Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

А я присутствую, или, по крайней мере, от меня зависит, присутствую я или не присутствую.

Присутствовать стало означать для меня, жить вместе с этой горой, с этими деревьями, дать им язык, которого они лишены.

Присутствовать, стало означать для меня жить вместе с другими людьми. Участвовать, включаться, общаться, влюбляться, ненавидеть, раздражаться, печалиться в разлуке, впадать в уныние, преодолевать это уныние.

Присутствовать, стало означать для меня думать о мире, понимать других людей, понимать самого себя.

Следовательно, думал я, ценность жизни в том, насколько ты, человек, смог осуществить своё присутствие.

Вспомнил строчки американской поэтессы Эмили Дикинсон[781 - Дикинсон Эмили – американская поэтесса.]:

«Отсутствие есть сгусток Присутствия».

И подумал, что Э. Дикинсон уточняет и углубляет понятие «присутствия», можно присутствовать отсутствуя и отсутствовать присутствуя.

О последнем говорит Хайдеггер:

«присутствовать в каждый миг нашей жизни невозможно. Поэтому мы должны научиться терпеливо ждать наступления моментов сверхнапряжённой интенсивности исполненной смысла жизни».

А когда наступает такой миг, необходимо не только его протоколировать, но и отдаваться ему, переживать его как наше истинное бытие.

Феномен присутствия означает, что мы не только есть, но и должны воспринимать то, что мы есть. А «есть» в этом смысле означает, что мы развиваемся, мы сегодня не такие какими были вчера, а завтра будем не такие как сегодня. Мы не закончены, мы в любой момент открыты для будущего. Поэтому мы можем сказать, что мы – это то, чем мы постоянно становимся.

И последнее, без чего невозможно понять присутствие.

Присутствие всегда уже как-то настроено. Хотя мы и в состоянии усилить то или иное настроение, «настроения» просачиваются в наше сознание, овладевают нами, настигают нас, независимо от нашей воли. В нашей воле настроить их, подобно тому, как настраивают музыкальный инструмент. Только в этом случае мы будем способны реализовать моменты (миги) нашей сверхнапряженной интенсивности.

Но и при этом, увы, не всё зависит от нас. Настроение Хайдеггера может диктовать ему и грустный вопрос: «вольны ли мы свободно войти в «присутствие»?». И он не может ответить на вопрос, «свободны ли мы в присутствие «всегда и везде».

Что делать, мы можем многое, очень многое, но далеко не всё.

Присутствие так увлекло меня, что даже попросил моего друга Зейнала Мамедли[782 - Маммедли Зейнал – коллег, которых упоминаю в настоящей книге, буду называть «наш современник».] перевести слово «присутствие» на азербайджанский язык, не обязательно буквально, близко по смыслу. Зейнал неожиданно предложил «qosulmaq» или «qatilmaq», «включиться».

Дело не в тонкостях перевода, в конце концов, следует переводить непосредственно с языка оригинала, а в передаваемом смысле. Попытка перевода показала, что «присутствие» это не лежание на диване перед телевизором, а участие.

Так пришла (стала приходить) ко мне книга немецкого философа и его философская категория.

Мне дано присутствие в этом мире и я должен его осуществить, от этой простой мысли мне передалось воодушевление Хайдеггера.

Хотя во всех случаях остаётся вопрос без ответа, который задаёт и сам Хайдеггер:

«Что есть человек – это то, чем мы стали, или это то, чем мы могли бы стать?»

…безличные люди

Не менее бытие-вот, в присутствии меня зацепила другая категория Хайдеггера – «das Man». В этой книге я неоднократно обращался к ней, казалось, что это буквально про нас, про моих соотечественников.

Категорию «das Man» переводят на русский как «безличные люди», т. е. не конкретный человек, не конкретные люди, не сумма людей, а некая безличная инстанция. Эта инстанция, диктует, как нам следует жить, она орудует (или орудуют) «в нас, через нас, вместо нас».

Мы часто говорим, «традиция», «наш менталитет», на самом деле это просто «безличные люди», о которых мы и не задумываемся, и которые действуют за нас, через нас, вместо нас.

«Они» не дают нам присутствовать, «они» не дают нам осуществить самих себя, «они» требуют от нас усреднённости, уравнивания, а мы «им» подчиняемся.

«Они» нам говорят, влюбляться это опасно, выбирать профессию по душе это опасно, не соглашаться с мнением признанного авторитета это опасно, ездить на велосипеде, это опасно, подниматься в гору это опасно… каждый из нас, исходя из собственного опыта, может продолжать и продолжать этот ряд.

Вот о чём задумался далекий от нас немецкий философ, а нам остаётся просто услышать его.

Чтобы не позволить различным безумцам действовать в нас, через нас и за нас.

…человеческое бытие

Но оказалось, что присутствие не совсем точно передаёт смысл хайдеггеровской категории Dasein.

…Пользуюсь уточнением другого русского философа Н. Мотрошиловой. Как и в других случаях, пишу об этом не для того, чтобы восстановить истину (за меня, более успешно, это сделают другие), а поскольку само это уточнение помогает мне раздвинуть мои собственные горизонты…

Несомненно, Хайдеггеру передалось воодушевление древних греков. Где-то прочёл признание Хайдеггера, что каждый день, непосредственно перед написанием собственных текстов, он читает отрывки из древнегреческих досократиков[783 - Досократики – принятое уже в Новейшее время, название древнегреческих философов раннего периода (VII–V вв. до н. э.), творивших вне русла аттической сократической и софистической традиций.], наверно для того, что получить необходимый толчок воображению, ведь у древних греков (по крайней мере, у досократиков) сохранился азарт первооткрывателей.

Что следует сказать о «Dasein» в границах настоящего текста, не боясь использовать чужое мнение, если оно способно поддержать моё воодушевление.

Частица «da» говорит о «присутствии», о «наличии» здесь и сейчас, которое вмещает в себя весь горизонт человеческого бытия не только здесь и сейчас. Чтобы было яснее (возможно, ценой упрощения) скажу, что «da», не отсылает нас к «небесам» или в неизвестный нам сказочный мир «рая» и «ада», а оставляет в миру.

Во всех случаях, речь должна идти не о «бытии» вообще, а о «человеческом бытии», о человеческом присутствии в этом мире здесь и сейчас.

Почему-то вспомнил такую мысль (не помню, кому она принадлежит): «не спи: заснёшь, не будет порядка мира». «Не спи», означает очень многое, и ленивую мысль, когда мы уверены, что от нас ничего не зависит, и которая обесценивает нашу собственную жизнь, и невольную попытку обесценить жизни собственных детей, когда мы требует от них подчиняться «безличным людям», и многое другое. А всё по той причине, что наше бытие перестало быть нашим, человеческим бытием. Как только из представления о «бытии» мы убираем человека, остается безличный «Он», который действует, не считаясь с нашей волей. И мы спокойно можем заснуть.

Dasein у Хайдеггера очеловечено, поэтому оно включает в себя и бытие-сознание, и бытие-понимание, и бытие-познание, и бытие-переживание.

Последнее очень важно, поскольку немецкий философ включает в быть, в присутствие, человеческие эмоции (точнее, экзистенциалы) от страха до восторга. Присутствие и переживание идут вместе, одно без другого невозможно.

Один из важнейших экзистенциалов «Бытия и Время» – «бытие-к-смерти», на нём не буду специально останавливаться.

Так или иначе, все эти экзистенциалы неотъемлемая часть «Dasein» как человеческого бытия.

И последнее, что можно сказать о Dasein в рамках небольшой статьи. Исследователи обращают внимание, что немецкий философ, когда говорит о бытии-переживании, о человеческих эмоциях, специально не останавливается на таком человеческом чувстве как любовь. Но те же исследователи подчёркивают, что свою главную книгу «Время и бытие» Хайдеггер написал в тот период, когда пережил свою самую большую любовь.

Написал эту великую Книгу там и тогда, где и когда пережил самый высокий смысл присутствия в этом мире.

…после Марбурга, в преддверии 1933 года

После Марбурга, там и тогда, приближался 1933 год[784 - 1933 год – год, когда рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер, ознаменовало начало нацистского периода в истории Германии.] и этим многое сказано.

Хайдеггер и Арендт оказались по разную сторону баррикад, и эта не была межа мысли, межа разных взглядов. Это была кровавая межа, которая прошла по всему XX веку, а возможно и по всей истории человечества. Парадокс этого противостояния был в том, что по одну сторону баррикад оказалось человеческое бытие и один из его главных философских манифестов, книга Хайдеггера «Бытие и время», по другую сторону баррикад сам Хайдеггер, вместе с теми, кто взял на себя право решать на кого следует распространить «человеческое бытие», а на кого не следует.

По одну сторону баррикад оказалась вся гамма человеческих экзистенциалов, которые с таким блеском выявил Хайдеггер, по одну сторону баррикад оказалось то высокое, что заставляет мужчину творить, становится демиургом, равным Богу, а женщине сострадать этому мужчине, разделяя его высокую миссию, по другую сторону баррикад – то во что нередко низводятся отношения между мужчиной и женщиной, когда побеждают das Man, когда обезличенность и усреднённость выдаются за норму жизни, а пошлое следует по пятам за высоким, грозя окончательно его поглотить.

По одну сторону баррикад оказался мужчина, который стал составной частью одного из самых отвратительных проявлений мужской доминации, по другую сторону – женщина, которая проявила невероятную стойкость перед вызовом истории, и которой удалось сохранить себя, сохранив своё женское естество.

По одну сторону баррикад оказался – Мартин Хайдеггер, по другую – Ханна Арендт.