Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Всё те же уроки Хайдеггера.

Как сохранить волю в эпоху Интернета, когда всё мгновенно, оперативно, когда торопливость, спешка, становятся сутью человека, когда для неспешной мысли,

…а может ли мысль быть «спешной»…

для обычной беседы не предусмотрено пространство жизни.

Как избежать различных попыток псевдо-думанья? Этот вопрос, становится актуальным, когда сложность века (после XX века?!) заставляет даже думающих людей, впадать в соблазн эсхатологических прогнозов.

В этом смысле, чрезвычайно важными представляются мне, следующие слова Хайдеггера:

«Все попытки морфологически, психологически применить к настоящей действительности образы декаданса и крушения, рока и катастрофы, заката представляют собой лишь технические манипуляции». Хотя авторы подобных работ

…«Закат Европы» О. Шпенглера[808 - Шпенглер Освальд – немецкий историк и культуролог.], обобщённая метафора подобных «прозрений»…

вряд ли бы согласились на определение «технические манипуляции».

Карл Ясперс, который более других позволял себе критический взгляд на философию Хайдеггера, сказал о ней важные и сутевые слова:

«В потоке своего речения он, Хайдеггер, временами помогает, и скрыто, и грандиозно, коснуться самого нерва философствования. И в этом качестве среди философов Германии, сколько я вижу, Хайдеггер, быть может, единственный».

Только ли в Германии, только ли в наше время? Эстафета, несомненно, тянется от древних греков к классической немецкой философии, к XX веку и дальше, поскольку Хайдеггер всегда открыт, он призывает мыслить, а не пророчествовать.

Ханна Арендт писала о Хайдеггере, признавая, что во все времена он оставался её Учителем:

«Ураганный ветер, сквозящий через всё мышление Хайдеггера – как и тот, другой, что ещё и сейчас, по прошествии двух тысячелетий, веет нам навстречу со страниц платоновских сочинений, – родом не из нашего столетия. Он происходит из изначальной древности и оставляет после себя нечто совершенное, нечто такое, что, как и всякое совершенство, принадлежит изначальной древности».

Он родом не из нашего столетия, но, несомненно, родом из человечества, вместе с его присутствием, воодушевлением, иллюзиями, заблуждениями. И умением мыслить.

Остаётся сказать, что полное собрание сочинений Мартина Хайдеггера составляет уже около ста (?!) томов, продолжает печататься, возможно, перешагнёт границу 100 томов, и ещё раз напомнить слова русского философа В. Бибихина о том, что «Бытие и время» – книга изменившая путь европейской мысли, до сих пор ещё не осмысленная вполне.

Можно сказать и иначе, продолжающаяся осмысливаться…

Ханна Арендт: «просто держу за мужчину»…

О Ханне Арендт ограничусь высказываниями одного человека, её друга и коллеги, умного и тонкого Ханса Йонаса. К ним можно ничего не добавлять.

«Ханна Арендт была одной из великих женщин XX века. Я думаю, что подразумеваемые ею смыслам отвечают мои слова о «женщине», а не о «мыслителе» (как части целого) или «личности» (тут бегство во что-то бесполое). Она сделала решительный выбор – быть тем, что предопределили случай или судьба, а именно дочерью высокообразованных немецко-еврейских родителей, наследницей длительных, восходивших к грекам духовных и эстетических традиций, наблюдательницей и хроникёром их современной утраты; пассажиркой корабля, каким был XX век, свидетельницей и жертвой его насильственных крушений, подругой многих его пассажиров и участников его плавания; магнетически прекрасной женщиной с безошибочным чувством распознавания в дружбе с мужчинами и женщинами, обладавшими свойством истинной породы, – и ещё её целостное утверждение всех таких данностей в качестве condition humaine, человеческих условий, нераздельно принадлежит этому образу, который ясно проглядывает за историей сей единственной в своём роде жизни. Она на самом деле была чрезвычайно «женственная» притом не была «феминисткой» ("я не откажусь от моих привилегий" – однажды сказала она). Ей доставляло радость, когда ей дарили цветы, сопровождали её в обществе, когда кавалеры уделяли ей внимание. И всё же в целом она считала мужчин более слабым полом: они [полагала она] дальше женщин отстоят от интуитивного постижения смысла действительности, более падки на понятийный обман, более склонны впадать в иллюзии, менее готовы уловить многозначность смысла и увидеть вмешательство теней в человеческие уравнения – и, следовательно, фактически они больше [женщин] нуждаются в защите. И в её случае большая, без сомнения, женская чувствительность вела и к большей силе; и никогда не было жалоб на то, что люди таковы, каковы они есть. Когда я порой выражал опасения по поводу её быстрых, часто разящих суждений о той или иной личности, о каком-либо поступке, ситуации и просил такие суждения доказывать, то она обменивалась с моей женой взглядами, выражавшими их взаимопонимание, взглядами, в которых смешивались нетерпение и сострадание, и, возможно, нежность. И потом говорила: "Ах, Ханс!" Не так давно (не было ли это при нашей последней встрече?) я при подобных обстоятельствах почувствовал себя вынужденным спросить: "Ханна, скажи, пожалуйста, не держишь ли ты меня за дурака" – "Да нет, – отвечала она, и глаза её были почти испуганными, – я держу тебя просто за мужчину"».

И можно только порадоваться, что одна из великих женщин XX века оказалась человеком думающим. Не переставая при этом оставаться женщиной во всех смыслах этого слова.

…итог, который опрокидывает мои доводы

Читаю следующие строки Рюдигера Сафрански из его книги о Хайдеггере:

«В этой комнате в 1967 году снова сидела Ханна Арендт, впервые после пятнадцатилетнего перерыва. После её последнего визита в 1952-м они с Мартином общались только посредством писем. В 1966 году, когда Ханне исполнилось шестьдесят, Хайдеггер послал ей своё стихотворение «Осень». Ханна расслышала в этих строках элегический тон, уловила настроение, окрашенное вечерними сумерками жизни. Ей захотелось ещё раз увидеть Хайдеггера, которому было уже около восьмидесяти; полученное от него поздравление придало ей смелости. После всех недоразумений прошлых лет произошло, наконец, примирение. Ханна и Эльфрида договорились, что будут обращаться друг к другу просто по имени. Два года спустя, в августе 1969-го, незадолго до восьмидесятилетия Хайдеггера, Ханна Арендт приехала к нему со своим мужем Генрихом Блюхером. Атмосфера встречи была сердечной и непринужденной. Если бы только Ханна не курила так много! Эльфриде пришлось потом несколько дней проветривать комнаты. Хайдеггер, подарил своим гостям какую-то книгу с посвятительной надписью: «Ханне и Генриху – Мартин и Элъфрида». На следующий год они собирались повторить эту встречу вчетвером, но в октябре 1970 года Генриха Блюхера не стало. Свои последние годы Ханна Арендт посвятила работе над большой книгой, которую так и не успела закончить: «Жизнь разума: мышление – воление – суждение». В идеях, развитых в этой книге, она подходит к Хайдеггеру так близко, как никогда прежде. Подводя итог сделанному Хайдеггером, она пишет: он вернул философии «такое мышление, которое благодарно уже за то, что ему вообще досталась в удел «голая чтойность»»[809 - «Чтойность» – по Аристотелю, «чтойность» человека есть то, без чего человек не может быть человеком. «Чтойность» акцентирует принципиальную единичность вещи, зафиксированную в слове.].

Продолжаю думать и постепенно отбрасываю свои сомнения. Дело не только в том, что на и те же события могут быть разные точки зрения.

…уроки древних греков, начиная с Гомера, который смотрит на мир с точки зрения богов и с точки зрения героев, и, кончая демократией по-древнегречески, которую Ханна Арендт трактует как согласие несогласных…

Не могу не признаться, что Рюдигер Сафрански и я находимся в «разных весовых категориях», он знает предмет намного шире и глубже чем я, и «разные точки зрения» в данном случае просто лукавство. Отбрасываю сомнения совсем по другой причине. У нас с Р. Сафрански Р. разные предметы, точнее, разные контексты. У него биография, во многом философская биография, Мартина Хайдеггера, у меня взаимоотношения между Хайдеггером и Арендт, причём не сами по себе, а как бы в системе зеркал, где и Сабина Шпильрейн рядом с такими гигантами как Фрейд и Юнг, Марго Фонтейн и её муж из «латино», мои соотечественники Мирза Джалил и Гамида Джаваншир, и многие другие.

Теперь более уверенно отбрасываю сомнения и задаю свои вопросы.

Почему поведение старых людей необходимо рассматривать как итог, опровергающий то, как вели они себя в молодости. И речь идёт не о сбывшейся «дружбе втроём», а о людях, троих, четверых, много переживших, много потерявших, сумевших найти в себе душевные силы, чтобы избежать старческого маразма. Но не более того.

Согласимся с Р. Сафрански, что Эльфрида Хайдеггер была образцовой женой. Но какой бы она не была женой, и, какой бы не оказалась в старости, мы не можем забыть, что была она антисемиткой, в своё время примкнула к нацизму, и вела себя с Ханной далеко не как леди.

Все кто мало-мальски занимается философией, не могут не признать, что Мартин Хайдеггер один из величайших философов всех времён и народов, в настоящей книге мысли Хайдеггера не раз приходили мне на помощь. На даже это не реабилитировало в моих глазах Мартина Хайдеггера.

Разве Мартин Хайдеггер не примкнул к нацизму, разве не стал ректором при нацистах?

И разве трудно предположить, что «дело Хайдеггера» никогда не получит окончательного решения, а сам Хайдеггер никогда не будет окончательно оправдан.

Разве Ханна Арендт не пострадала от нацизма? Разве она позволяла себе быть мелочной, мстительной и злобной? Что из того, что и ей не чужды человеческие слабости и, в зависимости от адресата, она может написать об Эльфриде диаметрально противоположные суждения.

Разве нет у нас оснований признать, что идея Хайдеггера о «дружбе втроём» провалилась?

И разве, не претендуя на неоспоримость, нет у нас оснований на примере взаимоотношений Мартина Хайдеггера и Ханны Арендт признать, что от высокого до пошлого – один шаг.

Остаётся посетовать, что старая Ханна Арендт так много курила, и по-человечески посочувствовать старой Эльфриде Хайдеггер, который постоянно приходилось проветривать комнату…

P.S

Не буду скрывать, сомнения одолевали меня, когда решил включить текст о Мартине Хайдеггере и Ханне Арендт в свою книгу. Сомнения оправданные, не являюсь специалистом, большинство источников мне не знакомо, читаю только на русском, о многом сужу по книгам других авторов, т. е., по существу, занимаюсь истолкованием истолкованного. Но сумел преодолеть свои сомнения.

Во-первых, на мой взгляд, между суждениями экспертов (не думаю, что в этом случае подходит слово «компетентные лица») и тем, что можно назвать массовой культурой или мейнстримом, есть множество промежуточных звеньев. И непосредственный адресат экспертов, это, прежде всего, те люди, которые непосредственно примыкают к экспертам, и которым присущ азарт познания, тяга к философствованию, независимо от рода их занятий.

Во-вторых, существует контекст моей книги, моя позиция, непосредственно не вытекающая из степени моей компетенции. Это и есть мои главные резоны.

Но сейчас (декабрь 2016 года), когда на русском языке издана переписка Хайдеггера и Арендт, когда вышли в свет «Чёрные тетради» Хайдеггера[810 - Речь идёт о текстах, вошедших в недавно изданные в Германии 94–96 тома «Собрания сочинений» М. Хайдеггера. Название «Чёрные тетради» они получили по той причине, что в эти тома включены материалы из тетрадей Хайдеггера, имеющих чёрный переплёт. В настоящий момент напечатана только четверть этих материалов, оставшаяся часть анонсирована в последующих томах. Обратим внимание и на тот факт, что большую часть «Собрания сочинений» Хайдеггера составляют записи его лекций, «тетради» же написаны рукой Хайдеггера, систематизированы и подготовлены к печати им самим, с отсрочкой печатания на 40 лет, по его собственному желанию.], когда пришлось прочесть «истолкования» этих «тетрадей», прослушать соответствующие «круглые столы», которые оказались доступны благодаря Интернету, меня вновь стали одолевать сомнения. И преодолел сомнения, прежде всего по той причине, что когда читал и слушал экспертов, убеждался в том, что моя интуиция принципиально не отличается от их мнений.

Но по некоторым вопросам хотелось бы уточнить свою позицию.

Первое.

Не знаю, когда дойдут до меня «Чёрные тетради», смогу ли их осилить, или, как в иных случаях, ограничусь рефлексией экспертов. Но позволю себе сказать следующее.

Упрощения (хорошо бы не опрощения) взглядов Хайдеггера в отношении идеологии нацизма и антисемитизма неизбежны и необходимы. Очень важно, чтобы цивилизованное человечество имело чёткие, недвусмысленные позиции по этим вопросам.

Вместе с тем Хайдеггер остаётся одним из величайших умов в истории философии, шире, культуры, можно назвать его аргументы аргументами Мефистофеля, или как-то иначе, но отмахнуться от них невозможно. И нацизм, и антисемитизм, не привнесены к нам из другой цивилизации, они отступили, но не исчезли, никогда не исчезнут, только могут поменять своё обличье. Именно по этой причине столь важно вчитываться и обсуждать «Чёрную книгу» не прибегая к публицистике. Такие обсуждения укрепляют дух мировой культуры и становятся защитной реакцией (настолько, насколько это возможно) от будущих опасных эксцессов. А нам остаётся обращаться к «истолкованному», чтобы научиться распознавать обличья «нацизма и антисемитизма», даже в тех случаях, когда они могут показаться безобидными.

Второе.

Мой текст не мог бы появиться без книги Н. Мотрошиловой (отчасти, книги Р. Сафрански). Ничего зазорного в этом не вижу, но «Платон мне друг…»[811 - Выражение «Платон мне друг, но истина дороже», приписывают Аристотелю, который не согласился с некоторыми идеями своего учителя Платона.], и у меня есть право высказать собственную точку зрения.

Ещё раз вообразим себе «вход» и «выход» взаимоотношений между Хайдеггером и Арендт.