Потерянные слова

Я положила свой секрет на дно сундука и снова села на корточки. Листочек выглядел маленьким и одиноким. Я переложила его сначала в одну сторону, потом в другую. Наконец взяла его в руки.

Лиззи погладила меня по волосам:

– Тебе нужно найти другие сокровища, чтобы ему не было так одиноко.

Я встала, подняла листочек над сундуком как можно выше и разжала пальцы. Покачиваясь из стороны в сторону, он медленно опускался, пока не приземлился в одном из углов сундука.

– Вот здесь он хочет быть, – сказала я и наклонилась, чтобы разгладить бумажку. Только она не разглаживалась. Под обивкой дна был бугорок. Край ткани был уже отклеен, поэтому я отодвинула его немного.

– Сундук не пустой, Лиззи! – воскликнула я, когда показалась головка булавки.

Лиззи наклонилась ко мне, чтобы понять, о чем я говорю.

– Это булавка для шляпы, – сказала она, поднимая ее. На головке булавки были нанизаны три разноцветные бусины. Лиззи задумчиво покрутила находку между пальцами. Было видно, что она что-то вспомнила. Лиззи прижала булавку к груди, поцеловала меня в лоб и бережно положила ее на прикроватный столик рядом с маленькой фотографией своей матери.

* * *

Дорога домой в Иерихон обычно занимала больше времени, чем следовало, потому что я была маленькой, а папа любил неспешно прогуливаться, покуривая трубку. Мне нравился запах его табака.

Мы пересекли широкую Банбери-роуд и двинулись вниз по улице Сент-Маргарет мимо высоких домов с красивыми садами и деревьями, затенявшими тротуар. Потом мы петляли по узким улочкам, где дома прижимались друг к другу, как листочки в своих ячейках. Когда мы свернули на улицу Обсерватории, папа постучал трубкой о забор, сунул ее в карман и посадил меня себе на плечи.

– Скоро ты станешь слишком большой для моих плеч, – проговорил он.

– Я уже больше не буду малявкой, когда вырасту?

– Тебя так Лиззи называет?

– И так, и капусткой, и Эссимей.

– Малявка – мне понятно, Эссимей – тоже, но почему она тебя зовет капусткой?

Капустка всегда сопровождалась объятиями или теплой улыбкой, и мне это слово почему-то казалось вполне уместным.

Наш дом находился посредине улицы Обсерватории, сразу же за углом улицы Аделаиды. Когда мы дошли до входной двери, я посчитала вслух: «Раз, два, три – у этого дома замри!»

У нас был старый дверной молоток из меди в форме руки. Лили нашла его в ларьке с безделушками на Крытом рынке. Папа сказал, что молоток был потускневшим и поцарапанным, а между пальцами забился речной песок, но он почистил его и прикрепил к двери в день их свадьбы. И вот сейчас он достал из кармана ключ, я наклонилась вперед, накрыла руку Лили своей и постучала четыре раза.

– Никого нет дома, – сказала я.

– Сейчас будут.

Папа распахнул дверь, и я пригнулась, когда он переступал порог.

* * *

Он опустил меня на пол, поставил сумку на комод и подобрал с пола письма. Я прошла за ним по коридору на кухню и села за стол ждать, пока он приготовит ужин. Трижды в неделю к нам приходила горничная, чтобы убираться, готовить и стирать нашу одежду, но в тот день ее не было.

– Я стану прислугой, когда вырасту?

Папа встряхнул сковороду, чтобы перевернуть сосиски, и посмотрел на меня.

– Нет, не станешь.

– Почему?

Он снова встряхнул сосиски.

– Трудно объяснить.

Но я ждала ответа. Папа тяжело вздохнул, и складки между его бровями стали еще глубже.

– Лиззи повезло, что она стала служанкой, а для тебя это было бы неудачей.

– Не понимаю.

– Я так и думал.

Папа слил воду с гороха, размял картофель и выложил все на тарелки с сосисками. Сев за стол, он сказал:

– Для разных людей, Эсси, прислуживание имеет разное значение, в зависимости от их положения в обществе.

– Все эти значения попадут в Словарь?

Складки между бровями разгладились.

– Заглянем завтра в ячейки, хорошо?

– А Лили смогла бы объяснить значение прислуживания? – спросила я.

– Твоя мама объяснила бы тебе все на свете, – ответил папа. – Но без нее мы должны полагаться на Скриппи.

* * *

На следующее утро, прежде чем разобрать почту, папа приподнял меня, чтобы я заглянула в ячейку со словом прислуживание.

– Давай посмотрим, что мы там сможем найти.

Я с трудом дотянулась до ячейки. В ней лежала целая пачка листочков. Слово прислуживание было написано на самом верхнем из них, а чуть ниже него: разные значения. Мы сели за сортировочный стол, и папа разрешил мне развязать шнурок, которым были скреплены листочки с определениями. Они были разделены на четыре маленькие стопки, у каждой из которых был свой заглавный листочек со значением слова, предложенным кем-то из самых опытных помощников доктора Мюррея.

– Эдит собирала их, – сказал папа, раскладывая листочки на столе.

– Тетя Дитте?

– Она самая.

– Значит, она лекси… лексиграфа, как ты?

– Лексикограф. Нет, но она весьма образованная дама. Нам повезло, что работа над Словарем стала ее хобби. Она постоянно присылает доктору Мюррею новое слово или его определение.