– Я об этом давно уже просил полицеймейстера, но он не отпускает, говорит: здесь нужен. Похлопочите-ка, чтобы меня отпустили.
Я обещал, и действительно через несколько дней по приказанию начальника губернии Кокорин был командирован в Москву.
Ожидая результатов действий Кокорина в Москве, я отложил дело, не считая нужным торопиться отсылкою его к прокурору для написания обвинительного акта против Аарона.
Однажды вечером я пошел в клуб, где в тот день были танцы. Меня обступили знакомые с расспросами о руслановском деле.
– Что же, так-таки ничего и не нашли?
– Неужели такое вопиющее дело может быть оставлено без всяких последствий?
– Ну, полиция!
– Хороши следователи! – и прочее, и прочее.
Мне оставалось только отмалчиваться и приводить известные отговорки.
– Что это сделалось с Бобровой? – сказал подошедший ко мне доктор Тархов. – Я, право, боюсь за нее и сегодня объявил ее матери, что для дочери необходимо рассеяние и развлечение. Это необыкновенно нервная девушка. Смерть ее подруги Руслановой произвела на нее такое впечатление и так сильно потрясла нервную систему, что она до сих пор не может оправиться. Взгляните на нее, как она переменилась.
– А что, об убийце нет никаких известий? – спросил подошедший к нам молодой человек.
– Ичалов! Откуда вы взялись? – спросил его Тархов. – Вы беспрерывно исчезаете и вновь появляетесь на нашем горизонте.
– Был в деревне, хозяйничал…
– Никандр Петрович! Никандр Петрович! – крикнул кто-то из залы. Ичалов ушел. Его подозвала Боброва.
Освободившись от расспросов любопытных, я едва только уселся за карты, как мне подали телеграмму:
«Завтра примерим лоскут сукна к пиджаку. Кокорин».
Я оставил карты и уехал домой.
На другой день я поехал встречать Кокорина на станцию. Он прибыл с почтовым поездом.
– Ну что, говорите скорее, в чем дело? – спросил я его.
– В моем чемодане опечатанный пиджак, найденный мною на коридорном гостиницы «Мир». Коридорный сознался, что его подарил ему бывший постоялец № 15.
– А убийца?
– Я считаю, что он теперь в моих руках. Так и знайте, что пиджак равен молодому человеку в синем пальто. В Москве его ищет полиция, здесь я сам буду его разыскивать. Я сейчас же объеду здешних портных, чтобы узнать, не у них ли шито платье. Буду у вас часа через два или три. – Кокорин скрылся.
«Еще одно вещественное доказательство, – подумал я, – но только приведет ли оно нас к чему-нибудь?»
Не прошло и получаса с тех пор, как я вернулся домой, как ко мне вошли Кокорин и с ним портной Фишер. У первого был в руках сверток, у второго – бухгалтерская книга.
Кокорин не без самодовольства развернул передо мной сверток и положил пиджак на стол. К нему как раз подходил лоскут, найденный в расщепе лестницы.
– Что, вы узнаете это платье? – спросил я Фишера.
– Как не узнать свою работу! – сказал портной. – Вот, извольте поглядеть, на шестьдесят шестой странице мерка записана – длина и ширина.
Он вынул из кармана холщовый аршин и смерил пиджак. Мерка оказалась тождественной с записью.
– Кому вы шили этот пиджак?
– Никандру Петровичу Ичалову.
Я записал показание и, оставив у себя книгу, отпустил Фишера. Мы остались вдвоем с Кокориным.
– На этот раз, Иван Васильевич, вы уже не попрекнете меня, что розыски мои остаются бесплодными, – начал мне рассказывать Кокорин. – Прибыв в Москву, я под разными предлогами стал ходить в гостиницу «Мир»: то чай пил, то играл на бильярде, то слушал орган. Никому, конечно, и в голову не приходило видеть во мне полицейского чиновника. Но как ни пытался я навести прислугу на разговор о молодом человеке – дело не шло на лад. Я познакомился с управляющим гостиницей и под предлогом, что в той комнате, в которой я остановился, нехорошо и грязно, попросил показать мне другие номера. Номер 15-й оказался свободным. Большая и красивая комната – я ее занял. Думаю, буду жить здесь хоть год, но выведаю, что мне нужно. Спросил себе чаю, и коридорный принес поднос с прибором. Смотрю – на нем коричневый пиджак! Цвет нашего лоскутка до такой степени запечатлелся в моей памяти, что я уже не мог ошибиться. «Который час?» – спросил я у коридорного. Он расстегнул пиджак и достал часы. Я впился глазами в полы его пиджака и вижу, что на нижнем углу заплата другого оттенка. Не дожидаясь ответа на мой вопрос, я сказал ему: «Что же это, братец, у тебя подкладка-то шелковая, а пиджак с заплатой?» Слова мои, по-видимому, привели коридорного в смущение. Посмотрев на часы и ответив мне: «Второго половина», – он направился к дверям. Мне пришло в голову, что вопрос мой о пиджаке мог смутить его, потому что он, верно, умолчал о нем при допросах, производившихся в гостинице по поводу квартиранта № 15. Я его опередил и, загородив дорогу, сказал: «Скажи мне, голубчик, откуда у тебя этот пиджак?» – «А вам какое дело? – ответил он грубо. – Пустите меня идти». – «Нет, постой, сними сначала пиджак!» – «Зачем же я буду снимать пиджак?» – Он рванулся в двери, я позвал прислугу и потребовал, чтобы послали за частным приставом, никто, однако же, не трогался с места. Я объявил им тогда свое звание и сказал, что если сейчас же полиция не будет извещена о моем требовании, все служащие в гостинице будут подлежать ответу. Через несколько минут явился полицейский офицер и с ним полицейские служители. Я объявил им, в чем дело. Пиджак сняли с коридорного и приложили к нему печать, а коридорного допросили и составили протокол.
– Что сказал коридорный на ваш вопрос, откуда у него пиджак?
– Все, что он мне отвечал, записано в протоколе, который я вам передал.
Я взглянул в протокол. В нем было сказано, что, по словам трактирного слуги Топоркова, пиджак был подарен ему белокурым молодым человеком, носившим синее пальто, тем самым, который останавливался в № 15 гостиницы «Мир». «У меня нет мелочи, – сказал ему, уезжая, квартирант, – а вот тебе за твои услуги старое платье». Пиджак был новый, но у правой полы недоставало треугольного куска. Лакей исправил этот недостаток заплатой собственного рукоделия. Застегивая левый борт на правый, он делал заплату незаметной.
– Потрудитесь же, – сказал я Кокорину, – передать Ичалову повестку о привлечении его к следствию, я отправлюсь произвести у него обыск.
VII
Обыск
Я выехал из дома, захватив гипсовый снимок со следов и взяв с собой четырех понятых и городового.
Скоро мы остановились у подъезда деревянного дома против дворянского клуба. Мы позвонили, слуга отворил дверь.
– Дома Никандр Петрович? – спросил я.
Слуга оглядел подозрительно мою компанию и, держа за ручку входную дверь, отвечал:
– Нет-с, его нет дома! Батюшка их у себя.
– Все равно, пустите нас войти и доложите господину Ичалову, что судебный следователь имеет надобность его видеть.
Слуга отправился докладывать, а мы вошли в залу. Через минуту к нам вышел престарелый отец подозреваемого.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Здесь живет сын ваш, Никандр Петрович? Не так ли? – спросил я.
– Точно так. Сам я деревенский житель и приехал сюда дня на два. Но что значит ваше посещение?
– Где ваш сын?
– Где мой сын? Не знаю, где-нибудь в гостях. Но что вам, наконец, нужно? С вами понятые…