Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Дом не конфискован, на некоторое время в него подселяют одну семью военнослужащих.

Французские власти сами не проводят расследования. «Дело Хайдеггера» поручается специальной комиссии (не суду!), в которую входят профессора, освобождённые из нацистских тюрем.

Комиссия предлагает Хайдеггеру ответить на ряд вопрос, но в целом ведёт себя достаточно доброжелательно.

Члены комиссии внимательно проверяют каждый оправдательный довод Хайдеггера. В случае, когда то или иное утверждение не удаётся ни подтвердить, ни опровергнуть, вопрос решается в пользу Хайдеггера.

Комиссия соглашается с предложенной философом версией, что после 1934 года его отношения с нацистами фактически прервались. Комиссия принимает во внимание оправдание философа, что во время своего ректорства, он не только не преследовал евреев, но даже, в рамках возможного, помогал. Вместе с тем комиссия высказывается достаточно чётко:

«…нет никакого сомнения в том, что Хайдеггер в судьбоносном 1933 г., сознательно поставил на службу национал-социалистической революции великий блеск своего имени и своё специфическое ораторское искусство – и тем самым способствовал оправданию этой революции в глазах немецкой образованной публики».

По мнению комиссии, лучшим решением была бы отставка или пенсия, однако с «предоставлением всемирно известному философу возможности вести преподавательскую деятельность хотя бы в ограниченных масштабах».

Сам Хайдеггер считал решение комиссии «инквизиторским», он предложил, чтобы комиссия запросила у Карла Ясперса отзыв о его поведении в период ректорства, рассчитывая, что это приведёт к снятию с него всех обвинений. Но этого не произошло. В отзыве Ясперса были такие строки:

«Стиль мышления Хайдеггера, который кажется мне по сути несвободным, диктаторским, некоммуникативным, будет ныне роковым в его преподавательском воздействии. Стиль мышления представляется мне куда более важным, чем содержание политических суждений»

В последующем, так или иначе, за Хайдеггера заступились многие его выдающиеся современники, которые сумели сохранить своё честное имя, хотя никто из них не сомневался в вине знаменитого философа. Заступились и французские интеллектуалы, которые были участниками французского движения Сопротивления. Более других они понимали тяжесть вины Хайдеггера, но считали необходимым переводить его книги и статьи, чтобы они стали достоянием думающей публики.

Понимая, что находится во французской оккупационной зоне, Хайдеггер не преминул этим воспользоваться, и стал писать комиссии и властям о том, что его философские работы распространены во Франции и стимулируют мышление.

Как видим, Хайдеггер изворачивается, так или иначе, оправдывая своё поведение в нацистский период.

Герберт Маркузе[797 - Маркузе Герберт – немецкий и американский философ и социолог, представитель Франкфуртской школы.] имел все основания написать ему, в письме в августе 1947 года:

…заметим, что Герберт Маркузе по происхождению еврей, получил степень доктора литературы в университете Фрайбурга, а впоследствии вернулся во Фрайбург, чтобы продолжить изучение философии под руководством Хайдеггера…

«Вы сказали мне, что с 1934 года совершенно порвали с режимом наци и что гестапо следило за Вами. Я не стану сомневаться в Ваших словах. Но остаётся фактом: в 1933–1934 гг. Вы столь сильно идентифицировали себя с режимом, что и сегодня в глазах многих остаётесь его безусловной духовной опорой. Доказательство – Ваши собственные речи, сочинения и действия того времени… Многие из нас долго ждали от Вас слова, того слова, которое бы чётко и однозначно освободило Вас от этой идентификации, слова, которое выражает Ваше действительное отношение к тому, что произошло. Вы такого слова не сказали – по крайней мере, оно ни разу не вышло за пределы частной сферы».

Приведу также слова Ю. Хабермаса[798 - Хабермас Юрген – немецкий философ и социолог.], тогда ещё достаточно молодого человека, который через газету адресовал Хайдеггеру вопросы, ответы на которые должны были бы прояснить отношение философа к нацизму, но ответа не получил:

«…апологетическое поведение Хайдеггера после войны, ретуширование и манипулирование, отказ публично отмежеваться от режима, сторонником которого в своё время публично себя провозгласил – всё это объясняется тем, что философу было присуще скроенное по собственной мерке миссионерское сознание, с которым было бы несовместимо признание своих ошибок и тем более вины».

В какой мере упорство Хайдеггера объясняется особенностями его личности, насколько его «почвенническим» мировоззрением, насколько его миссионерским сознанием – все эти сложные вопросы оставляю более компетентным исследователям.

Со своей стороны могу сказать только следующее, моя точка зрения, не более того. Хайдеггер после войны вёл себя не мужественно. Не могу назвать это поведение и принципиальным, в отличие, например, от поведения Кнута Гамсуна[799 - Гамсун Кнут – норвежский писатель.], не побоявшегося с открытым забралом пойти чуть ли против всего мира. Хайдеггер, не побоимся этого слова, мельчит. А после 1949 году, когда философская общественность во всём мире, широко отметила его 60-летие, он, пожалуй, окончательно уверовал в свою непогрешимость.

Не могу сказать, что подобно Гедде Габлер он мог бы сказать «пошлое следует за мной по пятам». Не мог бы, поскольку это пошлое было в его натуре.

Отмечу, что процедура денацификации в 1949 году закончилась для Хайдеггера вердиктом: «Попутчик. Карательные меры не требуются».

Встреча Мартина Хайдеггера и Ханны Арендт: Фрайбург, 1950 год…

В начале 1950 года Ханне Арендт предстояла поездка в Европу в качестве исполнительного директора организации под названием «Еврейская культурная реконструкция»[800 - «Еврейская культурная реконструкция» – организация, в которой работала Ханна Арендт.]. Цель организации была в том, чтобы передать прежним владельцам культурные ценности, отнятые у них нацистами.

Ханна сочла необходимым (мост?!) проехать через Фрайбург, чтобы встретиться с Хайдеггером. Она желала этой встречи и боялась её.

Когда незадолго от отъезда подруга Ханны спросила её, радуется ли она поездке во Фрайбург, она ответила: «дорогая, чтобы «радоваться» Фрайбургу, нужно обладать чертовским мужеством – а у меня его нет».

Её признание ничего не означает, она была мужественной женщиной,

…мужественная женщина также естественно как женственный мужчина…

но она была женщиной, она была человеком, она могла позволить себе быть слабой, сомневающейся, растерянной.

Она не могла не бояться этой встречи, ведь она не могла не понимать, что в политическом смысле Хайдеггер относится к её преследователям, и после встречи с ним она может утратить своё душевное равновесие.

Когда она говорила в письмах о своей «гордости», по существу она пыталась скрыть свой страх вновь подпасть под чары Хайдеггера. И как можно судить по её письмам после встречи в 1950 году, «чары» сразу же стали на неё воздействовать. До поры до времени.

В письме к Хайдеггеру Ханна назовёт эту встречу «оправданием всей моей жизни», но через некоторое время напишет своей подруге, «он не понимает, что всё это было 25 лет тому назад, что он не видел меня больше 17 лет». По её мнению Хайдеггер стоял в её комнате как побитая собака, и происходящее казалось ей трагикомедией.

Ханна не противоречит себе ни в первом, ни во втором случае. Просто она человек и в ней могут возникнуть различные настроения.

Встретились они в рецепции отеля во Фрайбурге в феврале 1950 года.

Хотя и договаривались о встрече, встретились спонтанно.

Хайдеггер, придя в отель, послал ей письмо, но не стал дожидаться ответа, и неожиданно попросил сообщить ей, что он внизу. Не трудно предположить, что у Хайдеггера были свои колебания, но он был мужчина, он был уверен в себе, и не пристало ему проявлять нерешительность.

Ханна спустилась в рецепцию, и они встретились. Впервые через двадцать лет.

Но здесь и сейчас многое для них оказалось иным.

Женщина, теперь уже не столь юная и не столь наивная, была замужем, она понимала, что её муж способен проявить необходимую деликатность, но не хотела злоупотреблять его деликатностью.

Мужчина решил, что он способен принять решение, которое с радостью (?!) примут обе женщины, на то он и мужчина, чтобы принимать решение, в том числе и за женщин.

Так начался новый этап их взаимоотношений, который по праву называют «осенними». В отличие от «весеннего» этапа встреч было намного меньше, но были письма, которые позволяют судить о том, что эти двое, несмотря ни на что, вновь были готовы к интенсивным отношениям. Хотя и no-другому настолько насколько осень отличается от весны.

Но в этой «осени» в «высокое» стало проникать пошлое.

Свидетельство того что мужчине, чтобы о себе он не думал, не хватило мужества пройти по мосту, под которым разверзлась бездна.

…два замечания к использованию слова «любовь»

Позволю себе несколько замечаний.

Как мог заметить внимательный читатель, в этом опусе я практически не использую слово «любовь», предпочитая слово «высокое». Основная причина этого в том, что слово «любовь» нередко употребляется в «готовом» виде, как нечто завершённое. Соответственно, признаётся, что «любовь» между Мартином и Ханной, могла притихнуть, спрятаться, вспыхнуть с новой силой, но во всех случаях, она нечто «готовое», или она есть или её нет.

На мой взгляд то высокое, что происходит межу мужчиной и женщиной, не вмешается в одно слово. Аналогии всегда хромают, но, тем не менее, можно провести аналогию с тем, что у северных народов нет слова «снег», но есть различные слова, связанные со «снегом».

Можно сказать, что «осень» Мартина и Ханны продолжение их «весны», а можно сказать, что это совершенно новое, уникальное явление, которое не сводится к предыдущему.

У сербской поэтессы Десанки Максимович[801 - Максимович Десанка – сербская писательница, поэт.] есть стихи о том (цитирую по памяти) какое щемяще-грустно-нежное чувство могут вызвать первые седые волосы или первые морщины любимого человека. И кто знает, может быть это щемящее-грустно-нежное чувство трудно свести к предыдущей, более монотонной, более обыденной их жизни. Может быть, в нём больше присутствия.

Можно в равной степени сказать, что фильм М. Ханеке «Любовь»[802 - Фильм М. Ханеке «Любовь» – подробнее о фильме см. в разделе 7, «Дневник»] о «любви» двух старых людей, которая возникла в преддверии смерти женщины, или о «любви», которая стала продолжением того, что происходило между мужчиной и женщиной в молодости. А можно сказать, что «любовь» возникла именно там и тогда. И кто может сказать, в каком из этих вариантов больше присутствия.

Ещё одно замечание связано с тем, что многие авторы (Н. Мотрошилова в том числе), разводят любовь мужчины и любовь женщины, как принципиально отличные друг от друга. Думаю, как во многих иных случаях, лучше избегать обобщений,