Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Когда Роберто младший стал взрослым, Марго, в связи с финансовыми операциями по оплате контрабандного оружия, обратилась именно к нему. К кому было обращаться, близкие сочли бы её сумасшедшей, а Роберто младший представлялся предприимчивым и сообразительным. Он стал распоряжаться её деньгами, а Марго внимала его советам (?!)

Уже после смерти отца и Марго, Роберто младший, перед камерой с умилением рассказывает о письме Тито к Марго.

На конверте «женщине моей жизни», в самом письме «не отчаивайся, и, пожалуйста, не грусти, но даже в твоей грусти есть та изящная чувственность, которая вызывает безмерную любовь» «я помню, как в юности целовал тебя дрожащими губами, закрыв глаза», «весь Тито, нежный и жестокий, добрый и злой, умиротворенный и одержимый, любит тебя безмерно».

Роберто младший, добавляет «слова отца проникают в моё сердце. Это письмо выражает то, что он чувствовал до самой смерти».

Не будем комментировать, традиция прилюдно заламывать руки, увы, стара как мир.

Дочь Тито с умилением рассказывает, «у больницы собралось много народу и все выстроились в очередь, чтобы сдавать кровь. Я и подумать не могла, что он умрёт, отец казался мне сверхчеловеком».

Потом после смерти Марго, с таким же умилением продолжит:

«Мои дети знали её, и она живёт во всех нас. Я не должна плакать. Она была такой же частью нашей жизни, как и он. Знаете, что странно, я не узнаю этих людей в книгах. Я не узнаю их в статьях, там они нелепые и бездушные. Они не были такими».

Разумеется, она знает «какими они были», и, разумеется, знает, как о них следует писать, чтобы они выглядели не «нелепыми» и не «бездушными».

Сестра Тито уверена, именно Тито позволил Марго посвятить себя профессии (?!). По её словам: «для латиноамериканца это просто неслыханно… Она путешествовала по миру без мужа, и это выходило за все мыслимые рамки».

Она могла бы добавить, для латиноамериканца ещё более неслыханное и неприличное: муж в инвалидной коляске, жена с упоением танцует с молодым человеком, который годится ей в сыновья, к тому же гомосексуалист, весь зал в восторге аплодирует.

Что скажешь, такая она Европа, закат которой[489 - Подразумевается известная книга О. Шпенглера «Закат Европы».] превзошёл все мыслимые и не мыслимые пределы.

Встреча с Рудольфом Нуриевым… болезнь Тито Ариаса

Мы слишком увлеклись жизнью как таковой, на грани, за гранью, но вся предыдущая – и вся последующая – жизнь Марго Фонтейн, не просто жизнь, а то, что можно назвать судьбой, должна быть понята и осмыслена сквозь призму двух событий: встреча с Рудольфом Нуриевым и, через два года, болезнь Тито де Ариаса.

Как интерпретировать эти события в связке?

При всей неординарности, даже исключительности этих событий, кто-то может назвать их просто случайными (счастливый случай, несчастный случай), кто-то со-бытием, далеко не случайным. Соответственно, можно интерпретировать эти события как земные, внутримирные, и как выходящие за границы обыденности, надмирные.

Позволю себе три замечания.

Первое. В настоящем тексте слова «внутримирный», «надмирный», как и «земной», «небесный», «божественный», имеют метафорический смысл. Это не относится к слову-понятию со-бытие, которое – опять же в контексте настоящей статьи – имеет, скорее, смысл онтологический.

Второе. Связи между «земной» и «небесной» интерпретациями не явны, не прозрачны, не всегда выразимы в рациональном слове, но исключить эти связи, означало бы для меня невольно вступить в область религиозных догматов, для меня неприемлемую.

Третье. Цель данного текста «небесно-земная» интерпретация, аккорд в котором одновременно звучат два звука, или двухголосная фуга, в которой темы то предельно расходятся, то звучат почти в унисон. Можно ли в словесном тексте передать такой аккорд, такую фугу? Скорее всего, можно, но мне такая задача не по зубам. Только и остаётся, не мудрствуя лукаво, прибегнуть к отточиям. Плюс рассчитывать на воображение читателя, способного расслышать этот аккорд, или эту фугу в дискретном изложении.

…Колет Кларк вспоминает свой разговор с Марго: «этот юноша готов у нас танцевать, если ты согласишься», «ничего смешнее в жизнь не слышала, кем он себя вообразил», «ты должна», «нет».

Марго Фонтейн отвечает Колет Кларк, а по существу себе самой. Она сомневается, не может не сомневаться, ведь она впервые станцевала «Жизель» за год до рождения Нуриева. Она планировала уйти на пике славы, вот и следует уйти. Она боится быть смешной, боится, что рядом с Нуриевым будет выглядеть «как старая овца рядом с ягненком».

Но был и другой страх, и, одновременно, другой соблазн. Она знала возможности Рудольфа Нуриева, поэтому и пригласила на свой Гала-концерт. Она понимала, их разделяет не только возраст (конечно, возраст постоянно стучал в её висок), они буквально из разных миров и жизненных, и культурных.

Её девиз был «проще, проще, проще», отказ от любых излишеств, главное внимание чистоте и прозрачности линий в танце. Её называли: «музыкальная элегантность», её пластика была так безупречна, что один жест мог тронуть вас до глубины души. Нуриев, напротив, был воплощением вихря, стихии, безудержности.

Ей всегда хватало дерзости, всегда хватало детской бесшабашности, но она не могла знать, хватит ли у неё не только физических, но и творческих сил, чтобы выдержать состязание с Нуриевым.

Их отношения вначале складывались непросто: Рудольф не делал скидку на возраст, не пытался быть галантным, а на одной из репетиций бросил резкий вызов Марго: «докажи мне, что ты великая балерина». Марго ничего не пыталась доказать, ей удавалось гасить его нервные срывы, и самой впитывать его безудержную энергию.

При этом Марго продолжала сомневаться:

«ты предлагаешь совершенно фантастическую интерпретацию, это не мой путь, я не вижу себя в ней. Диалог на сцене не получится и лучше не браться». Рудольф не отступал, заставлял работать до изнеможения.

Позже она откровенно признается:

«Боже! Я никогда не делала в танце и половины вещей, которые делаю теперь». А Нуриев будет более категоричен: "Если бы я не нашел Марго, я бы пропал… никакая другая балерина мне не нужна».

Не прошло и года после их встречи, и они вместе станцевали «Жизель». Успех был оглушительный. Жаклин Кеннеди[490 - Кеннеди Жаклин (Жаклин Ли «Джеки» Бувье Кеннеди Онассис) – первая леди США с 1961 по 1963 года, одна из самых популярных женщин своего времени.] вспоминала: «От аплодисментов руки у людей распухли, стали чёрно-синими. Глядя на них можно было компенсировать упущенных Нижинского[491 - Нижинский Вацлав – русский танцовщик и хореограф, новатор танца.] и Шаляпина[492 - Шаляпин Фёдор – русский оперный и камерный певец.]. Это было одно из сильнейших художественных впечатлений в моей жизни».

Как когда-то, после первого спектакля в США, Марго Фонтейн имела все основания радоваться как ребёнок.

… Утром она кормила Тито завтраком, потом торопилась на поезд, чтобы поехать в Балетную студию. После спектакля успевала перехватить сэндвич и снова мчалась в клинику. Она научилась водить машину, чтобы доезжать до станции, где садилась на поезд. При этом она не разу не заканчивала занятия с учениками раньше положенного времени.

Они, Марго и Рудольф, были как чёрное и белое. Или как белое и чёрное. Они во всём дополняли друг друга. Казалось, даже разница в возрасте специально придумана, чтобы оттенить высокую уникальность танца этого мужчины и этой женщины.

По мнению критиков:

«Чувственный пыл Нуриева стал идеальным контрастом выразительной чистоте Фонтейн. Казалось их энергия и музыкальность имеют один источник…

Он – взрывной, неуравновешенный, совсем не похожий на вежливых и галантных партнёров, с которыми довелось танцевать Марго.

Она – выдержанная, степенная, усмиряющая его нервные срывы».

«Безудержной энергии Нуриева хватало на обоих. Он танцевал на грани невозможного и подталкивал к тому же Марго»

«Их встреча, казалось, была запрограммирована свыше. Поистине их дуэт стал крупнейшим художественным событием балетного мира.

Белокожая, черноволосая аристократка, за хрупким обликом которой скрывался стальной характер. Всю свою жизнь она была очень элегантна, одевалась у Диора и Ив Сен-Лорана. Нуриев – совсем другой. Он всегда был неукротимым, стихийным… сексуальным. В их союзе явно была гармония противоположностей: их называли леди и варвар. Здесь была борьба светлого и темного, идеального и неидеального. Особенно их сближало то, что и для Марго Фонтейн, и для Рудольфа Нуриева балет стал абсолютным смыслом жизни…»

…Каждый вечер она должна была вставлять ему катетер. В постель ложилась одетой, поскольку каждые три часа надо было переворачивать его большое тело. Так продолжалось почти 25 лет.

При этом она ещё умудрилась нанять какого-то проходимца, чтобы он убил человека, который стрелял в Тито. Этот тип ничего не сделал, деньги получил, но многие годы продолжал её шантажировать.

Перед встречей с Нуриевым Марго Фонтейн говорила своим близким, что устала, нет больше сил. Она собиралась закончить балетную карьеру, а подспудно прощалась с жизнью. Она задыхалась как женщина, понимала, что-то следует изменить, но не знала, как это сделать. В этот момент и появился как вихрь молодой Нуриев.

Колет Кларк: «к своему ужасу (для чопорной англичанки это действительно «ужас») я обнаружила, что она в него влюбилась. Это могло привести к беде». Марго беспомощно оправдывалась: «если я хочу танцевать с Руди, я должна быть слегка в него влюблена»

Рудольф Нуриев:

«Когда мы были на сцене, наши тела, наши руки соединялись в танце так гармонично, что, думаю, ничего подобного уже никогда не будет. Она была моим лучшим другом, моим конфидентом, человеком, который желал мне только добра».

Марго Фонтейн:

«Между нами возникло странное влечение друг к другу которое мы так и не сумели объяснить рационально, и которое в каком-то смысле напоминало глубочайшую привязанность и любовь, если учитывать, что любовь так многообразна в своих проявлениях… Между нами что-то происходило, мы рождали нечто невиданное. Мы играли и жили друг для друга. Наши эмоции выбрасывались в зал, а не преподносились зрителям»

В день премьеры «Маргариты и Армана»[493 - «Маргарита и Арман» – балет на темы «Дамы с камелиями» А. Дюма на музыку Ф. Листа.] Рудольф принёс Марго маленькое деревце белых камелий – оно было призвано символизировать простоту их взаимоотношений в окружающем ужасном мире»