Малахитовая вселенная. Сборник участников Международного фестиваля литературной фантастики «Аэлита» и Международного конкурса «Новый сказ» им. П. П. Бажова

Мужчина взвился:

– Я не хочу, чтобы твои «коллеги» шастали у меня по дому без предупреждения. Поняла?

Женщина, удивленно хлопнув ресницами, расплакалась, а ревнивец вновь оказался в своей квартире. Будда хмурился.

– Падме? – прозвучал следующий вопрос.

– Я не жаден! – подчеркнул мужчина. – И стараюсь ясно смотреть на вещи.

На этот раз он оказался в России. В грязной убитой однушке совдеповских времен вместе с другом-собутыльником они пили горькую.

– Т-ты мой лучший друг, – заплетающимся языком доказывал мужчина. – Мне для тебя ничего не жалко!

– А мне для тебя, – соглашался тот.

– Давай выпьем за это.

– Давай, – и потряс бутылкой с остатками прозрачной жидкости.

– Отдай, – вдруг закричал мужчина. – Мое…

Он кинулся на друга, стараясь дотянуться до вожделенного напитка, и, едва его пальцы коснулись стекла, вновь оказался перед Просветленным.

– Что? – отдышавшись, спросил человек с напором. – Думаешь, я не прошел твои испытания? Но ведь это все сказка, предлагаемые обстоятельства, которых нет и никогда не было. – Он пристально посмотрел на Будду, тот слушал очень внимательно. – Если бы я был Нобелевским лауреатом, или оказался женат на голливудской актрисе, или даже… – Он поежился, вспоминая образ алкаша из последнего видения. – В общем, вряд ли в таком случае сидел бы я сейчас в этой комнате, а следовательно, эти пути не для меня. Мои реакции и поступки в тех реалиях ничего не доказывают. Я нынешний – другой, – закончил мужчина с вызовом.

Будда слегка приподнял правую бровь, и уголки его губ вновь поползли вверх:

– Хум?

– Нет в моем сердце ненависти и злобы, – нетерпеливо пояснил мужчина.

Неожиданно к нему на руки прыгнул маленький шимпанзе, его питомец, единственный из живых существ, кто делил с ним на данный момент кров. Малыш устал сидеть в одиночестве и кинулся к хозяину, обнимаясь и щекоча того за ухом.

– Не мешай, – дернулся мужчина.

Но примату давно надоели странные запахи, ему хотелось играть. Он погладил лапой лицо хозяина и, обнажив зубы, ухнул, а тот вдруг сорвался, с ненавистью отшвырнул от себя питомца и заорал:

– Сказано, не мешай! – И для верности с силой запустил тапком в испуганное животное, удирающее к ближайшему шкафу.

Мужчина оглянулся на Просветленного и в последнюю минуту успел увидеть ласковую улыбку на исчезающем лице божества.

Николай Бурденко

Родился 11 мая 1937 г. в Иране, г. Пехлеви, в семье рабочего иммигранта. С 1939 г. гражданин СССР. Русскому языку в объеме четырех классов учила дома мать. В 1947 г. в г. Исфагане учился во французско-иранской школе. С 13 лет начал работать у частника, затем в Советской больнице Красного креста, в румынском посольстве – совмещал с учебой в вечерней школе при Всесоюзном обществе культурной связи с зарубежьем. В 16 получил паспорт гражданина СССР. Семья состояла из шести человек: отец, мать и четыре сына. В поисках работы отец ездил по стране с семьей, в том числе и по направлению советского посольства, объехали более двадцати городов Ирана. В 1956 г. по визе прибыли в СССР в г. Бийск.

Служил в армии с 1956 по 1958 гг. В Бийске работал на нескольких предприятиях. На Акташском ртутном руднике слесарем, фрезеровщиком, начальником мехцеха. В Нальчике на заводе Цветметприбор. В Навои на НГМК – ремзаводе: бригадиром слесарей металлоконструкций и монтажников, мастером, диспетчером, начальником цеха внешнего монтажа, главным диспетчером. Учился в ШРМ, затем окончил Навоийский вечерний техникум.

Профессия техник-механик. В Бийске с 1987 г. работал на «Металлургмонтаже»; сейчас ПМП «Металлургмонтаж»: монтажником, мастером, начальником участка, заместителем директора. Семья состояла из 9 человек: Николай Иосифович, его жена, шесть сыновей и одна дочь. Награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалью «Ветеран труда».

С детства интересовался литературой и филологией. Владеет несколькими восточными языками. С 1997 г. пенсионер. Первый роман «Под покровом снега» издал в 2011 г. Роман-трилогия «Двадцать пять лет ностальгии. СМЯТЕНИЕ» издал в 2012 г. «Двадцать пять лет ностальгии. ЧУЖБИНА», вторая книга, издана в 2014 г. Третья, «Двадцать пять лет ностальгии. ОТЧИЗНА», в работе. В 2016 году издал роман «Мы жили и работали в Кызылкуме». Сказка «Царь Корней» в стихотворной форме, еще сказка «Силослав против колдуна». В сборнике стихи и рассказы.

Диплом лауреата I МЛК «Мир вокруг нас» в номинации «Лирическая поэзия. Элегия». Октябрь 2016 г.: почетная грамота от ИСП Гриценко А. Н.; диплом номинанта на МЛП имени Владимира Набокова (Лукьяненко С.); почетная грамота от ИСП (Гриценко А. Н.). Диплом номинанта – ПЛК «Золотое перо Алтая – 2018» (ПА РО РСП Фандюхин А.) «Писатель года – 2018». РСП. Медаль В. В. Маяковского. Член Российского и Интернационального Союзов писателей.

23 произведения можно прочесть на портале «Проза.ру».

Двадцать пять лет ностальгии. Смятение

Вскоре появился проводник, назвавший себя Атабаем. После рукопожатия проводник достал из сумок замызганные туркменские халаты и папахи, сшитые из целой овечьей шкуры, и велел облачаться. Когда Соболев спросил: «Зачем весь этот маскарад?», Атабаев ответил: «Это маскировка. Если кто-то издали и увидит, подумают – свои люди куда-то направились».

После облачились в халаты, стали брезгливо поглядывать друг на друга, а порой вздрагивая и пренебрежительно отворачивая нос от неприсущего запаха, Атабаев придирчиво осмотрел всех, и по его виду было понятно: он остался доволен. Увидев пьяного Иосифа, покачал головой, сказал:

– Может, его оставим здесь, а то с ним много мороки будет в пути.

– Нет, – сказал Николай. – Мы его здесь не бросим, без него не пойдем – только с ним.

– Тогда сажайте его на ишака, в пути по очереди будете придерживать, а там увидим. Пойдемте, а то скоро начнется дождь. Мы в полночь должны пройти заставы, и мне необходимо к утру вернуться: «Аллах велик – да укажет нам путь истинный и прямой, да сохранит нам жизнь от врагов наших неверных!»

После этих слов проводника все двинулись в сторону границы.

Со слов Николая, которые он говорил, уже находясь в Персии, все было следующим образом.

Ближе к потемкам они тронулись в сторону границы, шли очень долго, молча и понуро, будто совершили нечто ужасное.

А в действительности – они и совершали предательство по отношению к Родине, за что позже все неоднократно заплатили горькими слезами и разочарованием.

В тот Богом проклятый, но радостный для черта день в начале пути дул слабый ветерок и по небу бежали небольшие тучки. По мере приближения к советско-персидской границе ветер усиливался, и небо все больше и больше затягивали черные тучи.

По злой иронии судьбы, перед и в момент пересечения границы черные грозовые тучи опустились так низко, что казалось, вот-вот начнут цепляться за головы перебежчиков, а к этому времени уже дул ветер приличной силы.

В мгновение ока хлестанул тропический ливень, который за десять минут промочил национальную одежду и папахи до ниточки, и беглецам в намокшей одежде казалось, что на них нагрузили по тонне груза, отчего с каждой минутой идти становилось тяжелее и тяжелее. Едва дождь сбавил свою прыть, дал временный передых, как налетел шквал, да такой напористый, что порой сбивал с ног.

Проводник, обозначив направление ветра, известил:

– Это дует большой афганец, и, судя по вон той сопке, которая высветилась в блеске молнии, мы в пятидесяти метрах от государственной границы СССР и Персии. Можете обернуться, перекреститься и тем самым попрощаться с Россией. Если кто-то еще хочет вернуться – можете, пока не поздно, поскольку чуть позже будет невозможно, так как еще немного – и мы будем уже на территории Персии. А через час я вас передам племяннику, он доведет до Мешхеда. Дальше – как знаете. – Затем, немного подумав, он спросил: – Кто-нибудь знает язык – фарси или азербайджанский?

– Иосиф знает, посмотри – вон тот, который сидит на ишаке, – сказал Николай.

Иосиф не сидел, а лежал на животе, уткнувшись головой в шею ишака; лежал, опутанный упряжью этого животного, чтобы не свалился, так как придерживать его всем надоело.

Этот несчастный был настолько обездвижен спиртным, что даже не шевелился – это состояние иногда пугало Николая, а в пути следования, когда Иосиф начинал произносить какие-то нечленораздельные слова либо мычать, он подходил и, приподняв голову, вливал ему очередную порцию водки, которую специально припас. Вот и сейчас, посмотрев в сторону спившегося влюбленного, который через несколько часов станет иммигрантом по пьянке либо поневоле, он ответил проводнику:

– Ты прав, надо попрощаться с Родиной, какая она ни есть в данное время, но она – Родина! Только поменяла цвет с голубого на красный. А Россия и земля, на которой мы росли, дружили, любили и лучшие годы жизни провели, остались те же, в одном лице, – и лишь одно слово Николай не произнес – «служили».

Он боялся произносить это слово, оно корило его совесть.

«Отчизна, где похоронены наши предки», – с последними словами в свете сказанного о прощании с Родиной, невзирая на продолжающийся шквал, рвавший и уносивший слова куда-то вдаль, бывшие офицеры царской армии как по команде повернулись лицом в сторону России и, несмотря на то, что стояли в грязи по самые щиколотки, все пали на колени, кроме вышеупомянутого Иосифа, который не был офицером и не принадлежал к голубой крови.

На такую драматически тяжелую картину невозможно было смотреть без слез и боли в сердце; колени и носки их ботинок утопали в грязи, полы халатов рвало то в одну, то в другую сторону. С одежды стоявших на коленях ручьем стекала дождевая вода. Шквал раскачивал тела, словно былинки, в разные стороны, только они будто ничего этого не замечали, продолжали шептать молитвы, низко опустив головы и периодически крестясь, после чего опускали руки, словно плети.