускали, даже великих князей. Вход в гостиную охранялся двумя придворными арапами[601 - Апрелева В. А. Указ соч. С. 122–123.]. Придворные чины были собраны в Концертном зале, военные – в Аванзале и Николаевском, гражданские – в Гербовом[602 - Несин В. Указ. соч. С. 101.]. После завершения церемонии одевания, в 12 ? час. по полудни, начался «Высочайший выход перед свадьбой», торжественное шествие всей Императорской семьи и ближайшей свиты в Большую церковь Зимнего дворца[603 - Зимин]. Среди гостей и присутствующих были коронованные особы, ранее прибывшие на прощание с Александром III, высшие сановники Империи, фрейлины Императрицы. Шаферами Государя были: Великий Князь Михаил Александрович, Великий Князь Кирилл Владимирович, Великий Князь Сергей Михайлович и принц Йоркский Георг. Шествие открывала Императрица Мария Феодоровна, которую вёл под руку её отец Датский король Христиан IX, за ними шёл Государь с Невестой[604 - Дневник Великого Князя Константина Константиновича за 1894 г. // ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41.]. Б. В. Геруа вспоминал: «Все направились в большую церковь дворца. В процессии этой бросался в глаза рост мужской части семьи Романовых. Большинство было высокого роста, а Великий Князь Николай Николаевич – ненормально высокого, легко превышая на голову любую толпу рослых людей. Молодой Государь был исключением и, будучи среднего роста, казался среди своих родственников маленьким»[605 - Цит. по: Апрелева В. А. Указ. соч. С. 124.].

Шествие проследовало через Николаевский зал, Аванзал, Большой Фельдмаршальский и Гербовый залы, где на хорах размещались корреспонденты газет, затем – через Пикетный зал и остановились возле Предцерковной комнаты. Двери церкви распахнулись, и молодых на пороге храма встретил протопресвитер Иоанн Янышев. Помимо него в таинстве бракосочетания участвовали протоиерей Иоанн Сергиев и придворное духовенство. Когда процессия вошла в церковь, грянул хор Императорской Певческой Капеллы, и торжественно-трогательный гимн «Гряди Голубице» наполнил своды дворцового храма.

Император Николай II встал на приготовленное место на возвышении. Вдовствующая Императрица ввела туда Невесту Государя и, оставив ее на возвышении, возвратилась на своё царское место[606 - Серафим (Кузнецов), игумен. Православный Царь-Мученик. М., 1997. С. 153.]. Великий Князь Константин Константинович на страницах своего дневника писал: «Странно и непривычно было слышать, когда о. Янышев читал: “Венчается раб Божий Благочестивейший, Самодержавнейший Великий Государь Император Николай Александрович”. И вот в первый раз после Государя называли Супругу Его, Благочестивейшую Государыню Императрицу Александру Феодоровну. Из церкви они шли уже впереди, а Вдовствующая Императрица с отцом за ними»[607 - Дневник Великого Князя Константина Константиновича за 1894 г. // ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41.].

После совершения таинства брака митрополитом Палладием был отслужен благодарственный молебен, по окончании которого с бастиона Петропавловской крепости был дан артиллерийский салют из 301 залпа. При выходе из церкви в дар Молодоженам от Семейства был преподнесён большой серебряный лебедь.

После бракосочетания молодые в санях направились в Казанский собор, где приложились к Казанской иконе Пресвятой Богородицы. «Народу на улицах была пропасть – едва могли проехать», – записал Государь в свой дневник[608 - Дневник Императора Николая II за 1894 г. Запись за 14 ноября // Дневник Императора Николая II. Т. 1. С. 131.]. Перед выездом из Зимнего дворца Николай II велел убрать войска на пути их следования, и народ, «толпившийся на улице, теснился вокруг царских саней, впервые после долгого времени, видя вблизи своего Государя»[609 - Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. СПб.: Петрополь, 1991. С. 45.].