Свет

Отец и прежде меня бил, но я это пережил. Справлюсь и теперь, потому что я уже не ребенок. Я хочу убедить в этом маму, но вдруг ко мне подходит отец и, смотря широко раскрытыми глазами, хватает за плечи.

Сперва мне кажется это уловкой, но в глазах его видно все то же потрясение. Отец не замахивается, чтобы меня ударить, и тогда я наконец опускаю взгляд и вижу, куда он смотрит. Вижу, куда минутами ранее смотрела моя мать.

Мои руки истекают кровью – наверное, поэтому они так сильно болят. Но глаза у меня лезут на лоб не при виде крови. Нет, я удивлен, увидев торчащие из рук черные штуковины с острыми кончиками, которые словно пронзают мою кожу насквозь.

Сначала я думаю, что мне в руки вонзились щепки от развалившихся стен конюшни. Но чем дольше смотрю на них, тем сильнее понимаю, что ошибся. Эти штуковины кажутся одинаковыми на обеих руках, и они не прокалывают кожу, а торчат из моего тела.

Я цепенею от шока, когда отец протягивает руку и касается черного шипа. От боли мы оба издаем крик. Я смотрю на отца и вижу, что большой палец у него весь в крови, будто он порезался об этот острый черный шип.

Ярость слетает с его лица, сменившись ухмылкой. Он смотрит на кровь, а потом переключает внимание на меня.

– Мой сын.

Отец хватает меня за плечи и заставляет наклониться. Я снова чувствую боль, когда он нажимает на какую-то точку на спине, отчего я резко выгибаюсь и быстро выпрямляюсь.

– Ой!

Отец смеется и отпускает меня.

– Только взгляни на себя! – говорит он. Никогда не видел у него такой радостной улыбки. – Тебе еще только восемь, но взгляните-ка!

– Что это? – взволнованно спрашиваю я, смотря на капли крови, что стекают с острых черных шипов. От них по рукам расползаются черные вены, будто Райатт очертил эти линии гусиным пером. Я пытаюсь их стереть, но ничего не выходит.

– Ты изменился! – оживленно говорит отец. – Проявилась твоя сила!

Я чувствую холод по коже.

– Что?

Он ухмыляется, а затем дергает меня за руку, чтобы показать.

– Смотри! Вот твоя сила!

Я провожу взглядом по венам на руках, по венам, тянущимся по земле, по прогнившим стенам конюшни. Они не отличаются друг от друга.

– Я знал, что у меня будет сильный сын.

Я не чувствую себя сильным. Я чувствую усталость, и болит все тело, а еще я зол и очень напуган…

Заплакав, я понимаю, что совершил ошибку, но ничего не могу с собой поделать.

С лица отца тут же слетает гордость, и он брезгливо на меня смотрит.

– А ну-ка перестал! Мне не нужен сын-хлюпик, – холодно говорит он, а потом устремляет черный взгляд на мою мать. – Приведи его в порядок, а потом отправь в сад. Хочу проверить, на что он способен, – приказывает он матери и добавляет: – А ты сиди в своей комнате и до ночи не попадайся мне на глаза.

Мама еще крепче обхватывает мою ногу.

Он поворачивается и уходит, а по моим щекам стекает столько слез, что я даже не утруждаюсь их стереть. Однако радуюсь, что отец ушел и не видит. Я пытаюсь перестать плакать – правда, пытаюсь, но болит все тело, и я ничего не понимаю, а мама…

В ту же минуту она встает передо мной на колени, и я вижу, что ее губа рассечена, глаза такие же красные, как и пятно на щеке.

– Я… Разрушитель? – спрашиваю я и плачу еще горше, потому что не хочу быть похожим на отца. Но я почему-то сломал стену конюшни, землю, а эти шипы пробились через мою кожу… Чувствую себя монстром.

Мама качает головой и ласково приподнимает мой подбородок.

– Нет, Слейд. Ты не Разрушитель. Ты ничего не рушишь. Ты защищаешь.

Вот только когда я оглядываю двор, то не похоже, будто я его защищал. Скорее, я его разрушил. Как мой отец. И мамино лицо лишний раз об этом напоминает.

Мне больно двигать рукой, но я все равно поднимаю ее и нежно касаюсь маминой щеки.

– Ты в порядке?

Мамино лицо становится мрачным, и по ее щекам текут слезы. Я осторожно беру ее за руку и сжимаю, стараясь не обращать внимания на черные линии, которые растекаются по кончикам моих пальцев.

– Не плачь, мама. Я буду тебя защищать.

Но легче ей от этого не становится, потому что она плачет еще сильнее. Я опускаю взгляд и жалею, что не могу стать старше и как-нибудь ей помочь.

Посмотрев вниз, замечаю на подоле ее белого платья пятна от травы, которые остались на ткани после того, как ее ударил отец и мама упала на землю.

– Слейд?

Мы оборачиваемся и видим, что за мной стоит Райатт, который, нахмурившись, держит в рубашке горсть клубники. Наверное, он забрел перекусить в сад. Я совсем про него забыл, и теперь радуюсь, что он не видел случившегося.

– Райатт, смотри, – говорю я и показываю на себя. У брата отвисает челюсть, и он показывает на меня пальцем, уронив на землю все свои запасы ягод.

– Что это?

– Моя магия проявилась, – отвечаю я, пытаясь казаться счастливым, и шмыгаю носом, чтобы перестать плакать.

От радости он вспыхивает.

– Можно потрогать?

– Конечно.

Он бежит ко мне и гладит красным пальцем черный шип.

– Больно?

Я пожимаю плечами.

– Немного.

Он улыбается и поворачивается к маме, но хмурится и тут же забывает, что хотел сказать.

– Мам?