Адгезийская комедия

? На диване не советую. – И постучала по своей черепушке.

? Я тебе зефир привёз, ? он закопался в рюкзаке, достал зефир. – Да что с тобой? На тебе лица нет и скулы такие…

? Я третий день не ем.

? Как раз зефир подойдёт, он натуральный. Ресторан у родителей открыли! – Вот чем мне нравился Сеня, он не спросил, почему я три дня ем, он просто заманивал меня вкусной едой, он не зацикливался над тем, что было. За него это делал его отец.

? Ок. Раз натуральный, давай сюда.

? Да что случилось-то? – спросил Сеня после чаепития. ? Почему ты лысая?

? Бритая, а не лысая, я ж не чёрт,

? А при чём тут чёрт?

К сожалению, Сенина память здесь, на адгезийской территории, похуже девичьей. Если бы он помнил, что я ему рассказывала, он бы так не спросил.

? Волосы отрастут, – и я разрыдалась.

Сеня впервые видел, что я плачу, ну его ещё много может ждать открытий чудных здесь, в этой квартире. Потом я наелась от пуза нежным зефиром, разительно отличающимся от того, что стоял на полках в магазинах. В ресторане, где работали Сенины родители все потсавщики были не то чтобы дорогие, хотя и это тоже, они были. Ну «эко» или что-то в этом роде. Сеня стал рассказывать, что поставщики вроде бы возобновляют поставки, но не все – кто-то разорился, кто-то трубку не берёт, но кондитеры все на месте.

? У них же не скоропортящееся, не зелень, ? объяснял Сеня. – С зеленью хорошей плохо и со свежими фермерскими корнеплодами.

? А что? Расти перестали?

? Ты знаешь, Мальв, сам удивляюсь. Людей так запугали вирусом, что реально некоторые стали жить как перед концом света. Не все произвели посадки, прикинь. Я сам обалдел. Ну как посевная может помочь заразиться? Однако, фермеры решили по-другому.

? Странные фермеры.

? А зелень не сажали, потому что думали, что раз закрыли, значит, не откроют. Да и раз открыли, то не нужен прежний объём – вход-то по каким-то бумажкам планируют, но пока пускают всех. Только планируют.

Сеня долго ещё рассказывал о тонкостях ресторанного бизнеса: он быстроокупаемый, но все деньги вечно крутятся, ресторан связан с поставщиками.

? Выиграли сейчас те конкуренты, кто сразу стал торговать на вынос, и моя сестра предлагала такой вариант. Но хозяева отказались – сбежали из города и засели по дачам как паникёры. Да что там – мой отец первый паникёр и есть. Накупил кучу мазей каких-то и капель – в нос всё что-то мажет, чтобы зараза не пристала. Боиться умереть.

? А ты не боишься? – спросила я.

? Ну твоя мама-то не умерла!

? Нет, не от короны. Я вообще – боишься или нет?

? Боюсь, ? тихо сказал Сеня.

? И я боюсь, Сень, очень боюсь. – Я всхлипнула. – Ну всё. Раз приехал, время не теряем. Иди дно сделай на кровать. Дальше обои обрезать сверху-снизу лезвием. Подрезать лишнее и подклеить края, вот клей и кисточка.

Всю неделю я клеила обои. Не буду утомлять этим дурдомом, если надо будет поклеить кому, ни за что не соглашусь.

Первая комната, несмотря на утреннюю драку и приход главного адгезийского, далась мне всего за сутки. В полночь я доклеила. Тут, в бабушкином доме, всё с выступами, странные ниши, нависают параллелепипеды, в любой выступ под потолком можно припрятать всё, что угодно, вплоть до царских сервизов. Я клеила спокойно, ни на минуту не забывая слова художницы у Каменного пруда… А вдруг бабушка замуровала что-то в стену, хотя, думала я, давно бы пропикали этими машинами-искателями жильцы, которые, мне становилось всё яснее, снимали квартиру – не просто квартиру, а именно нашу с тайными надеждами…

Я была горда собой в плане наклейки обоев и думала только о том, как бы адгезийцы опять меня не потащили в свою суетливую преисподнюю, совсем ополоумели, даже тряпки привлекли ? совсем уже, эпилептика из бассейна припомнили, нечего больше им предъявить…

Тут же в комнате стали резвиться чполы, а на только что наклеенных обоях вспыхнули буквы «О сколько нам открытий чудных…» И я «заткнулась», ну перестала возмущаться про себя.

Ночью всё было спокойно, во всяком случае, утром ничего страшного не помнила, и встала на удивление поздно. Я вошла в комнату, проверить, не отошли ли обои. Всё-таки для обоев ночью было, наверное, чуть прохладно. Обои отклеились только по краям и совсем чуть, чуть, я читала, что это нормально, потом маленькой кисточкой подклеить. Комната пыхнула на меня сыростью, я прикрыла плотнее двери, запихала тряпки-бунтовщики под щели дверей, и принялась за коридор. После комнаты я решила, что супер-оклейщик стен – это я. Сразу всё пошло наперекосяк, промучилась там три дня. Три дня я просто не вылезала из коридора. Сто раз пожалела, что не поверила буквам, предупреждающим, что надо резать обои исключительно на полу. Я же поверила тёте Свете и книгам с фото, где довольная милая женщина клеила обои поэтапно и всегда на вису отматывала рулоны, сразу их наклеивая. В общем, сбилась я с рисунком – обои оказались с ужасным незаметным раппортом.

Будущие жильцы захаживали посмотреть, они контролировали меня, переживали за свои обои, купленные, между прочим, на мамины деньги – жильцы просто съездили и выбрали, что им надо, и на том спасибо, и этим выручили. Грешным делом я подумала: не из адгезийских ли они, жильцы-то, может, они это всё подстроили, чтобы вытащить меня сюда и поиздеваться всласть? Меня всё меньше волновала сама сдача квартиры, мне всё надоело. Я готова была к тому, что в последний момент жильцы передумают жить у нас. Между тем, каким-то необыкновенным образом всё шло к концу. Заканчивался ремонт, несмотря на все мои косяки, стало ясно, что завершение не за горами – фронт будущих работ я теперь видела чётко, а не расплывчато. Я сто раз вспоминала пословицу: глаза страшат, а руки делают. Заканчивались работы по благоустройству и во дворе. Рабочие давно укрепили фундамент, подлатали козырьки и теперь прокладывали сквозь высокие деревья песчаные дорожки, то есть пока песок – дальше плитку положат, весь двор в плитке. Странные собачники гуляли ежедневно, но мне на них стало всё равно. Пусть жрут друг друга хоть до посинения. Мне не страшно.

Я конечно же стала себя критиковать, показывать на сбой рисунка (незаметный для несведущего, ибо рисунок был кирпичиками), но жильцы его в упор не заметили, они даже не поняли, о чём я говорю. Я в сотый раз подумала, как хорошо быть не ремесленником, тебя это просто не касается, ты не вникаешь, только приходишь посмотреть результат и высказать своё «фи».

Настал час икс. Отмучившись с коридором, я ожидала самого страшного от комнаты, где придётся клеить обои с щупальцами. Фиолетово-лиловые щупальца! Жильцы тоже ждали с нетерпением. Я раскроила обои благоразумно на полу вопреки советам красочной книги и рассказам тёти Светы; стала обклеивать, и где-то через три полотна я поняла, что рисунок ещё сложнее, чем казался. В плане наклейки-то нет. (Если бы я также на полу раскроила обои для коридора, я управилась бы дня в полтора… Везде потери трудодней, как смеялись надо мной по адгезийскому радио.) Я поняла, что тут какой-то оптический эффект с щупальцами. Да уж… Клеилось местами плохо, вот как-то не приклеивалось. Я промучилась до вечера и подумала, что стоит, наверное, пойти прогуляться, хотя мне вовсе не улыбалось встречаться с кем-нибудь. Я боялась, что если выйду из квартиры, внук Зины накинется на меня с кулаками. У меня появился просто животный страх. Я обвинила человека в убийстве, я избила его кулаками в резиновых перчатках, косточки правой руки до сих пор болят, я, по-моему, даже немного испачкала его пиджак… он загораживался… ? нет, наверное. Я остановилась с малярным крылом в руках, я разравнивала полотно, прохлаждаться и размышлять на диване я себе больше не позволяла, да и наклейка обоев – не совсем противное дело, не то что потолок или плитка: если получается, так сразу виден результат и с щупальцами он был сногсшибательным. Я мечтала за работой… Во что превратится комната? Здесь у жильцов будет стоять электрическое пианино (они просили специальные розетки), скорее всего будут приходить дети к ним на занятия – вот дохля-Катя-то локти от зависти начнёт кусать… Эти щупальца, как они будут смотреться когда будет обклеена вся комната? Костлявые руки на обоях. И я клею эту некрофилию, потому что жильцы выбрали такие… Но смотрится сногсшибательно несмотря ни на чьи-либо воспалённые ассоциации. С такими мыслями я пошла мыться, и только тут вспомнила, что воды горячей нет – её ж отключили. Я плюнула и пошла не мытая. Только переоделась. Мне казалось, что клей так и не отмылся под холодной водой от рук, что он везде.

Когда выходила, я специально закопалась, поворачивая ключ, но за соседскими дверями не было слышно ни звука. А все три дня, что я клеила коридор, во время обеда у девочки случались истерики и её все три дня выгоняли из квартиры. Страшно подумать: почти неделю я не выходила из дома, и сейчас я наслаждалась воздухом, деревьями, шумом бульвара, суетой. Но отойдя немного, я пожалела о своей опрометчивости. Из подъезда соседнего дома вышла бабушкина знакомая Инна Иннокентьевна со злой собакой без поводка. Собака рванулась на меня. И, вот не поверите, сверху, как парашютисты, возникли собаки давно мне знакомые, адгезийские. Они ж вместе с хозяевами пасли меня под окнами и гуляли в неведомом дворе, где машин не было и рабочих тоже. Они триггернулись на мохнатого сумасшедшего хищника. И барбос, поджав хвост, бросился обратно к хозяйке. Рядом с Инной Иннокентьевной возникли два мужика в шортах – фиолетовый и оранж, она стала с ними спорить, настаивать, взяла возвратившуюся собаку за ошейник.

? Мальвочка! – кричала она. – Мальвинушка!

Я решила подойти. Ну хоть рассмотрю этих адгезийских охранников вблизи при естественном освещении, а не в полумраке тамбурного коридора. Собака Инны Иннокентьевны всё скулила, так скулят собаки, когда их хозяин ушёл в мир иной.

? Мальвочка! Извини, душка. Тут вот защитники у тебя.

? Мы просто санитары. Санитары леса, ? ответил тот мужик, что ругался и с внуком Зины в нашем тамбуре ? фиолетовый.

Оранж молчал.

? Оставьте нас вдвоём, молодые люди, нам надо поговорить.

? Отдайте собаку и говорите, сколько угодно.

? Не могу. И так напугали до полусмерти щеночка. Она добрая, она так радуется.

? Щеночку-то двенадцать лет, поди, аль тринадцать?

? Ну что вы! Мальвочка моего старого пёски помнит.

? Угу, ? сказала я и перед глазами всплыл дог-гигант.

? А вы? Вы тоже без поводков. Вон, ваши-то таксы хитродельные резвятся, а мою напугали.

? На беседу пять минут, и у нас не совсем таксы, ? отрезал Оранж. Да уж: они были людьми дела. Лишь бы не сожрали, подумала я, и сразу осеклась – адгезийцы же читают мысли.

Они оттащили напуганную собаку, пристегнув их поводок к ошейнику. Рыжий с грязными подпалинами псина шёл нехотя, поджав хвост, он скулил, жалуясь на безнадёжную судьбину…

? Мальва! Как дела твои?

? Нормально, Инна Иннокентьевна.

? Так редко тебя вижу. Как ты на бабушку похожа стала.

Ой, вышла погулять и стоять слушать этот бред…