Эскизы любви

Возможно, то, что вне нас, не зависит от нас. Но может быть мы хотя бы можем что-то использовать, что вне нас для нас?

И вот уже…

В свои слишком лет он хорошо знал эти признаки влюбленности, когда в тебе неизвестно откуда, как и почему появляется и поднимается все выше и выше ожидание чего-то иного, необычно приятного и готового в любой момент исчезнуть, оставив после себя что-то, состоящее из легкой грусти, печали и радости. От того, что могло бы быть, но не случилось, кажется даже, что и было, но как-то так неясно, размыто и неопределенно. Причем сейчас он уже ясно понимал, что не хотел этой ясности и определенности, не хотел завершенности, всегда грозящей длинными и, в общем-то, бессмысленными разговорами, попытками примириться и все начать сначала, начать то, что уже себя безвозвратно исчерпало. И это при том, что оба уже знали – будущего просто нет и быть не может.

…

– Почему ты мне ничего не говоришь?

– Разве?

– Если и говоришь, то почему я этого не слышу?

– Действительно?

– Ты хочешь сказать, что у меня что-то со слухом?

– Ну вот видишь. А ты спрашиваешь почему я ничего не говорю? Я же спрашиваю…

…

– Нет, это я спрашиваю.

– Но я же отвечаю.

– Странно. Мне казалось, что говорить, спрашивать и рассказывать это три разные вещи.

– Возможно. Об этом стоит подумать.

– Может быть подумаем вместе?

– Почему бы и нет?!

– Вот и договорились. Давая вечерком все и обсудим.

– Согласен.

…

И когда они успели научиться так разговаривать?! Ему казалось, что лучше всего они разговаривали молча. Или нет. Нет, да, лучше всего было тогда, когда они занимались любовью. Впрочем, когда они последний раз занимались любовью? Да и было ли это любовью? Уже трудно сказать. Наверное, тогда это они так и называли. Друг для друга. А вот как они это называли для самих себя? Надо вспомнить.

Да было что-то, но скорее, конечно, не любовь и не страсть. Как, то, что было, не называй, не может стать тем, о чем мечталось, а потом хотелось, и что незаметно, как-то само собой, плавно, перешло во что-то иллюзорно-недостижимое, превратившись в смешные и нелепые телодвижения. Да первый, второй и энный раз были вопросы – ну как ты?, тебе понравилось?, тебе было хорошо? И вот это, самое нелепое, что могло быть в этот момент – спасибо. Он не знал, что сказать, что ответить и в первые мгновения лихорадочно искал ответа. Так и не найдя, просто молчал. А все испытанное как-то тихо и беспомощно тонуло в этом молчании.

Затем они оба привыкли к этому молчанию. И уже не было никаких слов. А что же было? Вот только сейчас он подумал об этом, усиленно пытаясь вспомнить – что было? Не было ничего. Ему удалось вспомнить только то, что однажды прозвучал вопрос:

– А что будет потом?

Тогда он не ответил. Да и отнесся к вопросу как-то в полусне. Почти не услышав его. Тогда он даже подумал, прежде чем упасть в этот сон – что это? Вопрос? Или нет? Может быть ему послышалось? И никакого вопроса вовсе не было? Или это он сам себя спросил?

…

Вот сейчас, вдруг с необычной ясностью ощутив свою влюбленность, она, сквозь радость и глупую улыбку по неволе появившуюся у нее на лице, испугалась. Странно. Но она никогда прежде не видела такой своей улыбки. Но зато она видела ее сейчас, в темноте ноябрьской ночи и ничего не могла с собой сделать.

– Глупость какая. Зачем мне все это. Неужели все вновь?

И что будет потом? Вот. В который уже раз к ней возвращаются вопросы, когда-то и кем-то ей заданные. Как напоминание, а может быть и как месть. Вопросы, от которых она пыталась избавиться не из-за их опасности или неопределенности. Она просто знала ответы на них. Слишком точно и определенно.

…

Их одновременно поразила какая-то, вдруг так ясно и открыто проявившаяся, беспомощность и беззащитность. Стало жалко и себя и, главное, того, что было и ушло. Они знали, потом нет, потом – это когда в…прошлом.

«Весна»

Правда ли, что мы противостоим себе? А может быть мы противостоим тому, что и есть подлинное «Я»? И тогда зачем все это?

Нулевая вероятность

Жизнь теперь все больше и больше замолкает вокруг меня. Почему-то иногда звуки, которые вообще не слышны, вдруг возникают из шума, который мы называем тишиной.

…

Есть события, которые обязательно произойдут. И только время, отделяющее нас от этих событий, делает их возникновение менее вероятными, и нам кажется, что что-то как будто может произойти, но все никак не происходит. Мы устаем ждать, и они как раз и случаются.

…

Это сейчас мне кажется, что не могло не произойти того дня, когда он встал, накинул на себя куртку, и пошел, чтобы кого-то встретить. Мы все уже знали эту процедуру встречи, означавшую, что к нам пришел новый человек, тот, кто будет делать все тоже, что и мы, довольно непонятную, весьма скучную и однообразную работу, явно несоответствующую претензиям каждого из нас.

Ты, конечно, помнишь, что в этой светлой, а это, пожалуй, было единственным ее достоинством, комнате, собралась самая разношерстная публика, и каждый из ее представителей был достаточно яркой, по-своему, индивидуальностью. И все странным образом соединились тут, заполнять какие-то карточки, когда одни считали себя достойными большего, другие просто отсиживали свой срок и были рады этому приюту, третьи попали волей случая и т.д., и т.п.

… почему мы запоминаем этот день – день встречи? Он ничем не примечателен. День как день. И все же. Правда это все приходит потом, после. И вот тогда, в будущем, окажется, что все было какое-то особенное, и мимолетный запах, и взгляд, и выражение глаз, улыбка, движение… Но, возможно, самое главное твое собственное состояние, вызванное чем-то не объяснимым и тогда казавшимся совершенно неважным.

Среди тех, кто тогда оказался рядом с тобой, был и я, движимый, как и все остальные, мгновенным любопытством – новый человек, кто он? Иного и быть не могло. Среди серых, однообразных дней любое новое было событием, хотя бы как-то разнообразящим происходящее существование. Как и все, я что-то ждал, как потом оказалось знака будущего изменения, шанса на удачу будущего, которого уже не было.

Конечно это было глупо. Шанс, знак, предвкушение… Полная чушь по сравнению с реальностью того, что произошло и реальностью, в которую я сам себя поместил по собственному желанию. Честно говоря, тогда я ничего не хотел, а просто переживал ощущение счастья открывшейся свободы и независимости. Я принял решение и осуществил его, сразу избавившись от прошлой жизни, которая также была результатом моих собственных предыдущих решений. Но как же было здорово вновь быть свободным.

Вот это-то и отличает тогдашний день от дня нынешнего. Конечно, не только это. Но это самое важное. Тогда было настоящее и не было прошлого, которое казалось уже не твоим, а чьим-то чужим и потому, наверное, было всего лишь фоном, ничем не сдерживающим и ничему не мешающему. А сейчас нет будущего, а есть прошлое, которое уже невозможно забыть. Да и если забудешь, то вообще ничего не останется.

Сейчас я понимаю и то, что эта встреча была обречена на анализ, который уже тогда стал частью меня, моего отношения к каждому другому и этого каждого другого, которого я уже тогда не мог воспринимать просто как данность. Так, на веру, что-то принять я не мог. Я пытался докопаться до истины, а в результате «докапывался» до человека, который уже с трудом мог меня выносить. Уже тогда я не верил в очевидность, которая убеждает – я истина, принимай меня, верь мне. Верить хотелось, но не хотелось платить за нее. Тем, что казавшимся ясным, четким и таким прозрачным путь, на самом деле оказывался заурядным и очередным заблуждением.

…

… а тогда он «привел» молодую девушку-женщину, вначале показавшуюся… странной. Ее лицо было нездешним. Я тогда никак не мог понять этой странности, которая, скорее всего, была странностью моего восприятия. Лицо было знакомое, но совершенно непонятное – откуда и как оно сюда попало. Нет, не именно в эту комнату и не в наше «богоугодное заведение», а в этот окружающий меня мир.