«Значит тебе нужна другая жена, такое сокровище не должно спать по ночам без дела».
Джордж не возражает, раз нарушил дистанцию «двух культур» между собой и женщиной из племени маори, приходиться терпеть.
О взглядах Алисдера Стюарта нам практически ничего не известно, но не трудно предположить, что откровенность женщины маури он воспринял бы как проявления дикости, дурного вкуса. Он предпочитает во всём следовать правилам приличия, «преобразование» должно касаться не только дикой природы, но и дикости внутри самого человека.
Парадоксальность ситуации фильма в том, что различение «двух культур» взрывается не там, где можно было предположить. В это различение, прежде всего, не впишется женщина, Ада МакГрэф, которая, казалось бы, и должна была стать олицетворением культурных практик «колонизаторов», олицетворением подлинной леди.
Как те подлинные «леди», которые оживут на экране в следующем фильме Дж. Кэмпион.
…о двух женщинах из близкого окружения Ады МакГрэф
Прежде чем обратиться к Аде МакГрэф, коснёмся ещё двух героев фильма, которые входят в её близкое окружение.
Одна из них Аунт Мораг, назовём её домоправительницей Стюарта.
Вторая – дочь Ады, Флора МакГрат.
Домоправительница олицетворяет собой здравый смысл, близко к тому, что, что можно назвать «чопорная английская леди». Наверно она легко нашла бы язык с Колетт Кларк, подругой Марго Фонтейн[747 - О Марго Фонтейн и её подруге Колетт Кларк, см. опус 7 настоящего раздела.]. Не исключено, что именно по её совету Стюарт выписал себе жену из Шотландии. У настоящего колонизатора должен быть свой дом, и в этом доме должна быть жена, которая и должна отвечать за порядок в доме.
Домоправительница первая почувствовала, Ада совсем не похожа на настоящую леди. Не такую жену для Стюарта она надеялась увидеть в доме. Возможно, у неё были свои грёзы, возможно, они никуда не делись, но нельзя себя распускать.
Она допытывается у других, в сущности, пытаясь развеять собственные сомнения:
«что бы вы сказали, если кто-то играл на кухонном столе, как будто это пианино. Странно, ведь стол не издаёт никаких звуков».
Разве она не права, разве стол может издавать звуки?
Не смогли донести пианино до дома, что из того, разве из этого следует, что надо играть на кухонном столе?
Дальше, больше.
Когда уже появилось пианино в доме, домоправительница удивилась игре Ады, как-то странно играет, «создаёт у тебя настроение», будто звуки заползают в тебя. Так не следует играть. Музыка подлинных леди и джентльменов не должна заползать в душу, она должна быть строгой, излишне не теребить душу.
Да и во всём другом. Разве так можно вести себя. Оторвала кусок кружев и стала топтать его ногами. Можно не сомневаться, не тверда рассудком.
Вновь согласимся, рассудок у цивилизованного человека должен быть твёрдым, он же не маори. В противном случае его следует лечить.
Стюарт прислушивается к её словам, с тех пор как он увидел эту маленькую женщину на берегу, его не оставляют сомнения.
Ему не откажешь в деликатности (мы к этому ещё вернёмся), он пытается успокоить домоправительницу, а больше самого себя:
«пока ещё ничего не случилось, просто я тревожусь, вот и всё»,
«у молчания ведь есть свои преимущества»,
«уверен со временем она станет поласковее»,
«привыкнет, привыкают же домашние животные, а ведь и они ничего не говорят».
Но в какой-то момент он вынужден признать:
«я знал, что она немая, но сейчас думаю, здесь что-то иное».
Жили бы они в другом, более цивилизованном месте, всё было бы проще, послали бы Аду к психиатру, тот выписал бы сеансы электрошока. Как для Сильвии Платт и Дженет Фрейм. А в этой глуши разве можно найти психиатра.
Дочь Ады, Флора, особый полюс фильма, своеобразная антитеза к тому, что происходит в мире взрослых.
Детская радость жизни в её почти предельном выражении, никаких «ландшафтных культурных практик», никакого различения «природы» и «культуры», природа становится культурой, и наоборот. Крылышки ангела на платье для спектакля, которое она будет носить и вне спектакля, не столько символ ангела, ангелочка, сколько символ того, что вот-вот полетит. Пока эти «крылышки» не упадут в грязь и их не затопчут. И ангел позволит себе типичное предательство.
Флору захлёстывает стихия танца,
как мать захлёстывает стихия игры на пианино,
трудно забыть её стихийный танец на берегу бушующего океана,
даже её предательство в отношении к матери, продолжение её естественности и непосредственности, когда только и остаётся, что с наивностью во взгляде и голосе спросить: «а что такого я сделала?».
Мать немая, вот и прекрасно, только она способна переводить её жесты в слова, хороший повод выдать себя за взрослую, при случае, можно дать волю своей буйной фантазии:
«Мой настоящий отец был известным немецким композитором, когда они познакомились с мамой, мама пела в Люксембургской опере»,
«Где они поженились?»,
«В настоящем лесу, в присутствии фей и эльфов»,
«Нет, это я придумала, они поженились в одной церквушке в горах. Мама пела немецкие песни, и эхо разносило её голос по всем долинам. Это продолжалось до того случая».
«Что случилось?»,
«Однажды мои родители пели в лесу, и тут внезапно разразилась буря, но они не остановились, даже когда их пение достигло самой высокой ноты. Огромная молния ударила моего отца, он вспыхнул как факел, в ту же минуту моя мать онемела и с тех пор не проронила ни слова».
Домоправительница слушала затаив дыхание. Трудно поверить, но как не поверить, ведь подобное являлось ей в её грёзах.
11-летняя Анна Пэкуин[748 - Пэкуин Анна – новозеландская кино и театральная актриса.] в роли дочери стала откровением и даже получила «Оскара», за роль второго плана.
…вновь Ада МакГрэф
Вот мы и добрались до женщины, до Ады МакГрэф.
С самых первых кадров мы увидим мир сквозь просвет её пальцев. Пальцев, которые извлекают звуки с клавиш пианино.
Сама она непосредственно обратится к нам:
«Голос, который вы слышите, не тот, на котором я говорю, а тот, на котором я думаю».
Важное признание. Обычно мы не слышим голос, на котором человек думает, только догадываемся, что эти голоса, голос на котором человек говорит и внутренний голос, не совпадают. Подобное случается и с нами, порой непроизвольно, без злого умысла, порой намеренно, чтобы обмануть другого.
…немота, которая говорит с нами