Крым. И я там был

– Понятно. Сколько до дома?

– Давай не о плохом. Трёхзначное число, это точно.

– Ого! Да ты, ни отслужив, ни дня, сразу в калитку попал, – ржёт он. – Отлично служба началась, да?

– Ага. Шедеврально.

– А куда определили? В какую часть?

– Спроси, чего по проще, а?

– Мдэ-э-э. Карточку помнишь свою? В ней ещё капдва карябал что-то в конце ВВК.

– Помню.

– Что на ней написано было?

– Этого не помню. Какая-то закорючка была… Что-то типа цифры.

– Правильно. Цифра. Не разберёшь вообще. Главное – лишь бы не цифра «девять».

– Почему?

– Это моя часть потому что. Фу, как вспоминаю, жуть как коробит. Зенитно-ракетный полк.

– Чего, совсем шляпа там?

– Полнейшая. Врагу не пожелал бы там оказаться. Сейчас ещё эти военно-полевые учения…

– Слышал о них. Что там конкретно-то происходит?

– На самих учениях? Да ничего особенного. Тупорылые задачи, наряды и прочая мутотень. Бригады, дивизии, полки – всех выгоняют в голое поле. То ли дело сборы…

– А что на сборах?

– Бегают как ссаные веники. Делают что-то. Выделяют людей, в основном срочников, на лютые работы. Ящики с боеприпасами, оружие, палатки, какие-то, бочки, цистерны, провизию. Мы недавно даже костыли с гробами загружали в КАМАЗы. Для чего там костыли? Военные…

– Гробы и костыли?

– Таки точно.

–Весело.

– Конечно. Особенно, в дни чёрной рабочки. Устаёшь как тварь дикая. Потом приходишь с рабочки, а тебя в наряд вечером поставили. Времени на отдых и привести себя в порядок, конечно же, нет. Потом, огребаешь люлей от старшины за не чищеные берцы и чмошный вид. Весело, да? А к слову о полевом выходе, то меня туда никак не тянет. Абсолютно. Поэтому-то в калитке все и отсиживаются… Но я сюда загремел не поэтому. Уже просто не мог ходить в таком состоянии.

– Как вышло так?

– Была одна рабочка. Нас, после завтрака, отправили на склад ГСМ, из старых досок гвозди вытаскивать. И не просто, сука, вытаскивать, а ещё и выпрямлять их и заново забивать в другие бруски. Жара стояла – долбануться можно. Потеешь, как чмо. Литрами стекает этот пот. Попадает в глаза. Щиплет, сучара, невыносимо. Приходилось грязными руками вытирать. Потом, по утрам, глаза чуть начала застилать пелена. Я даже как-то на зарядке утром, чуть лицом в плац не нырнул, когда споткнулся. Какое-то время, мы так же ходили на ебашки. Иногда вкалывали по ночам. Затем, всё это дело усилилось. Глаза покраснели и начали щипать. Поначалу терпимо. Так и появился конъюнктивит. Меня даже в санчасть не пускали. В один день старшина поставил на тумбу дневалить. Уже в ночь, я подошёл к дежурному по роте и сказал, мол, плохо меня. Тот доложил нашему подполу. И то, этот так же не хотел отправлять в часть. Всё орал типа «да они все симулянты, пусть служат». Ладно, хоть сержант нормальный оказался. Наморщил санитаров и забрали меня.

Делая выводы, я молча представлял себе картину.

– А там чего ещё твориться, помимо прочего?

– Да дичь всякая. Основной минус – никаких условий. Можешь не мыться неделями, потому что воду не привезут на батальон. Ходить в полном зашкваре, воняя при этом как чмо болотное, потому что опять-таки нет воды. Жрать всякое, что приготовят там, на полевой кухне (далее – КП). Короче говоря, картина, следующая: все живут на огромном пустыре, в палатках. Палатки будут располагаться примерно так: первая палатка – командование. Комбат, батяня, батяня, комбат, начальник штаба (далее – начштаб), заместитель по техническому вооружению (далее – зампотех) и прочие офицеры. Во второй палатке будут отовариваться прапора. Старшины и сержантский состав, в основном. Третья палатка, из которой будет валить фан с перегаром и прочие звуки из мира животных. Контрабасы. Не перепутаешь. Ну, и последний барак – срочники. Если повезёт – будете отдельно от контрактников. Но если бы у бабки был член, то она была бы дедкой, сечёшь, да? – смеётся Пашка.

– Ага, секу.

– Ну, собственно и всё на этом. Ко всему этому, следует добавить остальную хрень, обычно происходящую на таких мероприятиях. И вся эта пьеса растягивается месяца на два с половиной, не забывай. И это, я чего тебе ещё сказать-то хочу. Особо не торопись выписываться, ибо служить тебе ещё будь здоров. Я сам-то служу не сильно много. Полтора-два месяца. Но за этот срок всё надоедать начинает. Пока здесь отлёживаешься – отдыхай, спи, ешь, делай что хочешь. Я не говорю, чтобы ты гасился по-чёрному. Нет. В части такого не будет, понимаешь? Рабочка, наряды, беготня, неразбериха всякая и несправедливость со стороны офицеров и прапоров – это да, за милую душу. Поэтому кайфуй, раз возможность есть.

– А слушай, Паш, ещё вопрос. Что там с дедовщиной? Осталась или так?

– Да ну, брось ты. Какая ещё дедовщина? Как таковой, её давно нет. Отголоски, правда, остались. Но это так, не серьёзно всё.

– Ну, я узнаю, так, на всякий, сам понимаешь…

– Понимаю. Армия не Красная, да и мы уже давно не при Союзе живём. Власть другая, как и сама армия, понял, да?

– Ага.

– Когда полуостров вновь отошёл к России, начались министерские проверки и остальное мозгоедство. Проверки, как правило, были внеплановые и затяжные. Вышестоящее руководство имели во все щели. Не вынимая. Волна увольнений. Сокращение частей. Короче, порядок здесь наводили. Так дедовщину и пресекли. Сейчас же, в случае чего, все разом стучат в Комитет солдатских матерей. А уже следом – гауптвахта (далее – губа) и дисциплинарный батальон (далее – дисбат или дизель). Да, и говоря по чесноку, этот комитет не особо-то и работает. Для вида и порядку. Хрень, в общем. Раньше по-другому было. Но раньше – это раньше. Совет тебе ещё один дам: остерегайся дэбилов. Серьёзно. Сделай это своим жизненным кредо. Точно не знаю, куда тебя точно определят, а может, уже определили. Но знаю точно – там дэбилы наверняка есть. Как и везде, в прочем. Главное – не отупеть в конец и стать одним из них. Это там практикуется, будь уверен. А чтоб не стать деревянным в край, постоянно занимай себя чем-нибудь. Я серьёзно. Не успеешь понять, как спустя полгода и двух слов без мата связать не сможешь. Замаячили дегенераты на горизонте – отстраняйся. Спорить с ними – себе дороже. Объяснять и доказывать им что-то – бесполезное дело. Не имей с ними никаких дел и всё путём будет. Поэтому, постоянно анализируй всё происходящее вокруг, думай своей головой, не слушай никого, но местами прислушивайся и будь начеку.

Chapter Five.

Пот, литрами стекая со лба, неприятно жжёт глаза. Снова автобус. Снова жара. Подъём, спуск. Спуск, подъём. В окне маячит крымский пейзаж гор и лесополосы. Салон кишит гражданскими. Вытирая очередные пару литров пота о рукав кителя, всматриваюсь в спокойно спящие физиономии. В самом углу, отмечаю достаточно любвеобильную парочку голубков, очень нежно лобызающие друг друга. Причём поцелуи больше походят на пошлую прелюдию к фильмам для взрослых. Нежность сменяется остервененной долбёжкой дёснами. «Непристойная жара так и норовит хорошенько проблеваться, как они ещё целуются?» Думая про это, обеденные котлеты госпиталя просятся наружу. Старшина 1 статьи (далее – сержант), забравший меня из госпиталя, так же давил вместе с основной массой. Перевожу взгляд снова в окно. Не до сна было только двум. Водителю и мне.

Очнувшись, в окне увидел синюю табличку «Бахчисарай». Сгустки тёмного дыма поднимались, плотно окутывая стоячий автобус. Запыхавшийся водила, матерясь, периодически забегая в салон, названивал кому-то по телефону. Заскочив очередной раз, взяв канистру с тосолом, он скрылся за капотом автобуса. Пассажиры дружно устроили массовый перекур, ожидая отправки автобуса. Вдыхая душный воздух, заметил своего сержанта. Он, прикуриваясь, стоял чуть поодаль остальных, щурясь от солнца. На вид ему не больше тридцати. Не найдя свою зажигалку, попытался стрельнуть её у молодого капрала.

– Товарищ старшина первой статьи! Разрешите обратиться!

– Попробуй.

– Разрешите взять у вас зажигалку?

– А своя где?

– Потерял.

– Потерял?

– Да.…Так точно!

– Значит, запоминай, матрос… Фамилия?

– Матрос Рахимов.

– В армии нет такого «потерял» или «спиздили». Есть «про#б@л» и точка. Запоминай, Рахимов.

– Так точно.