Господь да благословит решение мое… Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов

История знает множество мифов. Эти мифы бывают иногда настолько живучи, что их воспринимают как истину. Мифы эти, конечно, создаются конкретными людьми ради конкретных целей, но затем они начинают жить сами по себе, и бороться с ними бывает крайне нелегко. К числу таковых относится миф о «выдающемся полководце великом князе Николае Николаевиче». Великий князь всегда противопоставлялся Царю, их сравнивали, желая принизить и всячески умалить роль Императора Николая II в управлении войсками. Возражения и протесты против подобных утверждений тонули в панегириках, воздаваемых великому князю Николаю Николаевичу. Причем, авторами этих панегириков были люди, перед авторитетом которых невольно отступали на второй план разоблачители. Вот лишь некоторые из них. Генерал А.А. Брусилов: «Верховным Главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич. По моему мнению, в это время лучшего Верховного Главнокомандующего найти было нельзя. Это человек, всецело преданный военному делу, и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло»[25 - Брусилов А.А. Мои воспоминания. М.: Военное издательство Народного Комиссариата Обороны, 1943, с. 64.]; генерал Ю.Н. Данилов: «Великий Князь Николай Николаевич! Кто не слышал этого имени? Первый русский Верховный Главнокомандующий в период участия России в мировой войне. Лицо, стоявшее во главе огромной пятимиллионной армии; человек, имевший на своей ответственности задачу защиты огромного государства, составлявшего 1/6 часть всей суши земного шара. Через ряды этой армии за все время командования ее Великим Князем прошли, по крайней мере, еще столько же миллионов людей, собранных со всех концов России. Подчиненную ему армию он умел вести к победам; ее достоинство он умел сохранить и в период тяжких неудач. Великий Князь Николай Николаевич поражал всех, впервые его видевших, прежде всего своей выдающейся царственной внешностью, которая производила небывалое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво поставленной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была. Тонкие, точно выгравированные, черты его открытого и благородного лица, обрамленные небольшой седеющей бородкой-клинышком, дополняли его характерную фигуру»[26 - Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж, 1930, с. 5–8.].

Между тем, исторические факты неумолимо свидетельствуют об огромной личной ответственности великого князя Николая Николаевича и его штаба за провал успешно начатой кампании 1914 года и за кровавое отступление 1915 года. Именно под руководством великого князя Россия оказалась весной-летом 1915 года перед угрозой военного поражения, при командовании великого князя были оставлены обширные территории империи, несомненно, великий князь способствовал хаотичному и бездумному исходу сотен тысяч мирного населения, что резко ухудшило внутреннее положение в государстве. Объективные исторические факты безоговорочно свидетельствуют, что только после отстранения великого князя от верховного командования ситуация была стабилизирована, а в 1916 году стала резко меняться в лучшую сторону.

Ниже мы постараемся рассмотреть, к чему привело русскую армию руководство великого князя Николая Николаевича, в какой обстановке Император Николай II принял решение возглавить русскую армию и каковы были причины того, что Царь лично возглавил свои войска. Но вначале дадим краткие биографические сведения о великом князе Николае Николаевиче.

Великий князь Николай Николаевич-младший родился 18 ноября 1856 года в семье великого князя Николая Николаевича-старшего. Великий князь Николай Николаевич-младший приходился племянником Императору Александру II и двоюродным дядей Императору Николаю II. Великий князь окончил Николаевское инженерное училище и Академию Генерального Штаба. Во время русско-турецкой войны 1877-78 годов он состоял при главнокомандующем русской армии, своем отце, а по окончании войны командовал лейб-гвардии Гусарским полком. В 1895 году великий князь был назначен генерал-инспектором кавалерии, и в этой должности он пробыл до 1905 года. С 1905 он – командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Как и все члены Дома Романовых, он получил хорошее военное образование, был прекрасным наездником и хорошим кавалерийским начальником. Именно при деятельном участии великого князя в России был принят хороший кавалеристский устав. «Следует отдать должное великому князю: он сделал много для воспитания и приведения в порядок нашей кавалерии. При нем она могла считаться одной из лучших в мире», – писал генерал A. А. Мосолов.[27 - Мосолов А.А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии министра двора. СПб: Наука, 1992, с. 145.]

О заслугах великого князя как кавалерийского начальника писал даже такой его непримиримый враг, как генерал B. А. Сухомлинов: «Как инспектор кавалерии, Николай Николаевич действительно, оказал большие услуги армии. Сам он был хороший и выносливый ездок».[28 - Сухомлинов В. Воспоминания. Берлин, 1924, с. 304.]

Но уже тогда подчиненные отмечали грубость, нетерпимость и мелочность великого князя Николая Николаевича, его огромное самомнение и стремление доминировать во всем. Эти его качества выявились в полной мере тогда, когда великий князь начал активно вмешиваться во внутренние дела государства. Великий князь Александр Михайлович дает следующую характеристику своему двоюродному брату: «Мой двоюродный брат Николаша был превосходным строевым офицером. Не было равных ему в искусстве поддерживать строевую дисциплину, обучать солдат и готовить строевые смотры. Как все военные, привыкшее иметь дело со строго определенными заданиями, Николай Николаевич терялся во всех сложных политических положениях, где его манера повышать голос и угрожать наказанием не производила желаемого эффекта. Из всех членов императорской семьи великий князь Николай Николаевич имел самое большое влияние на наши государственные дела. Он отличался редкой честностью, но ограниченностью ума, был превосходным строевым офицером, но никудышным политиком».[29 - Александр Михайлович, великий князь. Воспоминания. Две книги в одном томе. М.: Захаров-Аст. 1999, с. 140–141.]

Эти вмешательства великого князя Николая Николаевича отражались самым негативным образом на государственных делах. После того, как Император Николай II под давлением своего дяди подписал Манифест 17 октября 1905 года, хотя внутренне и был противником этого манифеста, великий князь был фактически отстранен Государем от дел внутренней и внешней политики. Былое доверие к дяде сменилось в душе Государя настороженностью. Генерал А.А. Поливанов писал в своем дневнике 5 июля 1908 года: «Всеобщее внимание обратило на себя холодное отношение Государя и Императрицы к великому князю Николаю Николаевичу».[30 - Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907–1916. Под редакцией А.М. Зайончковского. М., 1924, с. 48.]

В 1906 году великий князь Николай Николаевич возглавил Совет Обороны. Николай Николаевич предлагал полностью перестроить армию, в частности, уничтожить резервные войска и ввести единообразие военной организации для всей армии.[31 - Шацилло К.Ф. От Портсмутского мира к Первой мировой войне. М: РОССПЭН, 2000, с.124.] Великий князь предлагал нацеливать армию на наступательную войну. При этом он был горячим сторонником Франции и Англии и противником Германии. Эти свои чувства он переносил на вопросы политики, что грозило самыми непредвиденными осложнениями. П.А. Столыпин говорил про великого князя Николая Николаевича: «Удивительно он резок, упрям и бездарен. Все его стремления направлены только к войне, что при его безграничной ненависти к Германии очень опасно. Понять, что нам нужен сейчас только мир и спокойное дружное строительство, он не желает и на все мои доводы отвечает грубостями. Не будь миролюбия Государя, он многое мог бы погубить».[32 - Бок (Столыпина) М.П. Воспоминания о моем отце НА. Столыпине. М., 1992, с. 234.]

Великий князь любил публично заявлять о своих воинственных намерениях. Немецкий историк Вернер Бемельбург писал: «Осенью 1912 года великий князь Николай Николаевич, который присутствовал на больших французских маневрах, как представитель империи царей, поднял на прощальном ужине свой полный бокал шампанского и воскликнул под восторженные аплодисменты французских офицеров: “Я пью за нашу общую будущую победу! До встречи в Берлине, господа!”»[33 - Werner Beumelburg. La Guerre de 14–18 racontеe par un Allemand.]

В воспоминаниях графа С.Ю. Витте мы находим подтверждение этим словам. Витте пишет, что еще во время русско-японской войны великий князь Николай Николаевич носился с мыслью начать войну против Германии и Австро-Венгрии. Мысль эта была тем более бессмысленной и вредной, что в конфликте с Японией германский кайзер Вильгельм был на стороне России, исходя, конечно, из германских интересов. Между тем Витте пишет: «Было решено, что главнокомандующим армией, которая должна будет идти против Германии, будет великий князь Николай Николаевич, а главнокомандующим армией, которая будет действовать против Австрии, будет военный министр генерал-адъютант Куропаткин. Между великим князем Николаем Николаевичем и Куропаткиным уже начали происходить всевозможные разногласия по вопросам этой войны. Куропаткин во многом не соглашался с великим князем, причем, я несколько раз слышал от Куропаткина самые отрицательные отзывы относительно проектов Николая Николаевича и вообще относительно его различных способностей как военного. Что касается оценки великого князя Николая Николаевича как человека, очень мягко выражаясь, самоуверенного и неуравновешенного, с весьма малым запасом логики, я был в этом отношении совершенно согласен с Куропаткиным».[34 - Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М.: Мысль, 1991, с. 436–437.]

Адмирал И.К. Григорович писал в своих воспоминаниях о 1912 годе, когда кризис на Балканах чуть не вовлек Россию в войну: «Я мечтал отдохнуть, даже заказал себе билеты на два-четыре месяца за границу, но меня не пустил Государь Император. В Черном море завязываются военные осложнения на Балканском полуострове. Его Величество просит обождать, так как военная партия требует вмешательства, это именно великий князь Николай Николаевич, которому все равно, готов флот или нет, лишь бы начать войну с готовой армией (без артиллерии и проч.)»[35 - ЦГАВМФ. Ф. 701, оп. 1, д.5, с. 71.]

Записи адмирала Григоровича в 1914 году еще более тревожные. Он пишет, что военные «действительно втянут нас в войну и очень скоро. Недаром Николай Николаевич все хлопочет о морской демонстрации у Бургоса, хорошо, что Государь не соглашается».[36 - ЦГАВМФ. Ф. 701, оп. 1, д. 5, с. 75.]

В этих строках, также, как и в воспоминаниях дочери Столыпина, мы снова сталкиваемся с бездумной воинственностью великого князя, которая неизменно находит отпор в лице Императора Николая II.

Историк Д. Чавчавадзе также подтверждает «воинственность» великого князя, который «всегда ненавидел немцев, и его радовала перспектива войны с ними…» [37 - Чавчавадзе Давид. Указ, соч., с. 171.]

Однако, при всей своей воинственности великий князь Николай Николаевич военным ремеслом заниматься не любил. «На практике, – говорится в книге современных российских военных историков “Первая Мировая война”, – своими полномочиями Николай Николаевич пользовался весьма своеобразно. Он не пожелал участвовать в русско-японской лишь потому, что не ладил с адмиралом Е.И. Алексеевым, поставленным Царем наместником на Дальнем Востоке. В 1910 году он отказался руководить подготовленной русским Генеральным штабом стратегической военной игрой, которая была фактически сорвана. Официальной причиной отказа послужили разногласия между великими князем и военным министром на цели и замысел военной игры».[38 - Португальский Р.М., Алексеев П.Д., Рунов В.А. Первая мировая в жизнеописаниях русских военачальников. Под общей редакцией В.П. Маяцкого. М.: Элакос, 1994, с.15.]

Витте весьма негативно высказывался в отношении личности великого князя Николая Николаевича и его военных способностей: «Я его считаю человеком крайне ограниченным, но не дурным и честным, безусловно преданным Государю, имеющим некоторые военные способности. Он натворил и, вероятно, еще натворит много бед России, но способен приносить пользу».[39 - Витте С.Ю. Указ, соч., с. 434.]

Оставим на совести Витте слова о «преданности Государю» великого князя, тем более, что сам же Витте в других местах своих воспоминаний их и опровергает. Важно другое: Витте явно негативно оценивает великого князя Николая Николаевича, называя его в других местах воспоминаний «тронутым» человеком, с «зайчиком в голове». Можно было бы скептически отнестись к словам Витте, так как нет, наверное, ни одного современного ему государственного или военного деятеля, за исключением, пожалуй, Императора Александра III, о котором граф не высказался бы отрицательно. Самый умный и безгрешный человек в воспоминаниях Витте – это сам Витте. Но подобные же мнения о великом князе Николае Николаевиче мы встречаем и у других действующих лиц той эпохи. Так, генерал Мосолов пишет о «крайне узком кругозоре и весьма невозвышенной душе» великого князя.

Тем не менее, для людей, близко его не знавших, особенно военных, великий князь был олицетворением воинской доблести. Подкупали его грозная внешность, строгость и высшее военное образование. На великого князя также падал луч славы его отца – победителя турок. Все это делало великого князя Николая Николаевича популярным в войсках и в народе. Однако, авторитет его в войсках не был таким уж непререкаемым. Американский историк Д. Чавчавадзе, относящийся с большой симпатией к великому князю, пишет, что он «серьезно занялся военной карьерой и был единственным из военных князей, служившим в чине капитана в Генеральном штабе. Отца великого князя любили, сам же Николай Николаевич не был популярен в армейских кругах из-за несгибаемости, консерватизма и приверженности строгой дисциплине, но его ценили за то, что он был отличным служакой».[40 - Чавчавадзе Давид. Великие князья. Екатеринбург: Издательство “СВ-96”, 1998, с. 169.]

М. Лемке писал, что «до войны отношение к Николаю Николаевичу было двойственное; армия относилась к нему довольно сдержанно, особенно те части, в которые он в свое время приезжал не в духе, прогонял их с матерной бранью с места смотра и т. п., но ценили его элементарную честность, знание службы, умение подчиняться долгу, прямоту и серьезное отношение к своим обязанностям, порицая, однако, распущенность, крикливость, несдержанность».[41 - Лемке М. 250 дней в Царской Ставке. Петербург, 1920, с. 81.]

Князь Владимир Трубецкой писал о своих впечатлениях о великом князе Николае Николаевиче: «Великий князь выглядел на коне весьма эффектно. Несмотря на то, что он обладал огромнейшим ростом и чрезмерно длинными ногами, у него была та идеальная, несколько кокетливая «николаевская» посадка кавалериста старой школы, посадка, которая так красила всадника, сливая его с конем в нераздельное и гармоничное целое. Одет был Николай Николаевич в китель защитного цвета с золотым генерал-адъютантским аксельбантом и простой походной ременной амуницией. На голове у него была по-кавалерийски заломленная мятая, защитного цвета, фуражка, на ногах – длинные рейтузы с яркими красными лампасами. В то время он был уже в годах, однако, все еще выглядел моложаво. Его лицо, заканчивающееся книзу небольшой бородкой, было загорелое и неправильное. Оно не было красивым, но надолго врезалось в память, потому что оно не было обыкновенным военным лицом пошлого генерала. Это было совсем особенное лицо очень большого начальника-вождя – властное, строгое, открытое, решительное и, вместе с тем, гордое лицо. Взгляд его глаз был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движения – уверенные и непринужденные, голос – резкий, громкий, немного гортанный, привыкший приказывать и выкрикивающий слова с какой-то полупрезрительной небрежностью. Николай Николаевич был гвардеец с ног до головы, гвардеец до мозга костей. И все-таки второго такого в гвардии не было. Несмотря на то, что многие офицеры старались копировать его манеры, он был неподражаем. Престиж его в то время был огромен. Все трепетали перед ним, а угодить ему на учениях было нелегко».[42 - Охлябинин Сергей. Честь мундира. Чины, традиции, лица. Русская армия от Петра I до Николая II. 50 исторических миниатюр, иллюстрированных автором. М.: Издательство “Республика”, 1994, с. 265–266.]

В этом отрывке, в общем-то, весьма положительном для великого князя, тем не менее просматриваются те его черты, которые впоследствии будут играть немалую роль в военных неудачах: «полупрезрительное» отношение к людям, «хищность» и беспощадность. Однако, если бы эти черты сочетались в великом князе с огромным военным дарованием, если бы его презрительность к людям была бы презрительностью Наполеона, а его «хищность» была бы хищностью Мольтке, то о них можно было бы забыть, сославшись на оригинальность гения.

Но в том-то и дело, что за образом «отличного служаки» скрывался весьма посредственный стратег, но об этом до начала Мировой войны знали немногие.

26 июля 1908 года Император Николай II упразднил Совет Государственной Обороны, высказав при этом следующие соображения: «Государь сказал: “Когда я учреждал СГО, я думал объединить с военным и морским делом вопросы политические и финансовые, что не удалось. Нет надобности в таком постоянном учреждении, его надо собирать, когда надо, из тех же лиц или других”. Я вставил: “Желательно под председательством Вашего Императорского Величества”. – “Конечно, вообще я думаю более взять военное дело в свои руки, но разве я мог сделать это в эти три года”».[43 - Поливанов А.А. Указ, соч., с. 49.] Этот отрывок из дневника Поливанова убедительно свидетельствует, что Николай II задолго до Первой мировой войны считал необходимым лично возглавлять вооруженные силы.

1 августа 1914 года началась война с Германией. Император сам хотел встать во главе армии. Строго говоря, он и так был во главе ее, так как по Законам Российской Империи «верховное начальствование над военными силами Империи сосредотачивалось в особе Государя Императора». Речь, таким образом, шла о должности Верховного Главнокомандующего, который, если только эту должность не занимал сам царь, все равно подчинялся монарху. Решение Государя возглавить армию в 1914 году вызвало серьезные возражения со стороны Совета Министров, члены которого были убеждены в необходимости присутствия Царя в столице во время войны. Взвесив все «за» и «против», Император согласился с мнением главы правительства. Однако, Николай II вовсе не считал свое решение не принимать верховного командования окончательным. Наоборот, он лишь отсрочил его. Адмирал Григорович вспоминал: «В Петербурге собирались частые Советы Министров под председательством Государя, и на первом из них Его Императорское Величество выразил желание стать во главе войск, но решительно все министры высказались против этого желания, доказывая Императору, что все возможные неудачи, которые могут быть всегда, свалятся на Него, как на главного виновника. Молчал лишь один И.Л. Горемыкин. В конце концов, Государь с нашими доводами согласился, но указал, что впоследствии еще раз этот вопрос обсудит».[44 - ЦГАВМФ. ф. 701, оп.1, д.5, с. 107.]

Начальник штаба генерал Н.Н. Янушкевич уведомлял в циркуляре от 20 июля 1914 года командующего Северо-Западным фронтом генерала Жилинского: «Государь Император повелел быть Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу Верховным Главнокомандующим, впредь до того времени, когда Его Императорскому Величеству благоугодно будет вступить в предводительство вооруженными силами лично». [45 - Восточно-Прусская операция. Сборник документов. М.: “Воениздат”, 1939, с. 90.]

Встал вопрос, кого назначать на высокую военную должность. Царь не хотел назначать на нее великого князя Николая Николаевича, так как был весьма низкого мнения о его военных способностях. «В начале войны, – пишет великий князь Александр Михайлович, – Царь не хотел вверить Верховное командование русской армией дяде Николаше, прекрасно сознавая, что его военный дилетантизм быстро поблекнет перед военным гением Людендорфа и Макензена».[46 - Александр Михайлович, великий князь. Указ, соч., с. 176.]

Генерал В.А. Сухомлинов пишет в своих воспоминаниях, что после состоявшегося совещания, на котором министры, включая, по его собственным словам, и его самого, уговаривали Николая II не принимать на себя верховное командование, он поехал с очередным докладом к Царю в Петергоф. «Когда я вошел в кабинет Государя, то он встретил меня со словами: “И вы пошли против меня – так я вас назначаю Верховным Главнокомандующим”. Я никак не ожидал ничего подобного». Сухомлинов поинтересовался: «Какое положение при этом будет великого князя Николая Николаевича?» Государь мне ответил словами: «Он будет командовать шестой армией».[47 - Сухомлинов В. Указ, соч., с. 293.]

Это же подтверждает в своих воспоминаниях русский военный деятель, бывший в 1905-09 гг. военным министром, А.Ф. Редигер: «По первоначальным предположениям, бывшим до объявления войны, Верховным Главнокомандующим должен был быть Государь. Он уже в то время, когда я был министром, говорил мне, что в случае войны он ни за что не останется вновь в тылу, а непременно будет сам командовать армиями, не потому, что считал себя полководцем, а потому, что, по его убеждению, при этом устраняются многие затруднения и трения, не говоря уже о том, что он любил войска и военное дело и предпочитал быть во время войны в армии, а не в тылу. Между тем, при объявлении войны верховное главнокомандование было поручено великому князю Николаю Николаевичу, правда с оговоркой, что это делается временно, пока Государь сам не примет командования».[48 - Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999, т. 2, с. 376.]

«Я лично не ожидал ничего хорошего от назначения Его Высочества Верховным Главнокомандующим», – писал генерал Мосолов.[49 - Мосолов А.А. Указ, соч., с. 145.]

В результате, из-за непринятия Царем верховного командования возникла раздвоенность власти, которая, при амбициях великого князя, впоследствии привела к военно-политическому кризису. Это признают многие, даже те, кто с большим почтением относились к великому князю Николаю Николаевичу. Так, адмирал А.Д. Бубнов пишет, что Николай II «вопреки предположениям, не принял на себя верховного командования вооруженными силами, и, таким образом, исчезла даже самая возможность полного единства действий обоих органов власти, мыслимая лишь при объединении их обоих в одних руках»[50 - Бубнов А. В Царской Ставке. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1955, с. 9–10.]

Справедливости ради надо сказать, что некоторые решения великого князя в ходе Первой мировой войны были весьма смелыми и благотворными для вооруженных сил. Так, например, лишь поддержка великого князя спасла в 1914 году чудо русской авиационной мысли самолеты Сикорского «Илья Муромец» от незаслуженного забвения, так как некоторые летчики и даже сам командующий русской военной авиацией великий князь Александр Михайлович считали эти самолеты непригодными для использования в военных целях.[51 - “Илья Муромец” в боях. АК (авиация, космонавтика), научно-популярный журнал ВВС. Выпуск 9, с. 11.]

Конечно, было бы неправильно сваливать всю ответственность за случившееся на одного великого князя Николая Николаевича. Безусловно, были причины объективного характера. «Многое в этой войне вышло за пределы человеческого разумения, – писал С.П. Мельгунов, – и, конечно, причины военных неудач были сложнее, нежели злая воля отдельных людей».[52 - Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту (Заговоры перед революцией 1917 года). Париж: Родина, 1931 с. 28.]

К объективным причинам относится катастрофический недостаток снарядов, вызванный недостаточными объемами оборонной промышленности, просчетами военного министерства, нарушением экономических связей с Германией. После первых же боев начавшейся войны великий князь с тревогой осознал всю нехватку артиллерийских снарядов в русской армии. 21 сентября 1914 года он писал императору: «Уже около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, что мною заявлено было с просьбой ускорить доставку. Сейчас генерал-адъютант Иванов доносит, что должен приостановить операции на Перемышле и на всем фронте, пока патроны не будут доведены на местных парках хотя бы до ста на орудие. Теперь имеется только по двадцать пять. Это вынуждает меня просить Ваше Величество повелеть ускорить доставку патронов».[53 - Головин Н.Н. Указ, соч., т. 2, с. 36.]

Говоря о причинах неудач русской армии, нельзя также забывать о той психологической и профессиональной неготовности к мировой войне, как войне совершенно новой, не похожей на другие войны, которая была свойственна всем армиям мира, включая русскую. Эта неподготовленность к войне нового типа стала причиной многих военных неудач. «С точки зрения ведущих военных специалистов эпохи, – пишет А. Уткин, – война должна была продлиться примерно шесть месяцев. Предполагалось, что она будет характерна быстрым перемещением войск, громкими сражениями, высокой маневренностью; при этом едва ли не решающее значение приобретут первые битвы. Ни один генеральный штаб не предусмотрел затяжного конфликта».[54 - Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. Смоленск: “Русич”, 2000 с. 33–34.]

Этими же причинами, во многом, был вызван и так называемый «снарядный голод». «Снарядный и патронный голод, – писал выдающийся советский стратег маршал Б.М. Шапошников, – являл собой яркий пример того, как необходимо правильно определять характер будущей войны и в зависимости от него устанавливать нормы нужных боевых запасов и порядок их пополнения. Мировая война с очевидностью показала, что удовлетворить потребности армии в патронах и снарядах одной военной промышленностью невозможно, необходима мобилизация гражданской промышленности».[55 - Шапошников Б.М. Указ, соч., с. 446.]

То же самое писал и А.Ф. Редигер: «В моем распоряжении нет данных для того, чтобы винить Сухомлинова в том, что он не увеличил до войны норм запаса. Притом, кажется, и во Франции эта норма была не больше нашей, так что и там не предвидели чрезвычайного расхода снарядов».[56 - Редигер А.Ф. Указ, соч., т. 2, с. 396.]

Говоря о руководстве войсками великим князем Николаем Николаевичем, необходимо отметить, что под его началом русская армия блестяще провела Галицийскую битву 1914 года, взяла Львов и нанесла тяжелое поражение австро-венграм. Надо также помнить, что немцам так и не удалось в 1914 году добиться решающих успехов над русскими ни под Варшавой, ни под Лодзью, наоборот, все эти попытки были отражены, и немцы сами едва избежали окружения.

Однако, отлично зная всю остроту нехватки снарядов в артиллерии, всю маломощность отечественной промышленности, великий князь продолжает приводить в жизнь свой замысел «глубокого вторжения в Германию». Ранней весной 1915 года начинается штурм Карпат и новое вторжение в Восточную Пруссию. Эти операции, независимо от того, что одна из них завершилась блестящим русским успехом, а вторая неудачей, привели к растрате последних запасов артиллерийского парка, и лето 1915 года Россия встретила фактически без боеприпасов для тяжелой артиллерии.

Тем не менее, несмотря на объективные причины, в вопросах большой стратегии, в способности ведения современной войны, великий князь был явно не на своем месте. С самого начала войны действия русской Ставки характеризуются неразберихой, неслаженностью действий, отсутствием должного взаимодействия родов войск. Излишняя самоуверенность приводила к ненужным потерям, а совершенно непонятная робость не давала нашим войскам закрепить достигнутую победу. Как писал военный историк А.А. Керсновский: «Наши победы были победами батальонных командиров. Наши поражения были поражениями главнокомандующих».[57 - Керсновский А.А. История Русской армии. М.: Голос, 1994, т. 4, с. 177.]

Когда обстановка требовала стратегического отступления с целью сохранения войск, великий князь придерживался губительной тактики «Ни шагу назад!»; когда же эта обстановка требовала остановиться и закрепиться на позициях, великий князь беспорядочно отступал, уничтожая имущества и посевы своего населения. Крайне негативно сказывалась на успехе боевых действий постоянная оглядка главнокомандующего на западных союзников. Идя на поводу у командования союзных войск, великий князь не сумел воспользоваться сложившейся благоприятной обстановкой на фронтах, особенно на Юго-Западном, и упустил возможность добиться решительного успеха над Австро-Венгрией уже в 1914 году.

Как писал полковник Генерального Штаба П.Н. Богданович: «В лице великого князя Николая Николаевича главнокомандующий союзными армиями заслонил собою русского главнокомандующего».[58 - Богданович П.Н., генерального штаба полковник. Вторжение в Восточную Пруссию в августе 1914 года. Воспоминания офицера генерального штаба армии генерала Самсонова. Буэнос-Айрес, 1964, с. 18.]

В своих воспоминаниях Э.Н. Гиацинтов, бывший во время Мировой войны офицером русской армии, писал: «Главнокомандующим был великий князь Николай Николаевич, который, как я считаю, был более французом, чем русским, – потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободно только с той целью, чтобы помочь французам и англичанам».[59 - Гиацинтов Э. Записки белого офицера. СПб, 1992, с. 51–52.]

Ту же мысль мы встречаем и у генерала Н.Н. Головина: «Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич со свойственным ему рыцарством решает стратегические задачи, выпадающие на русский фронт не с узкой точки зрения национальной выгоды, а с широкой общесоюзнической точки зрения. Но эта жертвенность стоит России очень дорого».[60 - Головин Н.Н., генерал. Военные усилия России в Мировой войне. Париж: Товарищество Объединенных Издателей, 1939, т. 2, с. 135.]

Генерал Спиридович крайне негативно отзывался о военных способностях великого князя: «Николай Николаевич, – писал он, – величина декоративная, а не деловая».[61 - Кобылин В. Анатомия измены. Император Николай II и Генерал-адъютант М.В. Алексеев. Истоки антимонархического заговора. Под редакцией Л.Е. Болотина. С.-Петербург, 1998, с. 122.]

Того же мнения придерживался командир 3-го корпуса генерал Н.А. Епанчин: «Во время Мировой войны во главе славного русского воинства стоял не великий Суворов, а ничтожный Великий Князь Николай Николаевич».[62 - Епанчин Н.А., генерал-от-инфантерии. На службе трех императоров. Воспоминания. М.: Издательство журнала “Наше Наследие”, 1996, с. 400.]

«При такой чудовищной войне нашли кому поручить судьбу русских воинов!» – писал о своем родственнике великий князь Николай Михайлович.[63 - Кобылин В. Указ, соч., с. 101.]

Отсутствие больших военных талантов сочеталось в великом князе с взбалмошной и крайне самоуверенной натурой. «К великому князю Николаю Николаевичу, – вспоминал Гиацинтов, – я всегда чувствовал большую антипатию. Очень высокого роста, носящий всегда форму Лейб-Гвардии Гусарского Его Величества полка с большим плюмажем на меховой шапке, он был необыкновенно груб, резок и очень строг. Он был большой интриган».[64 - Гиацинтов Э. Указ. соч. с. 51–52.]

Большой почитатель великого князя священник Георгий Шавельский писал: «При внимательном же наблюдении за ним нельзя было не заметить, что его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность. Это сказывалось и в мелочах, и в крупном: великий князь до крайности оберегал свои покой и здоровье; на автомобиле он не делал более 25 верст в час, опасаясь несчастья; он ни разу не выехал на фронт дальше ставок Главнокомандующих, боясь шальной пули; он ни за что не принял бы участия ни в каком перевороте или противодействии, если бы это предприятие угрожало бы его жизни и не имело абсолютных шансов на успех; при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны или в начале революции».[65 - Шавельский Г. Воспоминания. Нью-Йорк, 1964, т. 1, с. 125–138.]

Об этом же пишет враждебно настроенный по отношению к Царю французский историк М. Ферро: «Репутация великого князя была, безусловно, несколько завышена. Близкие ему люди вспоминали, как он под предлогом того, что является крупной мишенью, проявлял осторожность и держался подальше от фронта. Николай II был значительно храбрее. В хронике, снятой англичанами, есть кадры, где Царь навещает раненых солдат на передовой. Он возвращается туда снова и снова, словно хочет принести себя в жертву, но ни одна пуля, даже самая шальная, его ни разу не задела».[66 - М. Ферро. Николай II. М.: Международные отношения, 1991, с. 189–190.]

Великому князю было свойственно бояться ответственности. Он всегда искал виноватых за собственные ошибки. Так было в деле Мясоедова, когда по его приказу был казнен, обвиненный в шпионаже, человек, которого даже военно-полевой суд отказался признать виновным. Так было и в деле по обвинению в шпионаже военного министра Сухомлинова. Поддерживая обвинения в адрес этих лиц, великий князь тем самым как бы указывал обществу и армии «истинных» виновников того, что русские войска под его началом проигрывают войну. С.П. Мельгунов верно писал: «Можно считать неоспоримо доказанной не только невиновность самого Мясоедова, но и то, что он пал жертвой искупления вины других. На нем, в значительной мере, отыгрывались, и, прежде всего, отыгрывалась Ставка».[67 - Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. С. 21.]