Сундук. Рассказы

Святой человек – этот председатель колхоза имени Фрунзе. Единственное хозяйство, которое не сменило форму собственности на АО и ООО, а осталось колхозом – только там по-человечески разговаривают.

Первый рабочий день не задался. В блокноте всего одна «молния». Ну хотя бы.

– А что такое ток? Это который по проводам идет? – спросила я у Натальи Семеновны.

– Ты о чем?

– Председатель Фрунзенский сказал: ток работает на полную мощность.

– А, это механизированный ток.

– Мы такой по физике не изучали…

– Конечно, не изучали. Мехток – это здание, где зерно сушится и сортируется перед отправкой на элеватор.

– А-а-а, об этом Шукшин писал свой рассказ «Дядя Ермолай», когда два пацана должны были на точке ночевать, а сами деда обманули, – догадалась я.

– Да, про это, – подтвердила Наталья Семеновна.

Позже, когда я побывала в нескольких селах, узнала, что мехток – это та самая сушилка, которую я видела в деревне у бабушки. Странное здание с окошками на высоких металлических «ногах». В детстве оно мне казалось избушкой на курьих ножках, откуда вот-вот вылезет косматая седая баба Яга. Поэтому я старалась быстрее пробежать мимо этого сооружения. А, оказывается, вон какие важные дела там происходят!

В общем, у меня начали выстраиваться свои ассоциативные ряды. Это помогло написать первую новостную заметку. Вернее, вымучить: слова с трудом складывались в стройные предложения, а предложения – во вразумительный текст. Вроде бы я не первый раз излагала мысли на бумаге. Но… Прав был шеф: одно дело – писать рассуждения «за жизнь», а другое – саму жизнь узнавать.

К тому же одна заметка – это так мало за целый рабочий день!

Чтобы день не пропал даром, Наталья Семеновна посоветовала взять интервью у заведующей районной аптеки. Я вооружилась двухкилограммовым диктофоном с кассетой. Встретилась и поговорила с аптекаршей. Вернулась радостная в редакцию, включила диктофон, а там одно шипение – ничего не записалось на пленку.

– Ты не надейся на рекордер, – сказала Наталья Семеновна. – Все фиксируй параллельно в блокнот. Так надежнее.

Я снова пошла к аптекарше, извинилась и попросила повторно рассказать то же самое. К моему великому счастью, она отнеслась с пониманием. Я записала все в блокнот, и параллельно на диктофон – для подстраховки.

Наталья Семеновна посоветовала взять интервью у главврача районной больницы. Примерно объяснила, как найти райбольницу, дала вопросы под запись.

Среди нескольких корпусов райбольницы я нашла нужный вход и чудом вышла на главврача Бабикова. Представилась.

– Можно поговорить с вами для газеты?

– Я не буду с вами разговаривать. У меня сложная операция, нужно идти.

Я подумала, что от меня просто отмахиваются, как от «девочки», ничего из себя не представляющей. Будто на самом деле главврачи операции не делают, а только руководят. Я стала настаивать:

– Ну, пожалуйста, я много времени не займу, у меня только несколько вопросов.

– Я же сказал: никогда мне. Кто вас сюда направил?

– Наталья Семеновна.

– А почему именно ко мне?

Я не нашлась, что ответить. Не говорить же, что она просто не знала, куда меня еще отправить за сбором материала. А главврач оказался «под рукой». Только мне в голову не пришло, что с руководителем такого уровня надо было заранее договориться о встрече, а не бежать сломя голову сегодня. Мало ли, что у меня «блокнот пустой» (так выражались корреспонденты, когда не удавалось материал для статей собрать) – это точно не проблемы главврача.

– Передайте привет Наталье Семеновне, – сказал Бабиков с почтением. Встал и вышел в окружении своих ассистентов.

Я вернулась в редакцию без результата. Первый рабочий день уже явно пошел насмарку. Хоть реви – да толку…

– Мне кажется, он меня обманул, – сказала я Наталье Семеновне. – Разве главврачи оперируют?

– Конечно. Он единственный хирург в районе. Приходится и лечить, и руководить.

Значит, не обманул меня Бабиков.

Мне оставалось ехать домой и писать единственное полученное интервью с аптекаршей. Впереди – мои первые рабочие выходные, за которые удалось написать что-то вразумительное.

Интервью с аптекаршей шеф даже похвалил: «первый блин не комом». Я обрадовалась, воодушевилась, летела до своего кабинета на крыльях – даже не услышала обычного скрипа коридорных половиц. Только … зря радовалась.

Это был всего лишь маленький лучик солнца перед началом черных рабочих будней.

Сундук взялся за меня на другой же день. На редакционной планерке (ее называли «летучка») он велел мне идти в мемориал славы. Туда приехал человек из Москвы, который занимается поиском солдат, без вести пропавших в Великой Отечественной войне. Собирает информацию по всей России и передает в такие вот мемориалы. Я имела неосторожность поинтересоваться у шефа: о чем нужно расспросить гостя и написать в статье. Не ожидала такой бурной реакции на безобидный (как мне казалось) вопрос.

Шеф рассвирепел.

– Может, тебе еще рассказать, где находится мемориал славы?!

Это звучало как «может, тебе еще в бассейн воды налить?».

– Всё, детство кончилось. Запомни это раз и навсегда. Здесь нянек нет. Никто тебя за ручку водить не будет. Принцип котенка знаешь? Бросили тебя в воду. Выплывешь – выплывешь, нет – утонешь. Но это твои проблемы.

Адаптивное наставничество – ничего не скажешь. Я почувствовала металлический привкус во рту: выброс адреналина от страха. Сидела притихшая: я ведь действительно не знала, где находится мемориал. Но – надо искать. Шеф два раза повторять не будет, он же не нянька.

В детстве нас возили на мемориал всем классом, но все, что я помню из этих экскурсий, – это бесконечная пустая площадь с огнем в центре. Учительница объясняла, что этот огонь – вечный, то есть никогда не гаснет. Мне было интересно: какой механизм есть под землей, что огонь горит без всяких дров.

Для себя решила, что огонь просто волшебный и исходит из земли, где находятся солдаты и поддерживают это пламя. Я реально думала, что там братская могила.

Вспоминая об этом, я дошла до мемориала. Ноги сами принесли. Московский гость оказался мировым дедулей. Сам мне все рассказал о целях приезда – и спрашивать не пришлось. Попили чайку вместе с директором мемориала.

Я написала заметку под названием «Следопыт». Отдала ответсекретарю Киселевой. Ждала какой-то ответной реакции. Даже страшно было представить, какой процесс пройдет моя статья от рукописи на писчей бумаге до публикации в газете. Сколько глаз будут ее читать – ответсекретарь, наборщик, корректор, редактор наконец. От этого мурашки по спине бежали.

Думала, мне скажут: написала полную белиберду, которую не то что в газете – даже на листке туалетной бумаги напечатать нельзя. Стыдоба. Однако все обошлось: статью опубликовали, и даже почти не поправили.

Шеф промолчал. Но в этом молчании слышалась приближение грозы. Будто гром где-то вдалеке грохочет, и ты точно знаешь, что его раскаты докатятся до тебя.

Интуиция меня не обманула. Он решил основательно взяться за мое воспитание по весьма своеобразной «авторской» методике. Чтоб уж наверняка – детство кончилось.

Мне все время казалось, что за моей спиной шушукаются, рассматривают под увеличительным стеклом как букашку. Куда в следующий раз она побежит, что будет делать…

Задания как таковые мне не давали. В командировки по селам не направляли. Но стабильно в начале каждой недели в кабинет заходила ответсекретарь Киселева и спрашивала с меня план материалов на неделю. То есть сначала я должна что-то запланировать, потом к концу недели этот план выполнить.

А что планировать и выполнять – решай сама.