Путилин и Петербургский Джек-потрошитель

Я громко расхохотался, почуяв в этом один из тех бесчисленных шутливых трюков, на какие был таким большим мастером Путилин.

– Ого! В качестве кого же ты желаешь меня допрашивать: в качестве обвиняемого или в качестве свидетеля?..

– Скорее, в качестве первого… – невозмутимо ответил Путилин. – Ты не смейся и не воображай, что я шучу. Я говорю вполне серьезно.

Было в интонации моего друга нечто такое, что я сразу понял, что он действительно не шутит, а говорит правду. Глубоко заинтересованный, я выжидательно уставился на него.

– Скажи, пожалуйста, ты хорошо знаешь и помнишь всех своих больных, которых лечишь?

– Ну разумеется. Хотя их у меня порядочное количество, но я знаю и помню всех. Да, наконец, у меня есть мой помощник – записная книжка, в которую я заношу все, что касается их.

– Отлично. В таком случае ты должен знать и больную девицу Приселову?

– Ну конечно! – вырвалось у меня. – Вот уже две недели, что я лечу эту бедную прелестную молодую девушку.

– Положим, не бедную, а очень богатую, – бросил вскользь Путилин. – Скажи, пожалуйста, чем она больна? Что у нее за болезнь?

– В общих словах?

– Нет, пожалуйста, точный диагноз.

– Изволь. У нее припадки histeriae magnae, то есть большой истерии.

– На почве чего?

– Ну, голубчик, тут причин немало. Прежде всего и главное – наследственность. Как сообщил мне ее дядя, весьма почтенный человек, его брат, то есть ее отец, страдал острой формой алкоголизма и последствиями тяжелой благоприобретенной болезни.

– Мне очень бы хотелось видеть эту сиротку-миллионершу… – задумчиво произнес Путилин. – Болеe того, мне это необходимо. Поэтому ты должен, доктор, устроить вот что: ты повезешь меня в дом господина Приселова и представишь меня в качестве профессора-невропатолога, которого пригласил для консультации.

Я не без удивления задал вопрос Путилину:

– Признаюсь, ты меня удивляешь… Для чего тебе это надо, Иван Дмитриевич?

– Кто знает… – улыбнулся он. – Быть может, я окажусь более счастливым и мудрым врачом, чем ты, и скорее вылечу твою пациентку, если… если это только не поздно. – Последние слова он особенно подчеркнул. – Итак, ты можешь это устроить?

– Конечно, конечно, – ответил я, сильно озадаченный.

– То-то, доктор. А то я ведь могу тебя и арестовать, так как над тобой тяготеет сильное подозрение.

– Ты шутишь? – вырвалось у меня.

– Нимало. Говорю тебе, повторяю, совершенно серьезно.

– Раз ты вмешиваешься в это дело, стало быть, налицо должно являться что-нибудь криминальное?

– Боюсь, что да. Мне вот и надо прозондировать почву.

Мой гениальный друг рассказал мне о странном посещении его молодым человеком Беловодовым, о той сцене, которую вы уже знаете, господа.

– Что?! Отравление? – произнес я в сильнейшем недоумении.

– Да. Он подозревает, что его «невесту», как он называет мадемуазель Приселову, медленно отравляют.

– Но это вымысел, чистейший абсурд и фантазия! Я лечу ее и могу поручиться, что ни о каком отравлении не может быть и речи.

– Не знаю, не знаю… – задумчиво произнес Путилин.

– А тебе не приходит мысль, что этот господин Беловодов сам отравлен… душевным недугом?

– Очень может быть. Вот ввиду всего этого мне и надо осторожно расследовать дело. Мой долг пролить свет на это заявление. Когда мы можем сегодня поехать туда?

– Да когда хочешь. Я навещаю больную почти ежедневно.

– В таком случае я заеду к тебе через час-полтора.

И действительно, через полтора часа он приехал.

Но даю вам честное слово, я не узнал его! Передо мной стоял совсем другой человек.

Сгорбленный, в длинном черном сюртуке, опирающийся на трость с круглым золотым набалдашником. Волосы, обрамляющие большую лысину, торчали характерными вихрами, как у немецких профессоров – кабинетных ученых.

Грим поистине был великолепный, и я не мог удержаться от восклицания восторженного удивления.

– Ну-с, доктор, едем! Вези известного профессора к твоему доброму дядюшке. Кстати, сегодняшнюю ночь я хочу провести под его гостеприимной кровлей.

– Но как это устроить? – спросил я Путилина.

– Очень просто. Ты заявишь, что я хочу понаблюдать за больной в течение ночи-другой, а может быть, и третьей. Надеюсь, что в доме господина Приселова найдется комната для ночлега?

Путилин – профессор-невропатолог

Через полчаса мы входили с Путилиным в роскошную квартиру Приселовых.

В передней элегантный господин Приселов во фраке собирался уже облачаться в пальто.

При виде Путилина сильное изумление отразилось на его лице.

– А-а, доктор, добро пожаловать, – радушно проговорил он, смотря с недоумением на моего знаменитого друга.

– Позвольте вам представить, господин Приселов, моего старшего и уважаемого коллегу, профессора-невропатолога… Вишневецкого… – начал я, называя Путилина первой попавшей на ум фамилией. – Я пригласил его на консультацию, так как считаю болезнь вашей племянницы довольно сложным медицинским случаем.

Путилин и Приселов обменялись рукопожатием.

– Очень вам благодарен, доктор, за вашу любезность, но… разве действительно болезнь моей племянницы опасна?

– Не скрою, что случай довольно опасный. Силы больной тают с какой-то непонятной быстротой.

– Посмотрим, посмотрим… – потирая руки, проговорил Путилин, входя в залу. – А больная у себя? Она лежит, коллега?