И останется только пепел

– Да, хорошая идея. Спасибо вам. Я бы хотела познакомиться поближе со своим новым товарищем.

Нита сглотнула, когда слова сорвались с ее губ. Неестественные. Притворные. И почему ей не удается справляться получше с подобными вещами?

Но, даже если Куиспе и заметила, с каким трудом дается Ните общение, комментариев не последовало.

– Конечно.

Развернувшись, агент оставила их наедине. После ее ухода воцарилась давящая тишина. Фабрисио открыл и закрыл рот, будто хотел что-то сказать, но передумал. Нита поджала губы и огляделась.

Ей не нравилось находиться в здании МПДСС. Полиция по делам сверхъестественных была средством достижения цели, и она им не доверяла. Предполагалось, что они не только преследуют, но и защищают «существ». Сказать по правде, Нита считала, что называть людей, подобных ей, «существами» так же оскорбительно, как и «сверхъестественными». Скорее всего, подобная терминология восходит к корням МПДСС – временам, когда они охотились на монстров. Прежде чем начали отстаивать права «существ» и защищать их.

Нита обратилась в МПДСС именно в поисках защиты, но знала, что коррупция проникла в самое сердце организации. Ниту нервировало постоянное видеонаблюдение в здании, ведь разговор, который она собиралась сейчас начать, был не для чужих ушей. Не для ушей МПДСС или тех, кому МПДСС могли сливать информацию.

– Снаружи есть сад, – заявила Нита. – Поговорим там.

Фабрисио медленно кивнул и последовал за ней.

Они миновали офисное помещение. Безупречно белые стены и белоснежный кафельный пол будто заключали их в клетку, как в футуристической тюрьме. По залам здания-убежища бродили и другие беглецы из сверхъестественных. Одних Нита, встретив случайно на улице, приняла бы за обычных людей.

Иные же выглядели наполовину осьминогами, например. Глаза Ниты изучали мужчину, расположившегося в холле. Он выглядел уставшим. Взгляд скользнул по восьми пурпурным щупальцам, которые заменяли ему ноги. Нинге. Японская русалка. Нита была готова побиться об заклад, что не ошиблась.

Люди болтали, что, съев плоть этого существа, можно обрести бессмертие.

Люди болтали то же самое и о поедании Ниты.

Она попыталась отвлечься от этих мыслей. От воспоминаний о Боулдере, который отрезал ей мизинец, засунул его себе в рот и проглотил не разжевывая. От его обещаний вернуться на следующий день, чтобы поедать Ниту по частям, пока от нее не останутся только кости и зубы.

«Этого не случилось. Ты спаслась. Он мертв. Все кончено», – прошептал тихий голос в ее голове.

Но она не чувствовала, что все действительно закончилось. Не сейчас, когда ей приходилось прятаться в МПДСС. Когда Фабрисио шел рядом с ней. Когда изображение ее лица и описание способностей кочевали по форумам черного рынка. Люди готовы были отвалить большие деньги за девушку, умеющую так управлять собственным телом. Они думали, будто обретут такую же силу, съев ее. Что ж, может, так и есть.

Нита не собиралась это проверять.

Ее рука дернулась к несуществующему скальпелю. Она отдала бы все на свете, чтобы прямо сейчас оказаться в своей прозекторской, чтобы ее проблемы растворились в простом и понятном мире расчленения. Когда она разделяла тела на части, окружающее сжималось до органов в ее руках и в банках на столе.

Но любимый образ портило воспоминание о Фабрисио, заключенном в клетку и кричавшем, нарушая атмосферу идеального уединения в комнате.

Когда они свернули за угол, Нита наклонила голову, чтобы украдкой взглянуть на Фабрисио сбоку, но его волосы хорошо укрывали бинты от чужих глаз. Ей с трудом верилось, что минуло меньше двух недель с момента, когда она впервые увидела его в той клетке.

Он перехватил ее пристальный взгляд и вздрогнул. Затем отвернулся, а рука в защитном жесте взметнулась к тому месту, где раньше было ухо. Он сглотнул и опустил руку.

– Уже лучше, – ответил он на молчаливый вопрос, пока они продолжали идти. Его акцент сглаживал окончания слов, протяжные звуки перетекали в шипящие. – Завтра снимаю швы.

Нита не ответила.

Она жалела, что мать не убила его. Ей хотелось бы разобрать его на части. Тогда этого всего не случилось бы. Нита не лишилась бы мизинца; пусть она и воспользовалась своей способностью, чтобы срастить кожу там, где он когда-то был, его отсутствие все равно ощущалось. Будто нервные окончания не совсем понимали, что теперь все по-другому, и продолжали посылать сигналы, ожидая ответной реакции от пальца.

Кроме того, ей не пришлось бы провести всю прошлую неделю на черном рынке, наблюдая, как умирают люди. Не пришлось бы самой убивать их.

Она отлично помнила момент, когда прочитала переписку в телефоне похитителя и поняла, что продать ее на черный рынок мог только Фабрисио. Момент откровенного удивления, за которым последовал прилив ярости, жгучей и злобной.

И сейчас в ней снова закипал гнев; он расходился равномерным заревом из глубин живота по всему телу. Если она даст ему волю, то получит большие проблемы. Нита не была уверена, что ей есть до этого дело. Хотелось не сдерживать гнев вне зависимости от последствий.

«Будь разумной, Нита. Ты не можешь убить его, когда вокруг столько камер».

Нита ненавидела, когда внутренний голос оказывался прав.

На первом этаже, недалеко от задней части здания, мощные металлические двери вели в небольшой сад. Он был окружен высокой кирпичной стеной, поросшей виноградом и плющом, на скамейках под деревьями сидело несколько человек. Солнце палило беспощадно, по спине Ниты бежала струйка пота.

Она провела Фабрисио в укромную часть сада, к древовидному дурману. Цветы в форме колокольчиков свисали с его ветвей, будто фонарики, к которым забыли подать электричество, красивые и нежные. Но вместе с тем растение являлось одним из самых ядовитых в мире. Нита сорвала цветок и покрутила в руках. Смертельно опасный. Яд спрятан в настолько красивой оболочке, что никто и не догадается, пока не станет слишком поздно.

Наконец Нита повернулась к Фабрисио. Он неловко поежился под ее взглядом. На нем были синие джинсы и светло-серая футболка – близнец футболки Ниты, выданной в МПДСС.

– Я рад, что ты решилась бежать, – наконец сказал он.

Нита открыла рот, намереваясь ответить ему, что он отлично знает – далеко убежать ей не удалось. Но притормозила. Она могла обвинить его в чем угодно, но он стал бы отрицать вину, только и всего. Да даже если бы признался, какой смысл ставить его в известность о том, что она знает о предательстве? Нельзя убить его сейчас, на глазах стольких свидетелей, а если он поймет, что она его раскрыла, то будет настороже.

И будет прав. Ведь Нита ни в коем случае не позволит ему уйти от возмездия за то, как он обошелся с ней.

Поэтому вместо обвинений она тихо сказала, притворившись, будто верит его неведению:

– Я не сбежала. Меня продали на черный рынок.

Он поморщился и изобразил на лице сочувствие.

– Мне очень жаль. Я знаю, как это ужасно.

Он провел рукой по волосам, обнажая следы стежков, сползавших книзу по одной стороне его головы. Нита отвернулась и попыталась отогнать воспоминания о том, как мать истязала его, а она, Нита, стояла и смотрела. И ничего не делала.

Может быть, он продал ее именно поэтому. Потому что она не предпринимала ничего – до самого последнего момента.

– Твоя мать? – мягко спросил он. – В наказание за помощь мне?

Он казался таким искренним в своем беспокойстве, и Нита почувствовала, что в душу закрадываются сомнения. Мог ли кто-то еще отправить эти сообщения? Но она затем вспомнила, как легко он вертел ею до этого, смотрел на нее огромными глазами, манипулировал, заставив поверить в его абсолютную невиновность, чтобы получить свободу. Нита прищурилась. Больше она не позволит ему обвести себя вокруг пальца.

– Нет.

Его руки замерли и опустились.

– Прости. Я не хотел бередить рану, если она слишком свежа.

Фабрисио ласково улыбнулся ей, и Ните захотелось стереть эту улыбку с его лица. Маленький вонючий манипулятор.

Он поколебался, а потом спросил:

– Твой похититель… Она не причинила тебе вреда, правда же?

– Ну, она работала с занни, так что попробуй угадать.