Искра

Он прав, и за это я тоже его ненавижу.

Я щурюсь, но ничего не произношу, потому что говорить мне мешает презрение к самой себе.

Рип наклоняет голову и оглядывает меня.

– Как хорошо всех обставляет этот царь без силы. Пользуется тобой с такой скрытной продуманностью. Неудивительно, что он держит тебя в клетке.

Меньше всего я хочу обсуждать свое пребывание в клетке. На спине выступает холодный пот, стоит даже услышать это слово.

– Как ты меняешь свою внешность? – переводя тему, спрашиваю я. – Какого черта никто до сих пор не понял, что вы двое на самом деле один и тот же человек?

Сколь бы ни злилась я на Рипа за его обман, еще сильнее я злюсь на себя саму за то, что не поняла все с самого начала. Даже с гнилыми линиями, ползущими по его лицу, даже с этими зелеными глазами и окутывавшей его тенью я все равно должна была его узнать. Я пробыла с Рипом довольно долго и могла его раскусить.

У Ревингера точно такой же волевой подбородок, точно такие же черные волосы. Рип просто больше походит на фейри. Его черты более острые. Немудрено, что поговаривают, будто грозного командира изменил король Рот, потому что Рип выглядит совсем иначе. Очертания лица, кончики ушей, шипы на спине и руках – все настолько острое, что ими можно резать стекло, и насколько он не похож на других.

В обличии Ревингера он выглядит странно из-за этих расползающихся темных корней, которые колышутся на его коже как тени. Большую их часть скрывает щетина на подбородке. Интересно, насколько далеко простираются эти линии? Интересно, что они вообще означают?

Но даже при таких различиях между Рипом и Ревингером довольно много сходства, которое мне следовало заметить. Стоило королю войти в эту комнату, как я должна была почувствовать, кем он является на самом деле. Черные глаза или зеленые, шипы или гладкая кожа, заостренные уши или ровные – я должна была понять.

Оба облика необыкновенно красивы и невероятны, и не важно, какой у него цвет глаз, – король смотрит на меня с тем же пылом, что и всегда.

– Приобретенный навык, – всего лишь говорит он. – Что касается остальных, они видят то, что им говорят видеть, верят в то, во что им велят верить. Но я ведь не обязан объяснять это тебе, правда? Мидас на протяжении многих лет извлекал выгоду из того же, – с явным презрением говорит Рип. – Какого черта ты позволяешь всем верить, что это он обладает золотоносной магией, когда все это время ею обладала ты?

Я почти закатываю глаза от его раздраженной озадаченности.

– Смеешься? Я рада скрывать свою силу. Когда золото впервые начало сочиться из моих пальцев, я поняла, что попала в беду. Знаешь, как бы поступили люди с девочкой, которая может все обращать в золото? – Я качаю головой и провожу уставшей рукой по лбу. – Нет. Этот мир в достаточной мере мною пользовался.

Пользовался, оскорблял… и только потому, что тогда я просто выглядела золотой. Я и помыслить не смею, что бы произошло, если бы тогда я не сбежала. Если бы до сих пор находилась в гавани Дерфорт, когда проявилась моя сила, то все для меня обернулось бы еще хуже, и я никогда бы не смогла сбежать. От этой мысли мое тело охватывает дрожь.

Шипы на спине Рипа сжимаются как кулаки, а на его лице тенью повисает непроницаемое выражение.

– А теперь? Тебе кажется, что ты до сих пор должна прятаться, Аурен?

Я уверенно смотрю в его глаза своими золотыми.

– Не спрашивай меня об этом.

– Почему? – возражает он.

– Потому что из-за коварных побуждений хочешь, чтобы я рассказала правду. – Сквозь мою кожу проступает печаль, разочарование ложится на плечи как плащ. – Ты хочешь, чтобы я перестала скрываться и тем самым уничтожила Мидаса.

Его молчание, его неспособность отрицать мои слова говорят сами за себя.

Сначала Мидас, теперь он. Я хочу убежать как можно дальше от любого правителя в Орее, черт бы их побрал, и спрятаться там, где никто из них не сможет меня найти. Сколько еще мне по силам вытерпеть?

Становится все сложнее и сложнее стоять тут, смотреть ему в глаза и ощущать, как мое сердце пронзает сокрушительное разочарование.

– Я хочу, чтобы ты ушел, Рип, – снова произношу я, надеясь, что теперь он прислушается.

– Я говорил, что ты можешь называть меня Слейдом.

– Благодарю, но нет, – резко отвечаю я и с удовольствием замечаю промелькнувшую в его глазах досаду. – Но вместо того я присяду перед вами в реверансе, Ваше Гнилое Величество.

Он сердито смотрит на меня.

– Ладно, я уйду. Если кое-что мне скажешь.

– Что? – с досадой спрашиваю я.

Рип наклоняется так, что наши лица оказываются друг напротив друга, так близко, что я чувствую жар его тела.

– Почему ты кричала?

Я с недоумением смотрю на него, застигнутая врасплох его вопросом.

– Я… я не кричала.

Судя по выражению лица Рипа, я его совершенно не убедила, и мой невнятный ответ не помог.

– Хм. Возможно, это мне стоит достать бумагу и перо, чтобы проследить, сколько было между нами лжи.

Подлец.

– Ты ошибся. Ты не слышал, как я кричала, – вру я, хотя сердце в груди стучит так гулко, что надеюсь, он его не слышит.

По правде, я была сродни загнанному в клетку животному, готовая снести эту дверь голыми руками, когда стражники держали меня взаперти, но признаваться в этом сейчас не готова. Не Рипу.

Рип снисходительно приподнимает бровь.

– Правда? Выходит, мне послышалось, как ты кричишь и умоляешь тебя выпустить?

Дело – дрянь.

Требуется немало усилий, чтобы не обличить свои истинные чувства, особенно когда он стоит так близко.

– Возможно, эта уродливая ветвистая корона сдавила тебе голову, и у тебя возникли проблемы со слухом.

К моему превеликому разочарованию, он ухмыляется. Ненавижу, что при виде этой ухмылки у меня внутри все трепещет.

И хотя между нами едва ли метр, Рип наклоняется вперед, и я задерживаю дыхание. Он крадет весь воздух, и кровь в венах стучит, как дергающаяся на привязи собака.

Стоя вплотную ко мне, Рип наклоняет голову, а свою мне приходится запрокинуть. Мы смотрим друг на друга, и наши скрещенные взгляды полны смешанных чувств без надежды их истолковать.

Что таится в безмолвных, бурлящих глазах этого мужчины? Почему я чувствую, будто меня подавляют изнутри? Рип обладает надо мной властью, которая никоим образом не связана с его аурой, а имеет отношение только к тому, как мой взгляд опускается на его губы, когда он резко втягивает воздух.

Он снова отвечает мне сводящей с ума ухмылкой.

– Хм, а мне нравится твой гнев, Золотая пташка. Если только он направлен не на меня.