Адгезийская комедия

? Я понимаю, ты вышла отдохнуть. Ты ? молодец, и Славика сопровождаешь. Он иногда убегает от матери, сколько она пережила, сколько пережила… ? Причитала Инна Иннокентьевна. Она выглядела совсем неважно: старое помятое лицо, рыхлое тело, сильно обвисшая кожа на руках и на шее – ясно, что совсем недавно она, наверное, была намного полнее… Как хорошо, что адгезийцы отвели всего пять минут. Больше я не вынесу.

? Я твою бабушку видела, ? объявила торжествующе Инна Иннокентьевна.

Наверное, на кладбище сходила. Я, кста, за всё время так и не сподобилась, всё не до того.

? Бабушка приходила мне. То ли бред, то ли сон, но пришла. Кстати, Мальва, ? заговорщицки зашептала Инна Иннокентьевна, щёлкая вставной челюстью. – Тут такое радио есть, адгезийское, не попадалось тебе?

? А как же. Очень интересное, местная станция.

? Да! Вот именно. И бабушка просила передать тебе.

Я сжалась вся, так стало мне одиноко и тоскливо, и причём тут радио?

? Бабушка просила тебя обязательно разгадать её ребусы. Ты знаешь, о чём это?

? Знаю конечно. Она мне написала наставление, тёть Инн, там есть ребусы. Но сложные.

? Они у тебя здесь?

? Нет, дома, в Москве.

? Жаль. Без них не найти камней.

? Каких камней? ? я включила дурочку.

? Не знаю, Мальвина, передаю, что бабушка объявила. Так хорошо эту ночь провели с ней. Всё вспоминали былое. И не скажешь, что она мёртвая-то. Ну сон, все мы любим поспать, да, Мальвочка? – Инна Иннокентьевна посмотрела на наручные часы – такие изящные, с резной почерневшей золотой отделкой, но на старом облупленном обмусоленном почерневшем кожаном ремешке с застёжкой-маленькой пряжкой. – Всё. Не могу больше болтать. Собаку пристроила. Пойду радио слушать. Странно, что раньше мне их станция не попадалась. Да и сейчас бы не попалась. Кухонная бухтелка перестала бухтеть. Вот и включила магнитолку – я её в подъезде нашла, кто-то выкинул. У вас в подъезде выкидывают ненужное, которое кому-то очень нужно?

? Н-не знаю… Но ваш щеночек! Как пристроили, тёть Инн? Он же будет тосковать! – я действительно озадачилась тем, что Инна Иннокентьевна так легко расстаётся с любимцем, престарелым «щеночком» ростом в холке, подбирающемся к алабаю. ? Она же только что с вами была. Она же расстроиться.

? Ну что ты, Мальва. Вот, ребята, ? Инна Иннокентьевна указала на удаляющихся фиолета и оранжа, давно меня просят им отдать. И диктор по радио призывал всех собак отдавать этим вьюношам.

Да уж, вьюноши, скептически отнеслась я к характеристике этих троглодитов.

? Пусть. А то меня скоро люди уничтожат. Только и ходит полиция, штрафы выписывают, повестки к мировому. Щеночек-то мой, он молодой, пусть вьюнош, уже трёх собачек на части разорвовал, а скольких людей покусал! А всё подростковый нигилизм. Всё, такой-сякой, народу в зад метит, но не всем.

Инна Иннокентьевна заторопилась, направилась обратно к подъезду и всё махала мне рукой, всё прощалась, походка нетвёрдая, да и говорила она странно, не последовательно, урывками. Я обернулась: ни мужчин, ни собак нигде не было. Я так хотела поболтать со Смерчем, но он работал в магазине и, как тёть Инна, махал мне рукой, когда я проходила мимо магазинной лестницы – ну, хотя бы вышел меня поприветствовать. Странно, подумала я, как-то я поскользнулась на этой лестнице и больно подвернула ногу, еле доковыляла до дома, но на следующий день даже не вспомнила о болезненной травме – воспоминание всплыло только сейчас, спустя долгое время веретенецкого заточения, если можно так выразиться.

Поскучав на прогулке, поговорив с мамой по телефону, рассказав о тёте Инне и её сне, я попросила попытаться разгадать рисунки с буквами. Мама заинтересовалась, увлеклась. У неё даже не возникло ни тени сомнения в том, что сослуживица бабушки не в себе, в том, что ребус – пустая загадка. Не знаю, может, бабушка и маме снилась. Я вернулась почти в хорошем настроении, завалилась спать. Впервые не включала машинку – мало ли что, да ну. Ремонт идёт к концу, квартира преображается, стиралка исправна, что её зря гонять. Ночь и день пролетели незаметно. Встала рано и до вечера клеила щупальца. Специально гремела ведром в ванной рано утром, разводя клей, чтобы разбудить соседей. Ну конечно же больше никто не звонил в дверь.

? У всех много дел! Множество дел! Жизнь – путь длинный или короткий, надо всех успеть подготовить. Работы – непочатый край. ? Весь день радио развлекало меня. Ведущий убаюкивающий. Значит, вечером настанет время хама, но мне будет всё равно. Я уйду спать в другую комнату, от обоев такая влажность, парилка. Хорошо, что я закончила клеить щупальца. Если войти в комнату не с балкона, а из коридора впечатление создавалось потрясающее. Если прищурить глаз (так мама выбирала материалы с рисунком), то щупальца растеклись, и получалось, что по стенам бегут волны. Если помотать головой, обнулиться и прикинуть свежим взглядом, рассматривая вертикали рисунка, получалось, что я попадала в волшебный лес, с крючковатыми стволами, а деревья расположены в шахматном порядке. Всё это оказалось возможным только потому, что я имела опыт в раскрое, везде соблюдала стыковку рисунка, и «раскроила» обои на полу, как и для комнаты ? если клеить тяп-ляп, не соблюдая крупный рисунок, такого потрясающего эффекта не получилось бы. Декор не стал обаятельнее, теплее, добрее, он оставался страшным и жутким, наводил на невесёлые мысли, но он поразил меня многогранностью, три-де или даже пять-джи, если хотите. Когда я разглядела не просто шупальца-костлявые руки, а волны, я вспомнила своё увлечение русалками. Бабушка уговаривала меня посещать летние кружки в Веретенце, говорила, что у меня есть данные. Но я только внутренне раздражалась: это всё болтовня, я только русалка, только русалка. Я жила в русалочьем мире, я жила в гармонии собой и с бабушкой, всё мне было родное, квартира, двор… Зачем мне кружки? Вот эта узколобость объединяла всех нас в бассейне, всех, мастеров. Сеня – единственный, кто никогда не зацикливался исключительно на бассейне, он интересовался многим. В бассейне попадались и те, кто ходил в музыкалку или занимался с художником дома, но такие выполняли кмс и уходили – они свои пять балов к ЕГЭ заработали, на пляже щегольнуть всегда смогут, ну там разные ещё причины. Одна я осталась не у дел. Я и мастера не выполнила, и занятий других нет. Определённо мне прямой путь в уборщицы, уж что-что, а этот опыт я здесь приобрела. Улыбина мне говорила:

? Вообще не знаю, как бы жила, если бы не плавала. Что, Мальва, я бы делала? ? Типичная Улыбина…

Я думала, что упёртость, хоть и мешала в детстве, но помогла сейчас, в этой квартире. Думаю, адгезийцы пугали всех наших жильцов, вот они и менялись каждый год, думаю. Адгезийцам становилось скучно с одними и теми же – но Сеня явно другого мнения. Веретенец и веретенцовцы и сейчас мне родные, несмотря на все изменения, иногда просто катастрофические, я чувствую тот дух, дух двора, дух дома. Мама говорит, что она не любит свой город, но всё равно скучает по нему, по их деревянному дому и по их району…

? Рано радуешься. Гордишься раньше времени. Ещё чинить, ещё ставить, прибивать. Сквозняки никто не отменял, ? подал голос ведущий-хам. Сменил-таки, убаюкивающего!

? Если вы тут балкон откроете, или дверь, ? сказала я запихивая в щели дверей тряпки, ? я разгромлю всю вашу Адгезию к чертям собачьим.

? Черти собачьи – ёмко и точно, лучше и не скажешь. Кстати, со вчерашнего дня стражей-собак в Адгезии прибыло. Большой цепной цербер наконец-то наш! Повоюет, так повоюет! В Адгезии прекрасная боевая псарня. Наши слушатели с радостью отдают своих агрессивных псов. Сколько пенсий мы оградили от списанных в автоматическом режиме штрафов, выписанных за моральный ущерб, сколько принесли радости хозяевам не съеденных мосек и неразорванных шпицев. О! Вот и первый звонок. Как вы узнали – я же ещё не объявил номер и розыгрыш билетов. Ну… говорите, что вы молчите?

? Я не молчу, ? я еле узнала голос Инны Иннокентьевны, к ночи язык у неё ещё больше заплетался. – Я хозяйка собачки-то.

? Ах здравствуёте, мадам Инна!

? Я не мадам, я – советский человек.

? Так пожалуйста, советским везде у нас дорога и почёт.

? Спасибо! – Инна Иннокентьевна что-то забормотала невнятное, но дальше стала говорить понятнее, она завела разговор о культах, религиях и учениях и закончила, достаточно неожиданно, на следующем: ? Как скажите ваше мнение – в Америке поставили памятник сатане. Как это по-вашему? Разве так можно себя вести?

? Ну не знаю… ? ведущий замялся, но после нашёлся и бойко закончил: ? Лично я в Америке такого памятника не видел. А вот памятник Ленину в Нью-Йорке стоит.

? Сразу заметно: вы наш человек, ? бойко, совсем не заплетаясь, торжествовала Инна Иннокентьевна. – Ура! Товарищи!

? Можно узнать ваш адрес? ? вкрадчиво спросил ведущий.

? Зачем? – возмутилась бабушкина сослуживица.

? Хотелось бы подарить вам билеты лично. Дом называть необязательно, хотя бы улицу.

? Я живу в России, ? отрезала Инна Иннокентьевна.

? Извините, но диалога тогда у нас с вами не получится. Я из лучших побуждений, хотел передать… ? ведущий мямлил, он явно передразнивал Инну Иннокентьевну, её интонации в начале разговора.

Но Инну Иннокентьевну заело:

? Я-то живу в России, а вот где живёте вы?

Да уж, обрадовалась я, не в бровь, а в глаз.

? И я в России, ? изумился ведущий.

? Не-ет, ? заблеяла Инна Иннокентьевна, ? не работаете вы в России.

? Разве наша Адгезия ? не Россия?

? Адгезия – свойство сцепляться, а не страна, ? отчеканила Инна Иннокентьевна. – А вы – пятая колонна!

Я захлопнула дверь, пусть болтает, болтун, пусть доводит коммунистически настроенную женщину, бабушкину знакомую… Всё-таки за комнату я опасалась. Со стороны коридора и с балкона я подпёрла двери табуретками, повесив их ножками на ручки. У комнаты с щупальцами на трёх стенах – выход. Одна стена – окно, другая – на балкон, третья – в коридор, а четвёртая – в соседнюю комнату. Никогда об этом не задумывалась. Пока не оклеишь комнату, не прочувствуешь все её степени свободы. Каждый проём – головная боль. Везде торчат излишки обоев. Надеюсь обои подсохнут, Сеня приедет и подрежет, мне определённо лень.

Я развалилась на дне огромной кровати. Мне было всё равно на её надтреснутое дно, на тонкие гимнастические коврики вместо матраса. Всё, конец. Осталось немного. Только покрасить стены в кухне. Остальное ? не работа ? уборка и общее руководство. Полки и вешалки я прибивать не стану и учиться сверлить не хочу, у меня сил нет. Это сделает дядя Вася. Мама с ним связалась, он освободился от работы и наконец сможет помочь. Хочется домой. Доделать, и побыстрее домой. Мама прислала мне фотки бабушкиного письма-наставления, она мучилась, но не могла разгадать её ребусы ? пялилась в экран как баран на новые ворота. Надо будет у Сени спросить. Он умный, может подскажет.

? Ты глупая, ? знакомый до боли голос. Тролль у кровати, привычно ушастый, с лапками и растительностью на мясистом простодушном лице. Тролль – лесовичок. ? Смотрю, тряпки тебя довели. Стиральный агрегат не запускаешь. Стала бояться собственной комнаты.

? Ага. Полежи там, в жаре и стопроцентной влажности, я посмотрю на тебя. Даже чполы все сюда улетели.

? А зачем надо было столько клея на стены наносить?