Вдаль и вдаль ведут дороги. Путешествие двух братьев

А это все был только первый вечер.

На следующий день, когда мы добрались до склонов, было великолепно. Потрясающая погода. Я кайфовал от того, что могу показать Майку места, которые знаю и которые что-то для меня значат. То же чувство было у меня, когда позже в том же году мы съездили вместе в Новую Зеландию.

Мы с Майком немного по-разному относились к сноуборду. Для него главным было иметь хорошее снаряжение. Майк и Ловкач ожесточенно состязались в этом аспекте. У Майка была с собой та потрясающая доска, которую он купил специально для этой поездки. А здесь с ним оказался я. У меня было несколько подержанных досок, которые я одолжил у приятеля, и мне этого было совершенно достаточно. Привяжи к ногам обычную деревянную доску, и большой разницы не будет. Просто Майк из сноуборда… да, пожалуй, из всего стремился извлечь максимум экстрима, а я предпочитаю получать удовольствие от путешествия вниз по склону. Я люблю останавливаться и любоваться прекрасными видами, может, даже скрутить сигарету или глотнуть из фляжки домашнего джина на черносливе. Разумеется, я могу сделать какой-нибудь маленький (я имею в виду крошечный) трюк на небольшой возвышенности, если найду таковую на склоне, но шикарное оборудование мне для этого точно не нужно. Было бы совершенно бессмысленно расходовать его на меня.

Это совсем не означает, что мы с Майком не соревновались. Мы соревновались. Всегда. Неписанное (но твердо устоявшееся) правило гласит, что, если кто-то перед тобой свалился на склоне, твой святой долг подобраться к нему как можно ближе и остановиться настолько резко, насколько это в человеческих силах, чтобы его обдало мелким снегом.

В тот отпуск Майк много раз кончал спуск на пятой точке, а я неуклонно высыпал на него половину всего имеющегося на горе снега. Недолгое время я упивался тем, что в кои-то веки оказался в чем-то лучше, чем он. Что тут удивительного, учитывая, что он катался меньше меня? Однажды Майк спустился со склона последним из всей компании, и казалось, ему было трудно встать на ноги.

– Хочешь, я спущусь, чтобы тебе помочь? – насмешливо заорал я снизу, наслаждаясь моментом. В ответ раздалось раздраженное:

– Нет, нет. Я в порядке».

Прошло еще немного времени, но фигура Майка, прорезающаяся сквозь снег, так и не появилась.

– Уверен, что не хочешь попросить меня о помощи? – крикнул я.

– Нет, все в порядке.

Мы подождали.

– Майк?

– Спускаюсь.

Мы подождали.

– Майк, помощь нужна?

– Нет!

Мы подождали еще.

– Какого лешего? Спускайся! – заорал я, и мы услышали на ледяном склоне хохот Майка, прежде чем увидели самого Майка на его доске.

Коварство сноуборда, кто не знает, в том, что иногда ты никак не можешь встать на ноги. Это определенная техника, она требует навыка и некоторых усилий. Чтобы подняться со своей пятой точки, ты вытягиваешь вперед руки, толкаешься одновременно руками и ногами и при этом стараешься сохранить баланс и не оказаться в итоге опять на заднице. Полезно, если при этом у тебя нет старшего брата, который съезжает на тебя сверху и обдает тебя мелким снегом.

Майк был расстроен. Ему стало трудно вставать после падения. Наконец я понял, что необходимо проявить чуткость и отказаться от неписанного правила про мелкий снег. Это было забавно первые несколько раз, но скоро перестало быть смешным. Вместо этого я стал помогать Майку. Ну то есть пытался предложить помощь. Яростно независимый, как всегда, он отталкивал меня и стремился все делать сам. Никогда раньше ему не была нужна моя помощь.

«Я могу, – говорил он. И в другой раз: – Я в порядке. Мне просто надо…»

Но потом он неохотно сдавался и позволял мне помочь.

Майк слабел, хотя тогда нам так не казалось. Нам казалось, что он просто засиделся без тренировок. Мы думали, что, если бы было можно пробыть тут подольше, он бы все наверстал и катался бы лучше нас всех. Под конец отпуска он стал охотней принимать нашу помощь, но чувства «со мной что-то не так» у него никогда не было. Это его расстраивало, а не волновало, и он хорошо себя чувствовал вечерами, когда мы пробирались сквозь глубокий снег на улицах Авориаза к бару, чтобы опять напиться до беспамятства.

Однажды утром мы с моими друзьями вышли пораньше, и планировалось, что с Майком и его друзьями мы свяжемся в обед. Авориаз – огромный горнолыжный курорт, один из самых больших в мире. Мы с друзьями побывали там раз десять и все равно каждый раз находили трассы, которых не видели раньше. Так что шансы, что мы с Майком случайно наткнемся друг на друга, были крайне малы.

Мы катались все утро и заметили подъемник, на котором не поднимались ни разу за десять лет, в той части ущелья, на которой мы ни разу не были. В предвкушении приключения мы забрались на подъемник и стали подниматься навстречу еще неоткрытому снегу. Это было долгое и медленное восхождение над дорогой вдоль большого лесного массива на отвесной скале справа. Наша любимая трасса, по которой мы спускались обычно, была слева от нас.

И тут я услышал что-то, чего никак не ожидал услышать. Звук пробился ко мне справа, оттуда, где были деревья. Смех Майка. Сначала он звучал слабо, так что я засомневался, но потом мне стало ясно как божий день – это хохот Майка.

«Майк!» – закричал я. И он отозвался.

Оказалось, что они случайно выбрали тот же подъемник, поднявшись, устремились в противоположную от трассы сторону и съехали в лес. В нетронутый, глубокий, рассыпчатый снег. Поднявшись наверх, мы увидели их след и нашли их на поляне в лесу. Место было красивое, как картинка, и глубокий нетронутый снег вокруг. Просто не представляю, как Майку с его друзьями удалось наткнуться на такое в свой первый же приезд в Авориаз.

Но то, что мы встретили их в тот день, было вообще невероятно. Даже если бы я позвонил ему, и он дал бы мне точное направление, я бы его там не нашел. Только его смех привел меня туда. Вышло солнце, и небо было ярко-голубым. Мы тусовались, валяли дурака, делали трюки и пили мой черносливовый джин.

Во время болезни Майка мы мысленно цеплялись за этот день. Хотя физически ему пришлось нелегко, именно благодаря нашей поездке в Авориаз его сноуборд продолжал стоять у стены его дома, когда сам он уже сидел в инвалидном кресле. Это давало ему надежду до самого последнего дня. Он смотрел на свою доску и убеждал себя, что однажды опять встанет на нее, вернется со мной в то место, и мы проведем такой же замечательный день.

Он так и не вернулся.

Вчера у меня была «минута с Майком», и это – истинная причина, почему я хотел вернуться сюда, в Авориаз. Я здесь с друзьями, которые были тогда в нашей компании вместе с Майком. Вчера мы все отправились в горы в то секретное место и развеяли часть праха Майка. Мы пускали по кругу фляжку с черносливовым джином и вспоминали прекрасный день, который провели тут все вместе. Ожидаемо, найти то самое место было непросто. Снег всегда идет по-разному. Но мы нашли. И оно было точно таким, как я его запомнил.

У меня было несколько маленьких урн с прахом Майка. Я заказал их из Америки, и распорядитель похорон поместил в них немного его праха. Не так много мест были значимы для Майка, и я хочу быть уверен, что он туда вернется. Вот теперь он вернулся в Авориаз со мной. С нами. Он здесь, но он не здесь.

Ладно, ладно! Я прекрасно знаю, что все вы только и ждете, когда я скину куртку и продемонстрирую потрясающие леопардовые стринги и свое ужасающее тело. Я и так ловлю веселые взгляды и смешки из-за одной только розовой ковбойской шляпы, и мысль о том, чтобы раздеться почти догола, меня крайне не радует. Вы сейчас подумаете, что я мог бы по крайней мере одолжить супер-пупер-невероятную доску Майка, доску, с которой он не расставался и которой вдохновлялся, – уж она в миллион раз лучше моей дрянной старой деревяшки. Я как-то ездил в Авориаз, когда он был болен, и у меня тогда мелькнула мысль, что он, может быть, окажется не против, чтобы я ее опробовал.

«Я мог бы взять твою доску», – сказал я неуверенно. И услышал ожидаемый ответ: «Ни в коем случае. Ты ее сломаешь».

Это было, как если бы он сказал, что не может мне ее доверить. Что она слишком хороша для меня. Что он один может справиться с таким невероятно сложным снаряжением. «Катайся на своей деревяшке, Ройд», – мог бы еще добавить.

Я тяну время. Холодно, а вокруг люди. Люди с глазами. Люди, которые сейчас увидят меня почти голым. Но я должен. Для Майка. Все, что мне надо помнить: я сделаю что угодно ради Майка. Я не могу этого не сделать.

Я встаю в полный рост и стряхиваю с себя куртку. Склон неслабо заледенел. Если упаду, будет больно. Но болтаться тут без дела тоже смысла нет, так что я начинаю (хоть и медленно) съезжать вниз. А кто сказал, что я должен съехать на полной скорости? Никто, что и к лучшему, так как набрать скорость я просто не в состоянии. Не упади. Не упади. Все смотрят. Не упади. Почему я не ходил в зал? Не упади. НЕ УПАДИ.

И тут вдруг волнение проходит и все делается хорошо. Неважно, что я выгляжу по-дурацки в этих стрингах, что мой зад торчит на всеобщее обозрение на Альпийском морозе. Неважно, что я не Брэд Питт. Я чувствую, как губы сами растягиваются в ухмылке. Совсем неплохо. Ищу глазами камеры. Одна есть. Поворачиваюсь к ней и смещаю вес, рисуя на снегу пологую дугу доской.

«В задницу!» – ликующе кричу я, поворачиваясь к камере задом. Наклоняюсь вперед, чтобы остановиться перед камерой красивым крупным планом.

Выпрямляюсь. Ого, чувство потрясающее! Я чувствую, что освободился. Плевать, что я практически голый и на меня глазеет половина Авориаза. Я это сделал. Споткнуться на похоронах Майка (что было уже давно) – одно, да и в тот день все казалось нереальным. А это… это совсем другое дело. Именно так я буду себя чувствовать, выполняя оставшиеся пункты списка.

И я это сделал. Мне не хотелось. Мне очень-очень не хотелось этого делать. Но все оказалось не так страшно. Я могу выполнить этот список. Что там дальше? Я смогу это сделать. Без проблем.

Ага, ты все время это себе говоришь, Ройд.

Вниз по кроличьей норе

Именно во время поездки в Авориаз Майк понял, что что-то не совсем в порядке. Не то чтобы мы тогда много об этом думали, но возрастающее разочарование Майка от того, что ему трудно вставать на доску, рано или поздно переросло в серьезное беспокойство.

Вернувшись домой, Майк приложил все усилия к тому, чтобы разобраться, отчего его ноги и руки все больше слабеют. Он сходил к своему врачу, и вскоре после этого начались его скитания по бесчисленным медицинским светилам и обследованиям. Казалось, никто из них не мог поставить хоть какой-то вразумительный диагноз и у них не было даже смутной догадки, что может быть причиной подобных симптомов. Вместо этого его гоняли от одного специалиста к другому. Он ходил к врачам: неврологам, психотерапевтам и так далее. Пытался даже обращаться в частные клиники в надежде, что кто-то сможет хотя бы объяснить результаты многочисленных анализов, которые он сдавал.

Одна из многих и многих хреновых вещей, связанных с болезнью моторных нейронов, заключается в том, что нет отдельного анализа, который бы ее определял. Диагноз можно поставить только методом исключения всех остальных возможных недугов и заболеваний, которые подходят под описание. А значит, сделать тонну анализов. Так что мы не только были еще очень далеки от того, чтобы дать состоянию Майка точное определение, мы не рассматривали его действительный диагноз даже как возможность. Как, думаю, и многие, я слышал о БМН только в связи со Стивеном Хокингом. И разумеется, мы даже мысли не допускали, что у Майка может быть то же самое.

Все эти медицинские светила! Кажется, никто даже не попытался проконсультироваться с кем-то еще. Ответов не было, и от этого Майк был уже вне себя. Как, впрочем, и от того, что приходится снова и снова описывать свои симптомы новым людям, которым, казалось, не передали никаких записей из истории его болезни (либо они просто не стали их читать). Как бы то ни было на самом деле, впечатление возникало именно такое. Удрученный, он снова и снова возвращался к своему врачу, и спрашивал, к кому еще сходить, что еще попробовать. Эта система казалась такой неповоротливой. И при всем при этом ему давали такую таблетку, другую таблетку, разные лекарства, которые, как ему говорили, могли бы помочь. Но не помогали.

Майк обратился к интернету, с его легкодоступными и очень сомнительными в плане безопасности методами самодиагностики, и, за неимением никакого профессионального мнения, заподозрил у себя болезнь Лайма.

Либо это, либо такие странные косвенные последствия перенесенного год назад гриппа. А на следующей неделе…