Индия. 33 незабываемые встречи

Самолет остался на крестьянском поле посреди джунглей (кстати, для почитателей Киплинга – джунгли это просто лес на хинди, благодаря великому англичанину, мы знаем много слов на этом языке – Балу это медведь, Наг – змея, бандерлоги – народ обезьян, и т. д.). Вывезти самолет оттуда было весьма затруднительно, там не было дорожки для разбега, джунгли постепенно подступали, чинить на месте было невозможно. Поэтому полиция обнесла злополучный самолет веревками или скотчем, поручила «охрану объекта» местному старосте и о самолете все забыли.

А он зажил новой жизнью. Крестьяне из ближних, а после и из дальних деревень стали приходить посмотреть на диковинную машину. Староста быстренько сообразил, в чем его выгода и стал за некую мзду пускать внутрь самолета на экскурсию. Простодушные неграмотные мужики, обремененные женами, родителями, детьми, свояками и Бог знает еще кем, выстраивались в очередь – никто из них не только не бывал до этого на борту советского ТУ, но и вообще не знал о существовании авиации.

Тем временем мелкие деревенские торговцы выстроили вокруг самолета свои лавчонки, возникла постоянная ярмарка, где приходящие из близи и дали могли заодно купить горшки, браслеты и прочую необходимую мелочь.

А вскоре в деревнях окрестных джунглей стали фиксировать новые мифы о бледнолицых богах, спустившихся с неба на серебряной гигантской птице, т. е. прежде всего о пилоте, который на ломаном (!) языке спросил «Какая страна?» и, кстати, был несказанно счастлив, что дотянул до дружественной Индии, а не грохнулся где-нибудь в Китае). Мифы тоже начинают жить своей жизнью и вряд ли кто из ученых грядущего распознает курьезную их первопричину.

Поезда, естественно, остаются важнейшим средством передвижения по необъятным просторам страны. Индия имеет одну из самых больших по протяженности сетей железнодорожного транспорта. Об этом и об истории железных дорог можно многое рассказать – с цифрами и фактами. Но мне хочется сказать о другом.

Позапрошлый век поэзии этого вида транспорта в Европе – в Индии это вчерашний, а во многих районах даже сегодняшний день. Ветер дальних странствий, «нездешность» железных чудищ, нечеловеческая мощь и красота начального периода индустриализации – все это ворвалось в первобытную неизменяющуюся простоту индийской глубинки и до сих пор из дальних деревень приходят изможденные худые старики в грязных чалмах, приходят на станции – им никуда не надо ехать, они и не помышляют об этом, просто приходят, чтобы посмотреть на лязгающее, гудящее, громыхающее чудо из чудес Они сидят на корточках и непонимающими глазами следят за паровозами у водокачек – как те деревенские семьи, что стекались к злосчастному самолету в джунглях.

На другом социальном полюсе сталкиваешься с опоэтизированным восприятием поезда – помню, как относительно прохладным (примерно +27) вечером, мы сидели в Пуне на плоской крыше дома Раджа Копура и внезапно его лицо просветлело и помолодело; он поднял палец – вдали, еле слышный в ночи, донесся перестук колес и протяжный гудок «Бангалорский почтовый» сказал он и был в этот момент похож на мальчика из кампании Тома Сойера.

На наших глазах уходили в небытие паровозы – трагедия для многих машинистов и кондукторов, стрелочников и кочегаров. Напоследок они устраивали соревнования своих железных коней, «черных красавцев», как называли их служащие железных дорог. Особое внимание уделялось при этом не только их ходовым качествам, но и внешнему виду, декору.

Фантазии паровозных бригад не было границ. Паровозы были разукрашены и раскрашены, на них крепились бронзовые и латунные орлы, пальмы и прочие атрибуты неземной красоты; довелось видеть один паровоз, украшенный длинным слоновьим хоботом!

Корреспонденты Би-би-си засняли слезы на глазах железнодорожников на кладбищах паровозов, где люди и ветер срывают не только эти украшательские детали, но и жизненно важные металлические листы.

В стране, где по сей день сосуществуют и живут эпоха древности и эпоха средневековья, время железнодорожных монстров пришло и прошло, с щемящей быстротой исчерпав себя…

Взамен побежали пронзительные электровозы, не обладающие душой удобные машины, лишенные индивидуальности – все, как везде, только в Индии еще свежа горечь расставания с недолгим временем огнедышащих гигантов.

Конечно, иностранцев радует комфорт современных сидячих поездов (да и не только иностранцев) – мягкие самолетные кресла, кондиционеры и стремительный лет без рывков и стуков.

Гораздо меньше радует иностранцев сложная система получения места в индийском поезде. Вы не знаете заранее, куда точно следует сесть, пока не посмотрите списки, вывешенные на перроне станции отправления. В списке надо найти свое имя, а около него номер вагона и место. Имена иностранцев искажаются при этом до неузнаваемости. Я обычно проходил как «Шри Борисович», а это, согласитесь, вполне узнаваемый вариант.

В купе часто все места, включая ваше, уже заняты более расторопными пассажирами, но в конце концов все утрясается.

Маленькое наблюдение. Кто бы ни сидел в вашем купе, кто бы ни был вашим соседом, если это индийцы, то буквально через 15 минут пути разговор заходит… о Боге! Даже если приходится делить купе с малосимпатичными типичными бизнесменами. Все равно через 15 минут они говорят о божественном, а при расставании горячо зовут вас посетить их дом.

Самое интересное при путешествии на поезде, это, конечно, не вокзалы (хотя и удивительные сами по себе!) и даже не виды за окном (в общем-то однообразные), а жизнь в самом вагоне.

Первое впечатление для нас, незаметно для себя привыкших к бархатным занавескам, деревянным панелям и коврам в коридорах наших вагонов, при входе в индийский поезд – простота до убожества. Полутемный коридор, отсутствие дверей, полки со всех сторон, в том числе и в коридоре, голые пятки, свисающие отовсюду, и – леденящий полярный холод кондиционера. Я говорю, конечно, о вагонах второго и первого классов.

Махатма Ганди взял за правило, ездить только третьим классом. Меня всегда это восхищало – до тех пор, пока где-то не прочитал, что в вагоне он был единственным пассажиром, не считая козы, чье молоко он пил в дороге. Так это или не так, но я предпочел путешествовать в иной кампании.

В вагоне попутчики знакомятся еще легче, чем у нас. Знакомятся, начинают ходить друг другу в гости, ведут нескончаемые разговоры.

Здесь вся Индия. Такая поездка равноценна этнографической экспедиции.

Помню в одной из поездок в нашем купе, помимо севших в него по билетам, собралось много народу, в том числе большая индийская семья – папа, мама, очаровательная 15-летняя дочь, ее сестра и муж старшей из сестер – рыженький веснушчатый английский паренек Молодые только что поженились (по индусскому обряду); все ехали домой, в Майсур. Очень скоро мы подружились, они обучили меня какой-то игре в карты и 15-летняя девочка трогательно болела за меня и, заглядывая в мои карты, корректировала мои ходы. Вскоре выяснилось, почему мне так неудобно сидеть – из под лавки что-то выпирало – оказалось там воткнута какая-то штука вроде фисгармонии, с клавишами и мехами; это вез наш англичанчик Достали фисгармонию, мальчик заиграл, все запели; потом стали петь индийские песни. Народ повалил со всего вагона. Когда меня, наконец, спровоцировали и я запел русские песни, весь вагон набился к нам, люди стояли в коридоре на полках и бедный контролер тыкался, не имея возможности пройти дальше.

Мы подружились так, что договорились встретиться вечером в поезде, идущем на Майсур – у нас уже были на него билеты. В Мадрасе, куда мы въехали под писклявые вздохи фисгармонии, меня сразу же похитил наш консул, повез куда-то и привез к самому отходу поезда на Майсур. И сколь радостно было увидеть, что меня не забыли, что обо мне волновались – вся семья, и папа, и мама, и две сестры, и золотушный молодожен висели в окнах, напряженно вглядываясь в протекавшую мимо толпу. И хотя мы ехали в разных вагонах, они ждали меня и стали махать с такой теплотой, что довели меня чуть ли не до слез. Не могу простить себе, что в суматохе потерял их майсурский адрес…

Еду в поездах разносят скоро и аккуратно по предварительным заказам – вегетарианскую или нет. Наряду с этим на каждой станции в вагоны втекает бесконечная лента местных коробейников и разносчиков – плюс малолетние уборщики, на корточках собирающие мусор, путаясь под ногами пассажиров и лоточников. Вагоны-рестораны мне не попадались. Зато есть вагоны-кухни: огнедышащие филиалы ада с рядами огромных кипящих котлов. Тяжелая работа в кухонном жару при индийской жаре не превращает шурующих там людей в чертей – при виде заглянувшего пассажира, да еще и иностранца, они весело скалят зубы, особенно белоснежные на темных и устрашающе чумазых лицах.

Кстати, о зубах В поездах дальнего следования в тамбуре у рукомойника выстраивается терпеливая очередь – все пассажиры сходятся на священнодействие чистки зубов. Это зрелище завораживает. Для каждого оно длится минут по 15 – слева направо, справа налево, вверх, вниз, внутрь, где небо, по языку и снова слева направо, причем не щеткой, а специальной деревянной палочкой. И так и утром, и вечером, и после еды, и, по-моему, перед едой – наш Минздрав не нарадовался бы!

Что характерно при этом, никто никого не торопит и не раздражается, просто смиренно ждут своей очереди у рукомойника, выплевывающего теплую, пахнущую гарью струйку воды.

Еще одно замечание о еде – делиться домашней снедью, каку нас испокон веку, категорически не принято. Все-таки вы в Индии, стране строжайшей регламентации не только того, что разрешено, а что запрещено есть людям разных каст, но и того, у кого можно взять еду или бутылку воды.

Исключения из этих правил чрезвычайно значимы; помню однажды в Бенаресе ко мне пришел профессор из Университета, пришел во время моего обеда в гостиничном номере – и то, что он, ортодоксальный брахман (что было ясно из фамилии, его звали Триведи, т. е. «знаток трех Вед»), на мое сдуру сделанное предложение присоединиться к обеду – а мне просто было неудобно есть одному у него на глазах – взял со стола какую-то лепешку, было огромной честью для меня. Неслыханный акт уважения!

После каждой станции по вагонам проходит кондуктор, безошибочно вычисляющий тех, кто только что сел в поезд. Изредка, внимательно оглядывая всех, идут усатые молодцы в хаки и с автоматами, перед остановками заново проверяющие билеты у всех пассажиров.

Помню не частое чувство гордости за свою страну, когда перед прибытием в Дели в вагоне «Радждхани Экспресса» командир такого патруля, спросив меня о чем-то, тихо скомандовал своим солдатам – «этого не проверять, он из России», после чего прицепился к какому-то европейцу и к местным бизнесменам, моим соседям.

На выходе в пункте назначения вы обязаны еще раз, уже последний, предъявить свой билет контролерам.

Один раз я сам оказался в конечном пункте без билета и меня умыкнули, минуя контроль, ребята из посольства, встречавшие меня.

Этому предшествовали трагикомические события В Калькутте меня провожали чрезвычайно торжественно, целая группа во главе с известным композитором грузила меня в поезд. Композитор размахивал моим билетом и запугивал проводника – это едет гость нации и ему требуется особое внимание и т. д. и т. п. Поезд тронулся, композитор соскочил, поплыл перрон и лица моих друзей. Примерно через тридцать минут проводник пришел проверять билеты. К моему ужасу билета я не нашел Стало ясно, что разгоряченный проводами композитор забыл вернуть его мне и унес с собой. Обстановка накалялась. Из «гостя нации» я превращался в наглого зайца. Внезапно, пожилой человек из моего купе, джентльмен в темном костюме и даже с галстуком, опустил газету: «Оставьте его в покое. Я ручаюсь за него».

Удивительно, но проводник откозырял и ретировался. Я стал благодарить вновь погрузившегося в бенгальскую газету соседа – и выразил удивление, что его слова оказалось достаточно. Он улыбнулся: «Дело в том, что я начальник этой железной дороги».

И до Дели никто не беспокоил меня, а там уж пришли на помощь наши посольские.

Спокойный порядок и безопасность внутри поезда дальнего следования начинаешь особенно ценить, когда в широком окне проносятся встречные или обгоняющие скоростные электрички.

То, что они несутся чуть ли не быстрей звука (во всяком случае – звука собственной сирены!), это вызывает уважение как нечто ультрасовременное, но…

Как и весь индийский транспорт, они переполнены до предела. Страшно представить, что творится внутри – хотя, кто знает? Внутри сидят люди, точно заплатившие за билет. А вот на крыше – картина, как бы ворвавшаяся из легендарного 1918-го: сотни молодых и старых, с мешками и без сидят, лежат, стоят, ходят и все это на бешеной пронзительной скорости! Двери вагонов, раскрытые настежь, обвешаны гроздьями фигурок, некоторые держатся только одной рукой, поскольку ухватиться второй нет места на поручнях, кто-то висит, держась за других «пассажиров», играя со смертью и едва не слетая от волны встречного состава. Но и это еще не все!

Десятки самых оголтелых висят распластанные во всю длину наружных бортов несущихся вагонов, вцепившись руками в окна и отворачивая лица от встречного ветра – волосы стоят дыбом, руки немеют, а ноги то и дело соскальзывают с крохотных выпуклостей вагонной стенки. И так не один поезд, не одна электричка, а все без исключения!

Там, где все еще ходят старые добрые паровозы, люди облепляют и их – даже на площадке перед локомотивом друг на друге стоят и висят и еще успевают приветливо махать тем, кто пережидает на переезде.

Глядя на это из удобного мирка купе, настраиваешься поневоле на философский лад, стараясь все же не смотреть в окно – но несущийся там ужастик притягивает и холодит сердце.

Думаю, что этим лихим наездникам не грозит встреча с контролем на конечной станции – они просто спрыгивают, когда электричка замедляет ход.

Сколько рупий удается им сэкономить?

Всё сказанное выше о жизни (и, потенциально, смерти) на индийской железной дороге можно отнести к динамике – скорость, ветер, опасности; но есть и другая сторона, относящаяся скорее к статике, но при этом не менее, а более страшная.

Представим себе маленькую захолустную станцию, одну из сотен тысяч в глухой глубинке. Гулкое зданьице вокзала с проломами окон, редких путников, полупустой перрон с колоколом на столбе. Перрон сложен из бугристых серых бетонных плит, плиты положены на невысокие сваи, вбитые в густую и грязную траву. Всё, казалось бы, как везде.

Но в пустоте подперронного пространства идет своя жизнь, а точнее – просто жизнь. Там живут люди. Не приходят туда по каким-то надобностям, не сбиваются по двое, по трое, а – живут. Живут всегда. Там они и рождаются, и растут, и женятся, и заводят детей, и в конце концов там же и умирают. Скорее всего, это нищие, побирушки, хотя у меня нет данных об этом. Из поколения в поколение в низком, придавленном сверху, но открытом на обе стороны пространстве спят, любят, обедают, болеют несчастные и, как обычно, многодетные семьи. С привычным постоянством накатывает что-то громыхающее и лязгающее, становится темно и огромные колеса мнут рельсы – в полуметре от играющих детей, грозя раздавить всё на свете. Это проходит очередной поезд…

Даже в Калькутте дети играют прямо на путях – крохотные девочки раскладывают яркие кусочки ткани на отполированных рельсах и быстренько убирают их, когда приближается очередная электричка – но те девочки хотя бы знают вкус свежего воздуха. Те же, кто ютится в замкнутом и низком «пространстве» под перронами, воистину дети подземелья – живя в самой солнечной стране, они вместо солнца ежечасно видят на расстоянии руки огромные и страшные колеса из неведомого и непонятного им мира. Неужели для этого пришли они к нам?

На железных дорогах Индии есть и другие люди, ничего не знающие об огромной стране, исполосованной стальными рельсами – хотя как бы они ни оказывались близко от наших «детей подземелья», но принадлежат они совсем другой галактике. Это пассажиры поезда «Дворец на колесах» и ему подобных суперэлитных экспрессов. «Дворец на колесах» курсирует по Раджастхану. Это экскурсионный тур и пассажиры выходят из него только, чтобы в максимальном комфорте посетить достопримечательности штата. Мне кажется, что они основное удовольствие получают не от дворцов и цитаделей штата, а от той немыслимой роскоши, в которой перемещаются в пространстве. Колонны, троны и витражи, драгоценная отделка, гигантские залы вместо купе, шелк, золото и слуги в тюрбанах – так легко вообразить себя всесильным раджой!

Стоит это семидневное приобщение к высшему свету больше, чем пожизненное обеспечение несчастных, запрятавшихся под перрон, к тому же «игра в раджу» не приближает богатых снобов к знакомству с Индией ни на йоту. Но есть, чем хвастаться дома в Техасе или в Катаре.

Есть еще экзотичные поезда (в Шимле и в Дарджилинге), куда более демократичные – это так называемые «toy trains», «игрушечные поезда», с маленькими вагончиками и допотопным локомотивчиком. Они усердно пыхтят по горным дорогам в Гималаях, время от времени неторопливо проползая через маленькие живописные поселки. Колесики стучат, пар окутывает паровозик, свисток заглушает пение гималайских птиц, а на площадке около машиниста стоят его помощники с мешками песка наготове – если впереди камнепад, они должны сыпать песок под колеса, чтобы экстренно остановить свой неторопливый поезд.