Наступило 20 октября. Рано утром Царь сказал Супруге: «Чувствую конец, будь покойна, я совершенно покоен»[429 - Последние часы жизни Императора Александра III // Памяти Императора Александра III. Сборник «Московских новостей» (известия, статьи, перепечатки). Издание С. Перовского. М., 1894. С. 7.]. В 6 час. 30 мин. утра Государя с большим трудом пересадили в удобное кресло и вывезли в залу, где он оставался до самой кончины[430 - Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна – королеве Дании Луизе 20 октября 1894 г. // Дневники Императора Николая II. Т. 1. С. 174.]. В начале десятого часа Цесаревич Николай сказал протопресвитеру Иоанну Янышеву, что Государь просит его пройти к нему для молитвы. Во время молебна священник услышал, как Александр III твёрдым голосом сказал: «Желал бы приобщиться…» Отец Иоанн отправился в церковь Большого дворца и вернулся с Преждеосвященными Дарами. Цесаревич лично подготовил столик возле кресла, в котором полулёжа сидел Государь и на который батюшка поставил Святые Дары. Молитву по Святом Причащении Император Александр III произнёс вместе со священником твердым и чётким голосом. Слова молитвы «Верую, Господи и исповедую…» он произносил «с сердечным умилением». По окончании Причастия отец Иоанн Янышев хотел удалиться, но Государь остановил его и неоднократно благодарил, попеременно поцеловав обе его руки, с трудом поднимая их к своим губам. Растроганный отец Иоанн в свою очередь поблагодарил Государя за его неизменную заботу о Церкви, которой он неизменно был верным сыном и твердым защитником[431 - Иоанн Янышев, протопресвитер. Последние часы жизни Императора Александра III // Памяти Императора Александра III. С. 12–14.].
Затем Александр III милостиво разговаривал с членами семьи, собравшимися в комнате. При этом он не забыл поздравить с Днем рождения Великую Княгиню Елизавету Феодоровну, которой исполнилось 20 октября тридцать лет[432 - Письмо Великой Княгини Марии Павловны неустановленному лицу о последних днях жизни Императора Александра III [на фр. яз.] // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 97. Л. 1.].
Затем Император сказал Наследнику, что хочет остаться с ним наедине, после чего они около часа разговаривали[433 - Последние часы жизни Императора Александра III. С. 26.]. Потом Александр III попросил позвать отца Иоанна Кронштадтского, который прибыл к умирающему сразу после Божественной литургии. По просьбе Императрицы он прочитал над Царём молитву об исцелении и помазал его святым елеем из лампады чудотворной иконы. Александр III попросил, чтобы отец Иоанн возложил на его голову руки[434 - Иоанн Сергиев, протоиерей. Последние часы жизни Императора Александра III // Памяти Императора Александра III. С. 14.]. «Отец Иоанн положил руку на голову и держал её на ней, всё время молясь. Император ему сказал: “Благодарю Вас, мне так хорошо”»[435 - Письмо Великой Княгини Марии Павловны неустановленному лицу о последних днях жизни Императора Александра III [на фр. яз.] // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 97. Л. 1–2.]. Последние слова отец Иоанн Кронштадтский объяснял тем, что он «явился тотчас по совершении литургии и дланями своими я держал Пречистое Тело Господне и был причастником Святых Таин»[436 - Иоанн Сергиев, протоиерей. Последние часы жизни Императора Александра III // Памяти Императора Александра III. С. 14.].
Александр III начал сильно задыхаться, ему насосом вводили кислород. Государь несколько раз поцеловал Императрицу, которая стояла на коленях справа от Супруга, поддерживая его левой рукой. Удушье настолько усилилось, что силы совсем покинули Императора. Он сказал Императрице: «Не могу даже поцеловать тебя!» Рядом находились Наследник Цесаревич Николай Александрович, Великий Князь Георгий Александрович, Великий Князь Михаил Александрович и Принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская. Александр III всех благословил и просил их сесть, боясь, что они устанут. Шестнадцатилетний Великий Князь Михаил Александрович всё время гладил руку отца. Тот, с нежностью глядя на сына, сказал: «Душка!» потом добавил: «Тяжело, очень тяжело»[437 - Попов А. Д. Император Александр III. СПб.: Синодальная типография, 1908. С. 238.]. Голова Царя все чаще склонялась на плечо Императрицы Марии Феодоровны. Внезапно Царь захотел что-то сказать и обратился к профессору Лейдену, следившему за биением пульса: «Кислороду!» Но, прежде чем Лейден исполнил его желание, Государь склонил свою голову на плечо Императрицы и испустил последний вздох. Цесаревич опустился на колени и прижался лбом к правой руке Усопшего[438 - Попов А. Д. Указ. соч. С. 238.]. На часах было 14 час. 15 мин. По словам Императрицы Марии Феодоровны: «Он до последнего момента оставался в полном сознании, говорил с нами и смотрел на нас, пока тихо и без особой борьбы не уснул для вечной жизни»[439 - Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна – королеве Дании Луизе 20 октября 1894 г. // Дневники Императора Николая II. Т. 1. С. 174.].
Послышались слова первой молитвы об упокоении души в Бозе почившего Государя Императора Александра Александровича[440 - «Правительственный Вестник». 20 октября 1895 г.]. Все присутствующие опустились на колени. Наступила мертвая тишина, никто не рыдал. Затем члены семьи стали подходить к Усопшему и целовать его в руку и лоб. Потом целовали Императрицу, которая продолжала сидеть неподвижно возле скончавшегося супруга, обнимая его тело. Стали подходить к Цесаревичу, только что ставшему Императором, и в первый раз целовали ему руку как Главе Династии и России.
После прощания Семьи к Усопшему были допущены лица свиты и служащие дворца. Граф С. Д. Шереметев вспоминал: «Спиною к открытым дверям в креслах сидел Государь. Голова его слегка наклонилась влево, и другая голова, наклонённая вправо, касалась его, и эти две головы замерли неподвижно, как изваяния. То была Императрица. У меня промелькнуло: они оба живы или они оба умерли? Священник медленно и отчётливо читал Евангелие. Мгновенно все вокруг меня зарыдало, и никто не трогался с места. Такого впечатляющего величия сразу не выдержать! ‹…› Рихтер на коленях стоял уже у правой руки Государя, спокойно опущенной на правое колено, он поцеловал эту руку, полную, как всегда, и белую. Я вижу ее, я целую эту руку, но не поднял глаз на Государя. Меня остановило чувство, что встречу взгляд Императрицы, что не достоин взглянуть на лицо Праведника, и я поклонился до земли… Кто видел это лицо, те говорят, что оно было чудно, точно он спал, выражение кроткое, детское. Да, именно детское. Да он и был чист, как ребёнок, а по непреложному обещанию Спасителя – “таковых бо есть Царствие Небесное”»[441 - Шереметев С. Д. Мемуары // Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 340–341.].
Глава 2. Наследие Александра III
Императора Александра III часто любят противопоставлять его преемнику – Императору Николаю II. Дескать, волевой и сильный Царь сумел железной рукой подавить смуту, держал в полном повиновении династию и народ, не давал революционерам поднять голову. Проживи он еще десять лет, утверждают некоторые, и Россия избежала бы революции и мировой войны. Но «слабый» Николай II, не имея ни силы воли, ни чёткой программы действий, попадал под разные влияния, «ослабил вожжи», дал втянуть себя в «авантюрную» Русско-японскую войну, а затем и Первую мировую войну и «проиграл» монархию и Россию. Подобные представления не имеют никакого отношения к исторической правде, но тем не менее они до сих пор являются весьма распространённым мнением не только в общественном сознании, но и в среде историков.
Конечно, при Императоре Александре III произошли стабилизация и стремительное развитие русской экономики и промышленности. Император сумел найти и назначить на ключевые экономические должности таких профессионалов, как Н.X. Бунге, И. А. Вышнеградский, С. Ю. Витте. Главной особенностью экономического курса Александра III была решительная переориентация на путь покровительственной политики отечественной промышленности, совершенствования сборов налогов, строительства железных дорог. Число рабочих, занятых в промышленности к 1894 г., превысило полтора миллиона человек, стоимость выработанных товаров в том же году приближалось к 2 млрд. Росли новые места добычи полезных ископаемых (Донбасс, Кривой Рог, Баку). К 1894 г. в России появились Крестьянский и Дворянский земельные банки, при помощи заграничных займов удалось стабилизировать русский рубль, быстрыми темпами росло число железных дорог, в том числе и Великого Сибирского пути. Продолжалось строительство новых линий в центральных районах России. В 1893 г. введено в эксплуатацию 1670 км железнодорожных путей: линии Рязань – Свияжск – Казань, Жмеринка – Могилев – Новоселицы. В 1894 г. введено 2340 км: линии Курск – Воронеж и Чернигов – Пирятин, Тамбов – Камышин – Уральск, Беслан – Петровск.
Прямые налоги были самыми низкими в мире, уверенно росла внешняя торговля (ее оборот превышал 1 млрд руб.). За десятилетие промышленное производство в стране удвоилось, а выпуск продукции тяжелой промышленности увеличился в 3 раза. Особенно быстро развивались отрасли народного хозяйства, связанные с новыми видами топлива – углем и нефтью. В Донецком бассейне, где до 1887 г. было лишь 2 металлургических завода, к концу 90-х гг. действовало уже 17. С 90-х гг. бурный рост переживала сосредоточенная на Кавказе нефтяная промышленность. Здесь успешно внедрялись новые способы добычи, хранения и переработки нефти и нефтепродуктов, находивших все более широкий спрос во всем мире. Крупнейшей компанией являлось «Товарищество братьев Нобель». Фирма занималась добычей и переработкой нефти, а также строительством специальных судов и вагонов-цистерн для ее перевозки. По мнению доктора ист. наук А. Н. Боханова: «90-е годы XIX века стали периодом бурного развития промышленного сектора экономики. По темпам среднегодового прироста промышленной продукции Россия в этот период обгоняла все европейские страны и шла вровень с США. В конце 90-х годов XIX века средний прирост промышленной продукции составлял 12 % в и более в год. Россия являла миру пример “экономического чуда”»[442 - Боханов А. Н. Указ. соч. С. 164.].
Несмотря на эти успехи, темпы экономического роста не были достаточными для преодоления большого разрыва с экономиками западных государств. Эту проблему пришлось решать уже Императору Николаю II.
В 1884 г. правительство Александра III предприняло важные шаги по борьбе с коррупцией: были приняты «Правила о порядке совмещения службы с участием в торговых и промышленных товарищеских компаниях», которые ограничили круг госслужащих, которым запрещалось принимать участие в акционерных обществах. В 1882 г. была учреждена фабричная инспекция. Закон от 1 июня 1882 г. запретил на заводах, фабриках и мануфактурах использование труда детей до 12 лет и ограничил продолжительность труда подростков от 12 до 15 лет. Было также запрещено использование их труда на «вредных и изнурительных» производствах. Закон от 3 июня 1885 г. запретил ночную смену женщин и подростков до 17 лет на ряде производств.
В 1880–1890-е гг. усиливается протекционистская политика государства по отношению к ввозимым из-за границы в Россию чугуну, железу, углю, машинам, хлопку. Таможенное обложение ввозимых в Россию вышеназванных товаров возросло с 16,1 % в 1879 г. до 28,3 % – в 1885 г.
Особенно ярко защита интересов отечественных производителей выразилась в таможенном тарифе 1891 г. Этот тариф был разработан под непосредственным руководством министра финансов И. А. Вышнеградского, который привлёк к разработке великого русского учёного Д. И. Менделеева. Новый тариф предусматривал индивидуальное налогообложение для каждого ввозимого из-за границы товара, а не единый тариф, как это было раньше.
Во внешней политике за годы своего недолгого царствования Александр III сумел придать международному положению России новый и весьма высокий уровень. Причём сделал он это не путём войны, а умелым маневрированием между основными европейскими державами при сохранении твёрдой защиты национальных интересов. Граф В. Н. Ламздорф отмечал, что Император Александр III «указал внешней политике ясную, определённую цель – поставить Россию в такое международное положение, которое позволило бы ей ‹…› направить все силы на национальное возрождение и на внутреннее успокоение»[443 - Ламздорф В. Н. Обзор внешней политики России за время царствования Императора Александра III [черновик] // ГА РФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 53. Л. 1.].
Император Александр III быстро осознал коренные изменения, происшедшие в Европе после Франко-прусской войны. Пруссия, бывшая на протяжении XIX столетия союзницей России и создавшая в 1871 г. в захваченном Версале Германскую империю, стала представлять собой опасного потенциального противника. Наряду с сильной армией Германия стремительно развивала и тяжёлую промышленность, пытаясь диктовать свои условия на внешнем рынке. В планах германского руководства были и более радикальные замыслы. Канцлер Отто фон Бисмарк планировал вторую войну с Францией, с тем чтобы навсегда покончить с нею как с великой державой. Все французские колонии должны были перейти Германии. В таких условиях, полагал Бисмарк, Англия была бы обречена на подчинённый союз с рейхом. Этим честолюбивым планам могла помешать только Россия, которую канцлер пытался задобрить обещаниями черноморских проливов и территориями Османской империи. Однако одновременно Бисмарк в 1882 г. стал одним из основателей т. н. Тройственного союза, в который вошли Германия, Австро-Венгрия и Италия, направленного в первую очередь против России. Александр III справедливо воспринимал этот блок как враждебный. «Пока он будет существовать, – говорил Царь о Тройственном союзе, – наше сближение с Германией невозможно»[444 - ГА РФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 37. Л. 116.].
В 1891 г. Александр III заключил секретную военную конвенцию с республиканской Францией (окончательно утверждена в 1893 г.). Это тайное соглашение изначально не являлось союзным договором между двумя державами[445 - Военные соглашения России с иностранными государствами до войны. М.: Военно-историческое общество, 1919. С. 97.]. Оно должно было вступать в силу только в случае нападения Тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии и Италии) либо на Россию, либо на Францию, либо на ту и другую одновременно. В этом случае обе державы согласно конвенции должны были оказать друг другу помощь всею совокупностью своих вооружённых сил.
Тайный военный союз с Францией не был вызван со стороны Александра III симпатией к III Республике. Это был шаг прагматика, понимавшего, что Франция, которая к концу XIX в. находилась в условиях полной изоляции перед лицом нового германского вторжения, неминуемо была бы вынуждена пойти на неравный договор с немцами. В этом случае Германия, которая уже состояла в союзе с Австро-Венгрией и Италией, вступив в союз с Англией и заставив примкнуть к нему Францию, стала бы самой могущественной державой Европы. Россия в этом случае оказалась бы перед угрозой изоляции.
Ухудшение политических отношений между Германией и Россией испортило и их экономические отношения, что больно сказалось на экономике обеих стран. В 1897 г. Германия поглощала 30 % российского экспорта, являлась важнейшим сырьевым рынком России и поставляла ей машинное оборудование. Немецкий капитал был крупнейшим участником русской промышленности, цифра его вкладов в хозяйство России превышала 200 млн золотых рублей[446 - Оль П. В. Иностранные капиталы в народном хозяйстве довоенной России. Л., 1925. С. 15.]. В последние годы жизни Императора Александра III между Германией и Россией разразилась таможенная война, причиной которой стала тарифная политика этих государств в отношении друг друга. До 1891 г. вся германская промышленность пользовалась в России всевозможными льготами, и большинство германских товаров проходило без всяких пошлин. Никаких торговых договоров между Россией и Германией не существовало. Однако в 1891 г. Россия ввела новый таможенный тариф, который предусматривал индивидуальное налогообложение для каждого ввозимого из-за границы товара. Главной целью этих мер было создать свою собственную национальную промышленность. В ответ на русский новый тариф Берлин ввёл высокие пошлины на сельскохозяйственные продукты из России и главным образом на ввозимый хлеб. Петербургу был поставлен ультиматум: отменить действия нового тарифа. Однако Россия не поддалась германскому шантажу и в свою очередь повысила ввозные пошлины на германские уголь, металл и машины. В результате Берлин был вынужден пойти на уступки, однако торговые противоречия между двумя империями продолжали оставаться.
В 1887 г. «Союз трёх императоров», действовавший между Россией, Германией и Австро-Венгрией с 1881 г., не был возобновлён по инициативе германских государств. Реакцией Александра III на это были слова: «Слава Богу!».
При Александре III ослабло русское влияние на Балканах, прежде всего в Болгарии, которая была освобождена от османского ига его отцом Императором Александром II.
Александр III, участник Освободительной войны, считал, что конституция, дарованная его отцом Болгарии, излишне либеральна, а политика болгарских властей – слишком независима от России. По настоянию Царя в Болгарии было создано правительство во главе с русским генералом К. Г. Эрнротом. Болгарская армия была преобразована по русскому образцу генералом бароном А. В. Каульбарсом, занявшим пост военного министра Болгарии. Александр III полагал, что политика болгарского правительства должна быть полностью ориентирована на Россию. Русское правительство требовало от болгарского передачу строительства железных дорог в руки русских железнодорожников, а также приведение болгарских законов в соответствие с законами Российской империи.
Но 25 августа/7 сентября 1883 г. князь Александр Баттенберг распустил правительство, а формирование нового поручил представителям либеральной партии, настроенным враждебно к России. В Болгарии утвердилась диктатура Стефана Стамболова, который провозгласил себя регентом до избрания нового князя. Александр III пытался добиться избрания на болгарский престол участника Освободительной войны, генерал-майора светлейшего князя Н. Д. Дадиани. Однако болгарское национальное собрание провозгласило князем датского принца Вольдемара. Александр III заявил, что не признаёт постановления этого собрания. Александр III отозвал Каульбарса и всех русских агентов. Дипломатические отношения между Россией и Болгарией были разорваны.
В марте 1887 г. сторонники союза с Россией подняли восстание в Рущуке. По приказу Стамболова оно было жестоко подавлено. Расправам подверглись русофилы и в Софии. 11/23 августа 1887 г. на болгарский княжеский престол был приглашён австрийский принц Фердинанд Саксен-Кобургский. Александр III, считавший его легкомысленным повесой, заявил: «Выдвижение его в качестве кандидата на престол столь же комично, сколь комична и сама кандидатура»[447 - Констант С. Фердинанд Лисицата. Цар на България. София, 1992. С. 7–8.].
Фердинанд, так же как и его предшественник Александр Баттенберг, не любил Православие и остался католиком. Он заявил, что его потомство будет пребывать в католической вере. Русский дипломат князь Г. Н. Трубецкой, общавшийся с болгарским венценосцем, свидетельствовал: «Свой народ Фердинанд не любит. Он не стеснялся презрительно отзываться о нем, и мне лично пришлось слышать от него подобные отзывы… Болгары боялись его, никто не любил его»[448 - Трубецкой Г. Н., князь. Русская дипломатия в 1914–1917 гг. Война на Балканах. Монреаль, 1983. С. 46.]. Стамболов последовательно содействовал утверждению в стране позиций Австро-Венгрии, Германии и Англии[449 - Краткая история Болгарии. Отв. редактор Г. Г. Литаврин. М.: Наука, 1987. С. 258.]. Болгарская Православная Церковь осуждала политику Стамболова и отказывалась признавать католика Фердинанда главой Болгарии.
Ради упрочения своей власти Фердинанд начал тайно вести переговоры с Петербургом по поводу нормализации отношений. Там ясно дали понять, что, пока такой отъявленный русофоб, как Стамболов, остаётся у власти, об этом речи быть не может. В мае 1894 г. князь Фердинанд отправил Стамболова в отставку. Несмотря на это, отношения с Болгарией при Александре III улажены не были.
В царствование Императора Александра III с особой силой обострились русско-английские противоречия. Стремительное завоевание Россией новых позиций в Средней Азии и на Дальнем Востоке, среди иноверческих народов, которые в целом добровольно входили в империю Белого Царя, убедительно доказывало Англии, что то же самое произойдёт и в её колониях, если там в той или иной мере утвердится русское влияние.
О том, что эти страхи Лондона имели под собой основание, говорит письмо индийского магараджи Дулин Сингха к Императору Александру III с просьбой освободить Индию от англичан. Сингх писал, что он осмеливается изложить Царю «просьбу как государей, так и народа индийского об освобождении их от угнетателей». Император Александр III написал на письме: «Это желательно»[450 - Дневник графа В. Н. Ламздорфа. Вкладки в дневнике. Резолюция Императора Александра III на письме магараджи Дулин Сингха // ГА РФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 82. Л. 2.]. В своей резолюции министру иностранных дел он указал: «Повелеваю Вам лично – на прочтение. Не показывайте эту депешу никому. Составьте ответ ему и покажите мне до отправления»[451 - Письмо магараджи Дулин Сингха Императору Александру III. 16 мая 1887 г. // ГА РФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 80. Л. 1 [копия].]. Содержание ответа Императора индийскому князю неизвестно, но совершенно очевидно, что русские цари со времён Императора Павла I сочувствовали порабощённому индийскому народу. Кроме того, возможный поход в Индию всегда мог быть адекватным ответом России на английскую агрессию.
В 1872–1873 гг. между Россией и Англией было подписано соглашение, которое определяло как территориальные пределы Афганистана, так и общие начала взаимного политического положения обеих стран в Средней Азии. Одной из причин столкновения на Кушке в 1885 г. было нарушение Англией договора с Россией 1873 г., по которому обе державы договорились о создании «буферного пояса в Средней Азии», причём Англия брала на себя обязательство удерживать афганского эмира от каких бы то ни было наступательных действий против России[452 - Депеша Гренвилля, министра иностранных дел Англии, от 24 января 1873 г. // Афганское разграничение: Сборник дипломатических документов. СПб., 1886. С. 42.].
Характерна оценка Александром III английской стороны, данная Императором сразу же после событий на Кушке. Полностью оправдывая действия генерала А. В. Комарова, Царь писал, что события на Кушке «ещё раз это доказывают, что мы имеем дело с величайшими нахалами»[453 - Помета императора Александра III на записке министра иностранных дел Н. К. Гирса. // ГА РФ. Ф. 667. Оп. 1. Д. 473. Л. 6.].
Инцидент на Кушке легко мог привести к англо-русской войне, и только железная выдержка Александра III, а также убедительная демонстрация готовности России мобилизовать все свои вооружённые силы заставили Британию отступить.
«Прошло 13 лет царствования Императора Александра III, – писал выдающийся русский историк В. О. Ключевский, – и чем торопливее рука смерти спешила закрыть его глаза, тем шире и изумлённее раскрывались глаза Европы на мировое значение этого недолгого царствования. Европа признала, что Царь Русского Народа был и Государем международного мира, и этим признанием подтвердила историческое призвание России, ибо в России, по её политической организации, в воле Царя выражается мысль Его народа, и воля народа становится мыслью его Царя. Европа признала, что страна, которую она считала угрозой своей цивилизации, стояла и стоит на её страже, понимает, ценит и оберегает союзы не хуже её творцов»[454 - Ключевский В. О. Памяти в Бозе почившего Государя Императора Александра III. Речь произнесённая в заседании Императорского Общества истории и древностей Российских при Московском университете 28 октября 1894 г. М.: Университетская типография, 1894. С. 5–6.].
Раввин Б. И. Берштейн в своей речи на кончину Императора подчеркнул, что покойный «первым показал свету, что сила Государя является не в разрушительных войнах, оставляющих вдов и сирот, а в господствующей всюду – тиши. ‹…› Он явился прототипом для всех монархов: стремясь к миру, он был готов во всякое время отражать могущественного врага; он держал бразды правления не только России, но и всей Европы; от того все его чтили и трепетали перед ним»[455 - Берштейн Б. И. Три слова, сказанные житомирским общественным раввином Б. И. Берштейном. 17 ноября 1894 г., на 18-й день кончины Императора Александра III. Житомир, 1896. С. 3–4.].
Даже британский посол сэр Фрэнк Кавендиш Ласселс в эти дни был вынужден признать: «Какова судьба! Император Александр III, бывший для Европы страшилищем при своём восшествии на престол и в первые годы царствования, исчезает в тот момент, когда ему обеспечены всеобщие симпатии и доверие»[456 - Цит. по: Хрусталёв В. М. Великий князь Михаил Александрович. М.: Вече, 2008. С. 83.].
Однако, несмотря на большие успехи, в короткое царствование Императора Александра III полностью не было решено ни одной из поставленных задач. Более того, именно в этот период было создано много новых проблем, решать которые пришлось Императору Николаю II. В этом не было вины усопшего Государя. Он сделал всё, что мог, но слишком мало прожил и слишком мало успел. Н. А. Павлов полагал: «Государь в краткое царствование не успел противопоставить чего-либо реального начавшемуся расстройству экономического порядка в стране. ‹…› Вместо широкого самоуправления и органической системы децентрализации и установления действительной власти на местах, законодатель ограничился “опытом” введения земских начальников, причём предводителям дворянства, председателям ряда учреждений не было дано ни власти, ни прав, ни ответственности. ‹…› Здесь нет места объяснять, как самобытный по духу Государь Александр III был вовлечён министрами и дипломатией в безвыходный круг международных обязательств и некоторых форм политики и хозяйства и разгадка уступчивости этого Государя – нелегка. ‹…› В то же время и в полное противоположение развитию капиталистического хозяйства, тот же Государь даёт закон 14 декабря 1893 г. о неотчуждаемости крестьянского надела. Этим законом крестьяне почти навсегда закрепощались к земле. Ни продать, ни купить земли, ни пользоваться где-либо кредитом с этой поры крестьяне не могли»[457 - Павлов Н. А. Его Величество Государь Николай II. С. 15–20.].
Конечно, убеждённый сторонник Аграрной реформы 1906 г. (т. н. «Столыпинской») и разрушения крестьянской общины Н. А. Павлов несколько преувеличивал последствия закона 1893 г. Торговля земельными наделами крестьянам была разрешена, но не чаще одного раза за 12 лет, а досрочный выкуп разрешался только при согласии ? крестьянского схода. Продажа земельных наделов нечленам данной общины запрещалась. Закон этот преследовал своей целью наделение всех крестьян минимальным участком земли, что, по мнению его авторов, должно было пресечь тлетворное влияние на деревню городского пролетариата. Но при этом законодатель не учёл, что быстрое развитие капиталистических отношений не может не затронуть и деревню, в которой неминуемо начнётся имущественное расслоение, а значит, и потребность в увеличении земельных наделов. Закон 1893 г. не давал предприимчивому крестьянину возможность получения земли, мешал росту крестьянского благосостояния, а потому делал из деревни социальную бомбу. Примечательно, что, когда в Комитете министров Н. Х. Бунге подверг закон серьёзной критике, Цесаревич Николай Александрович сочувственно его поддержал[458 - Степанов В. Л. Самодержец на распутье: Николай II между К.П. Победоносцевым и Н. Х. Бунге // Власть, общество и реформы в России в XIX – начале XX века: исследование, историография, источниковедение. СПб: Нестор-история, 2009. С. 151.]. Поэтому нельзя не согласиться с Н. А. Павловым в том, что «консервативнейший Государь безотчётно встал на опасный путь».
Александр III это понимал. Однажды он спросил генерала О. Б. Рихтера: «Как Вы себе представляете положение России?», на что тот ответил: «Я много думал об этом и представляю себе теперешнюю Россию в виде колоссального котла, в котором происходит брожение; кругом котла ходят люди с молотками, и когда в стенах котла образуется малейшее отверстие, они тотчас его заклёпывают, но когда-нибудь газы вырвут такой кусок, что заклепать его будет невозможно, и мы все задохнёмся». Государь застонал от страдания. «Да, котлу необходим был предохранитель»[459 - Епанчин Н. А. На службе трех императоров // Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 195.]. Но этот «предохранитель» создать при Александре III не удалось.
Но здесь возникает вопрос: а от кого или от чего нужен был этот предохранитель? От народа? Но народ был в целом царелюбивым и верным. От революционеров? Но они были слишком малочисленные и не могли создавать тогда реальной опасности государству. Между тем главная опасность заключалась во все растущем влиянии на государственные дела русской элиты и русской бюрократии. Конечно, речь идёт не обо всей элите и не обо всей бюрократии, но о той тенденции, которая всё больше набирала в их среде силу. При этом первая всё менее считалась с Самодержавной властью Монарха, а вторая все больше подменяла собой его власть. Элита, в том числе и некоторые члены Династии, уже не считали себя обязанными беспрекословно слушаться своего Главу. В полной мере это проявлялось и в царствование Императора Александра III. Как писал Н. А. Павлов: «К нам с Запада поступила бюрократическая система управления и хозяйства, на которую даже такой Государь как Александр III вынужден был опираться»[460 - Павлов Н. А. Его Величество Государь Николай II. С. 18.].
Во второй половине XIX столетия стало ясно, что мир входит в новую индустриально-техническую эпоху, которая бросала свои вызовы всей прежней мировой экономической и политической системе. Было также очевидным, что эта новая эпоха таит в себе большие опасности христианской государственности. Поэтому Россия, как аванпост этой государственности, попадала в самое тяжёлое положение. Нужно было, с одной стороны, отвечать на вызовы времени, чтобы бесконечно не отстать от главных геополитических противников, а с другой – сохранить свою самобытную государственную духовно-нравственную политическую систему – Царское Самодержавие. Эту задачу пытался уже решить Император Александр II. Вопреки распространённому мнению, Царь-Освободитель не был сторонником введения в России ни конституции, ни парламентского строя. Когда при нем зашла речь о конституции, Александр II сказал: «Я даю слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что, сделай я это сегодня, завтра Россия распадётся на куски»[461 - Епанчин Н. А. На службе трех императоров. С. 187.].
Александр II хотел ввести в России такое народное представительство, которое отвечало бы старинным русским традициям, а не западной модели. Оно должно было стать не «оппозицией Его Величества», а гласом народным, напрямую слышанным Царём. Но точных планов и идей на этот счёт у Александра II не было, и он ухватился за предложение своего министра графа М. Т. Лорис-Меликова, чья звезда взошла на русском политическом небосклоне. Граф неоднократно, энергично и горячо высказывался перед Императором «против организации народного представительства в России в формах, заимствованных с Запада, чуждых русскому народу»[462 - Татищев С. С. Указ. соч. Т. 2. С. 652.]. Его реформа сводилась к созданию комиссий, на обязанности которых «лежало бы составление законопроектов в тех пределах, кои будут им указаны Высочайшею волею с призывом выборных от губерний, а также от некоторых значительнейших городов. Причем в видах привлечения действительно полезных и сведущих лиц, губернским земским собраниям и городским думам должно быть предоставлено право избирать таковых не только из среды гласных, но и из других лиц, принадлежащих к населению губернии или города»[463 - Былое. 1918. Кн. 4–5. Апрель – май. С. 162–166.].
Таким образом, члены комиссий могли иметь лишь совещательный голос, то есть обсуждать проекты законов, а вся законодательная инициатива и утверждение законов должны были принадлежать исключительно Верховной власти. «Император Александр II, – писал генерал Н. А. Епанчин, – сознавал, что необходимо устроить так, чтобы голос народа доходил до Царя не через посредство бюрократии, и решил образовать при Государственном Совете особое присутствие из сведущих лиц и земских деятелей; заключения этого присутствия представлялись в Государственный Совет, и с его мнением восходили к Монарху. Это положение Император Александр II подписал утром 1 марта 1881 г., а в тот же день в 3 ч. 30 м. дня его не стало»[464 - Епанчин Н. А. На службе трех императоров. С. 187.].
Несмотря на расплывчатость и «сырость», этот проект был шагом положительным, ибо он создавал предпосылки для создания форм народного представительства, не только не покушавшегося на самодержавные права Монарха, но наоборот призванного помогать ему. Тем самым прорубалось окно в душном забюрократизированном мире, в котором жил Самодержец. Этот мир не давал ему полноты картины состояния дел в обществе и стране, отделял его от народа.
Злодейское убийство Александра II положило конец этому проекту. Принято считать, что новый Император Александр III был убеждённый «реакционер», а потому проект Лорис-Меликова был сразу им отвергнут и всё вернулось к «абсолютизму». Это представление в корне неверно. Александр III в своих воззрениях шёл дальше Лорис-Меликова. Он был сторонником созыва Земского Собора, основанного на «старорусских началах». Впервые подобную идею высказал славянофил С. Д. Голохвастов в своём письме к К. П. Победоносцеву. Последний передал письмо Цесаревичу Александру Александровичу, а тот Императору Александру II, который поставил на проекте резолюцию: «Прочёл ‹…› с любопытством и нашёл много справедливого»[465 - К. П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки / С предисловием Покровского М.Н. Т. 1. М. – Пг., 1923, полутом 1-й. С. 8.]. Идея Земского Собора продолжала занимать Александра Александровича и в дальнейшем, о чём он не раз говорил с графом Н. П. Игнатьевым. Тот привлёк к работе профессора Д. Я. Самоквасова, и под руководством Цесаревича было выработано положение о Земском Соборе. Н. А. Епанчин подчёркивал: «Цесаревич предпринял это важное дело не под влиянием своих сотрудников, но по своему глубокому убеждению в необходимости создания таких условий, при которых Царь мог узнавать о нуждах его подданных через людей, знакомых с местными делами, и чтобы об этих нуждах Царь узнавал не по единоличным докладам министров, не через чиновников, а через свободное обсуждение выборных от народа людей»[466 - Епанчин Н. А. На службе трех императоров. С. 186.]. Подпись Цесаревича Александра Александровича стояла под проектом Лорис-Меликова, подписанного Государем, хотя с самим проектом Цесаревич был не согласен, так как Лорис-Меликов предлагал сделать ставку только на земское и городское представительство, а именно из их среды выходила большая часть террористов и агитаторов.
Однако, по верному определению того же Епанчина: «В обществе также осознавали, что нужно изменить порядок направления государственных дел, но большинство видело весь вред только в отсутствии конституции в западноевропейском духе; в таком направлении шла пропаганда – революционные силы открыто требовали конституции»[467 - Там же. С. 287.].
Когда граф С. Г. Строганов предупреждал в докладе, что проект Лориса «прямо ведет к конституции», Александр III заметил: «Я тоже опасаюсь, что это первый шаг к конституции»[468 - Твардовская В. А. Александр III // Романовы. Исторические портреты. Т. 2. С. 370.]. Однако 8 марта 1881 г., на заседании Совета министров, когда шло обсуждение в определении дальнейшего курса, Царь не высказал своего прямого отношения ни к проекту Лорис-Меликова, ни вообще к идее земского и городского представительства. Он оказался под давлением справа и слева. В основном мнения делились: либо всё запретить, либо продолжать двигаться по пути, предложенному Лорис-Меликовым, сырой и невнятный проект которого не нравился Александру III. При этом и «охранители», и «реформаторы» пугали Царя всяческими бедами, если не будет принят именно предлагаемый ими вариант развития событий. Александр III в конце концов склонился к твердой линии, результатом которой стал знаменитый манифест, в котором говорилось «о незыблемости Самодержавия». Царь совершенно справедливо посчитал, что в стране, охваченной смутой, невозможно заниматься судьбоносными реформами. Страну надо было сначала успокоить, а смуту усмирить. Эту же мысль высказал и К. П. Победоносцев: «В такое ужасное время, Государь, надобно думать не об учреждении новой говорильни, в которой произносили бы новые растлевающие речи, а о деле. Нужно действовать!»[469 - Перетц Е. А. Дневник. М.–Л., 1927. С. 38–40.]
Самодержец Александр III – действовал: смута была усмирена. Но необходимость совещательного народного представительства не отпала. Не случайно Александр III вернулся к ней через год, когда министр внутренних граф Игнатьев подал ему записку о необходимости созыва Земского Собора одновременно с коронацией Царя. Авторами «Записки» были славянофилы П. Д. Голохвастов и И. С. Аксаков[470 - Игнатьев Н. П. Земский собор. СПб. – Кишинёв, 2000.]. Мысль эта вновь ужаснула К. П. Победоносцева, который писал Александру III: «Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лорис-Меликова и друзей его. Последующая фантазия гр. Игнатьева была ещё нелепее, хотя под прикрытием благовидной формы Земского Собора. Что сталось бы, какая вышла бы смута, когда бы собрались в Москве для обсуждения неведомо чего расписанные им представители народов и инородцев Империи, объемлющей Вселенную?»[471 - К. П. Победоносцев – Императору Александру III 11 марта 1883 г. // Письма Победоносцева к Александру III. М., 1926. Т. II. С. 12.] Царь проект Игнатьева отклонил, хотя в принципе и выразил свое одобрение самой идеи. Опять-таки Государя можно понять: в словах Победоносцева было много верного, да и момент для созыва Собора вряд ли был подходящим. Но не вызывает сомнения, что вновь была упущена возможность создать представительный орган на русских традиционных началах по инициативе Самодержавной власти. В результате в обществе все больше набирало силу представление, что власть не хочет идти на создание никаких представительных органов, а значит, они должны быть созданы силой и по западному образцу. Александр III скончался, так и не подойдя даже к проектам представительской реформы, невольно заложив тем самым бомбу, которая взорвалась в 1905 г. при Николае II. Славянофил генерал А. А. Киреев считал: «Александра II убили. Понятно, что Александр III должен был подтянуть поводья, остановить ход России. Но вместо того, чтобы через 2, 3, ну, 4 года повести Россию по славянофильскому либеральному пути, А.[лександр] III продолжал затягивать поводья, давал машине задний ход. Его авторитет был еще довольно велик для того, чтобы государственное здание еще держалось, фасад стоял. Но с его смертью авторитет погиб в противоречиях внешней и в особенности внутренней политики, нужно было стать добровольно на путь реформ в славянофильском духе, вышло обратное – испуг – западная конституция»[472 - Дневник А. А. Киреева // РГБ Ф. 126. Д. 14. Л. 184 об.][473 - Под «конституцией» А. А. Киреев имел в виду Манифест 17 октября 1905 г.].
Одновременно революционные идеи становились популярными в умах многих представителей общества. Дошло до того, что террористов-убийц начинали почитать за мучеников, борцов «за лучшую долю». Происходила подмена духовных ценностей, в России набирала силу чуждая, смертельно опасная идеология. В этих условиях власть не смогла противопоставить этой идеологии мощную преграду. Власть не считала нужным пропагандировать самою себя, полагая, что, так как идеалам Православия и Самодержавия придерживается большинство русского народа, то против отдельных нигилистов достаточно одних лишь полицейских мер. Однако к концу ХIХ в. одних таких мер было уже недостаточно. Требовались решительные неординарные меры по отвлечению общества от агрессивной чуждой идеологии. Идеологи правительства отвечали лишь запретами. Александр III хорошо чувствовал опасность подобной политики, когда сказал Победоносцеву: «Ты как жгучий мороз, гнить не даешь, но и расти не позволяешь»[474 - Смирнов А. Ф. Государственная Дума Российской Империи. 1906–1917. Историко-правовой очерк. М.: Книга-бизнес, 1998. С. 23.]. По утверждению Витте, Александр III ему жаловался, что «из долголетнего опыта он убедился, что Победоносцев отличный критик, но сам никогда ничего создать не может»[475 - Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 1. С. 369.].
Нельзя не согласиться с Н. А. Епанчиным: «Нет сомнений, что преобразования Императора Александра III имели бы русский, народный характер, а не западноевропейский, парламентарный. ‹…› Общераспространённое мнение говорит, что Император Александр III обладал твёрдой волей, но не доказывает ли отказ от созыва Земских соборов обратного – недостатка воли? Я убеждён, что нет; это доказывает только то, что один в поле не воин, что напор на Самодержца, не поддержанного мнением народа, так силён, что ему одному не по силам такая борьба. Да, тяжёлая ответственность лежит на совести тех, кто своевременно не поддержал своего Государя и оказал дурную услугу ему, и России, особенно его Преемнику. “Gouvernerc’estprevoir”[476 - «Управлять – значит предвидеть!» (фр.)], а своевременное отсутствие этого предвидения очень затруднило Императора Николая II»[477 - Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 215.].
Отсутствие нужных талантливых людей – это была проблема уже Александра I, который отвечал тем, кто предлагал реформы: «Некем брать!» Александр III говорил примерно то же самое: «Как труден выбор людей! – но затем, как бы разговаривая с самим собой, добавлял: – Но есть люди. Они найдутся»[478 - Там же. С. 336.]. К сожалению, некоторые из тех, кто «нашёлся» в его царствование, сыграли неприглядную роль на службе у его Сына. Не вызывает сомнений, что команда Александра III была слабее команды Николая II, который после набора опыта государственного управления умел лучше разбираться в людях, чем его отец. В этом отношении забавны попытки некоторых авторов убедить в обратном, ссылаясь на «суровый» характер Александра III, легко отделывавшегося от неугодных министров, в противовес «мягкому» Николаю II, который не мог от них отделаться. Так, например, И. Е. Дронов пишет, что, когда Александр III «узнал о злоупотреблениях своим служебным положением директора Департамента полиции Петра Николаевича Дурново, он начертал лаконичную резолюцию: “Убрать эту свинью в 24 часа”»[479 - Дронов И. Е. Сильный, державный. Жизнь и царствование Александра III. М.: Русский издательский центр, 2012. С. 448.]. При этом же Дронов признает, что «П. Н. Дурново был очень толковый и расторопный деятель, а злоупотребления его носили анекдотический оттенок», но, продолжает далее Дронов, «Александр III предпочёл пожертвовать ценным сотрудником, нежели терпеть беспорядок в работе государственной машины»[480 - Дронов И. Е. Указ. соч. С. 448.]. Вовсе не очевидно, что Александр III оставлял о П. Н. Дурново подобную резолюцию, приводимые ее источники крайне сомнительны. Но не вызывает сомнений, что И. Е. Дронову такие действия Александра III, подлинные или мнимые, весьма импонируют. Безусловно, сказывается уважительное отношение автора к Сталину и его методам. Поэтому он ставит в упрек Николаю II, что тот терпел вокруг себя людей, которых лично не любил, но считал полезными для дела. Между тем любому непредвзятому человеку совершенно ясно, что кадровая политика Николая II была гораздо более дальновидной и вдумчивой. «Выбросить» не нравившегося чиновника было легко, гораздо труднее было найти ему замену.
Совершенно несостоятельными выглядят утверждения, что Император Александр III ввел в стране суровый режим, державшийся на тюрьмах и виселицах. Александр III, естественно, не был тем «держимордой», каким его изображала лживая либерально-большевистская пропаганда. Не был он и тем «мужицким царём», каким его изображают наши некоторые патриоты. Это был человек с очень тонкой душевной организацией, довольно ранимый, глубоко верующий, европейски образованный. А. Ф. Кони делился своими впечатлениями от встречи с Императором Александром III: «В этих глазах глубоких и почти трогательных, светилась честнейшая душа, испуганная в своём доверии к людям и беспомощная против лжи, к коей сама была неспособна»[481 - ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 202 (1). Л. 15.].