Путилин и Петербургский Джек-потрошитель

Этого маневра Путилина я не мог понять.

Но теперь уже поздно было спрашивать каких бы то ни было объяснений: с нас двоих «расстанная кралечка» не спускала острого наблюдательного взора.

Мы вышли на крыльцо разбойничьего вертепа.

Взглянули – и, должно быть, одновременно испытали одно и то же чувство леденящего ужаса.

Тройки не было, тройка исчезла!

Прежде чем я успел издать какой-либо звук, я почувствовал, как Путилин незаметным движением сильно сжал мою руку.

– А где же, где моя троечка, разлапушка?

«Расстанная» красотка расхохоталась.

– А я к дому моему направила ее. Тут домик мой ведь недалеко. Вот пройдем лесочком этим, свернем направо – там он и будет. Я так решила: лучше ты разгуляешься, коли пешочком пройдешься, хмель-то с тебя сойдет. А то на что ты похож? Ха-ха-ха!..

– Ах ты умница-разумница моя, – качнулся Путилин.

Мы свернули за угол.

Очевидно, что тройка здесь не проезжала: выпавший пушистый снег был девственно не тронут. Следов полозьев не было и в помине.

Путилин шел несколько впереди. За ним – красавица Аграфена, я – сзади нее.

Месяц светил вовсю, заливая дивный пейзаж своим мертвенно-бледным, таинственно чудным светом.

Вдруг три огромные черные тени вырисовались на снегу.

Я быстро обернулся.

Сзади нас, прикрываясь ветвями придорожных елей, на расстоянии приблизительно саженей десяти тихо крались трое высоких мужчин.

Этого момента, господа, я не забуду никогда, до гробовой доски. Не хвастаясь, скажу, я не из трусливого десятка, но тут я почувствовал какой-то непреодолимый ужас. Вы должны представить себе, где все это происходило. Глухая, отдаленная пригородная местность. Кругом ни души. Только ели в снегу, только бесстрастный месяц. Позади – вертеп преступников, прямо по пятам – выслеживающие нас, как хищные звери, злодеи. Впереди – неведомая даль темного перелеска, где смерть, неумолимая смерть, казалось, уже заносила над нами свою дьявольскую косу!

«Что он сделал, что он сделал? – молнией пронеслось у меня в голове. – Как мог он, гениальный Иван Дмитриевич Путилин, так попасться?»

Я еще раз оглянулся назад и удивился: трех фигур уже не виднелось.

Зато я ясно увидел нечто неизмеримо более страшное и диковинное: пушистая белая пелена снега как бы шевелилась все время. Очевидно, кто-то полз под снегом.

Для меня вдруг стало все совершенно ясно. Очевидно, негодяи, кравшиеся за нами, сообразили, что я их заметил, и придумали этот хитрый маневр: бросились в глубокую канаву, наполненную снегом, и поползли под снегом.

Вдруг Путилин круто остановился.

В ту же секунду, испустив короткий крик, красавица Аграфена одним прыжком бросилась на него.

В руках ее сверкнул огромный нож, которым она взмахнула над шеей Путилина.

– Убирайте того! – громко крикнула она.

Из канавы, как белые привидения, выскочили трое разбойников, и два из них бросились на меня, а третий – на помощь к разбойнице.

Быстрее молнии я выхватил револьвер и выстрелил в негодяев.

Один из них с воем и хрипом раненого кабана грохнулся на снег.

Вслед за моим выстрелом, почти одновременно, гулко прокатился второй.

«Господи! Слава Богу! Стало быть, жив Путилин!» – пронизала меня радостная мысль.

Негодяй с ножом на меня наседал. Отстреливаясь от него, я обернулся и увидел такую картину: разбойник, бросившийся на помощь к своей страшной сообщнице, корчился на снегу, очевидно раненный, а Путилин с Груней катались по снегу в упорной, ожесточенной борьбе.

– Помоги, друг… Это не женщина, а дьявол! – хрипел Путилин.

– Отрежу! Сейчас отрежу твою поганую голову! – неистово-дико кричала страшная злодейка.

Я видел, как нож сверкал в воздухе и опускался на Путилина.

Не помня себя, я бросился к нему на помощь, но вдруг страшным ударом рыжего детины, по которому делал промахи, был сшиблен с ног.

– Попались дьяволы! – захрипел он.

Я закрыл глаза, приготовившись умереть.

– Держитесь! Напрягайте последние силы! – вдруг загремели голоса.

Я раскрыл глаза, потрясенный, недоумевающий, и увидел, как разбойник, уже заносивший над моим горлом нож, задрожал, выпустил меня из своих железных объятий и бросился бежать.

Я быстро вскочил на ноги, не веря произошедшему чуду: со всех сторон из леса к нам бежали полицейские и солдаты.

Груню отрывали от Путилина. Она так крепко и цепко впилась в него, что потребовались усилия нескольких полицейских, чтобы оторвать ее от моего друга.

– Ты жив? Не ранен? – подбежал я к нему.

– Кажется, не ранен! – хладнокровно проговорил Путилин.

– Ну и баба! – громко смеялись солдаты и полицейские, обрадованные, что мы живы. – Этакая силища!

Они крепко держали ее за руки. Красавица Аграфена вырывалась из их рук отчаянно. Она волочила за собою то в ту, то в другую сторону четырех здоровых мужчин!

– Ну, здравствуй, Грунечка! – подошел к ней Путилин. – Небось догадываешься, кто я? А? Я – тот самый, которому ты хотела отрезать двенадцатую голову.

– Постылый! Эх, жаль, сорвалось! – исступленно вырвалось у нее.

Лицо ее было страшно. Красивые глаза ее почти вышли из орбит и метали пламя какого-то животного бешенства.

– Ну, а теперь, господа, скорее, скорее к притону! Оцепите всю местность, да, кстати, подберите этих негодяев. Они, кажется, еще живы! А красавицу мою держите крепче!