Билет в одну сторону. Том 2. Книга 2

Грязный немытый пол. В воздухе – запах запекшейся крови. В центре комнаты под зеленым абажуром лампы – два окровавленных трупа. В кулаке одного из трупов финка, вогнанная по самую рукоять в спину другого. Свирепые окоченевшие лица свидетельствовали о жесткой смертельной борьбе. Кровь двух тел мешалась на полу с грязью и копотью от сожженных доказательств. Врач скорой помощи констатировал смерть. – И, как всегда, все умерли… – то ли спросил, то ли просто произнес вслух следователь Кузнецов, вернувшись с улицы обратно на место преступления, где работала следственная группа.

– Так точно, Виктор Николаевич, – ответил Петров, – как всегда! Вернее: как обычно. Хихи.

– А, все ты со своими шуточками не к месту, – сказал Кузнецов, махнув рукой, и продолжил: – Прямо, как я стал – плоско шутить.

– Да что вы, Виктор Николаевич, – воскликнул Петров, вынимая из папки бланк протокола осмотра места происшествия, – я и не думал шутить вовсе, просто как-то само так получилось.

– Да, да, – ответил Кузнецов, – забей на все, рамси жестче! – сказал он свою новую, только что придуманную им же фразу.

– Ну что? – обратился Кузнецов к эксперту, проводившему осмотр трупов.

– Признаков жизни не наблюдается, – ответил эксперт Михайлов, дрожащими руками достав флягу из внутреннего кармана пиджака.

– Ну ты, блин, даешь. Даже здесь умудряешься выпить. Все борюсь с твоим пьянством, борюсь, а толку нет, – вздохнул Кузнецов.

– А ты, Витя, не борись, ты просто забей на все и рамси.

– Еще один. Нахватался всякого дерьма.

– Так от тебя же и нахватался, – ответил эксперт Кузнецову.

– Ну ладно, черт с вами. Достали вы меня все. Всё. Ты, Петров, возьми у очевидцев…

– Если они есть, – вставил Петров.

– Да… Возьми показания, все здесь доведите до конца, потом опечатай эту комнату и приезжай в отдел. Я поехал в прокуратуру рамсить.

***

«Что-то письма долго нет от дружка-то моего Димки Степанова, – думал, сидя за столом перед окном, армейский друг Димки Коля Лихачев. – Прошло уже два года, а он так ни одного письма и не написал и ни на одно мне не ответил. Наверное, придется мне к нему съездить».

Темное осеннее небо, прохладный ветер, печальное солнце – все вместе навевало тоску на Колю, усугубляя его мрачные мысли. В тревожных раздумьях Коля решил поехать к Димке.

***

Купив билет на вокзале, пару пирожков и бутылку колы, Коля вспомнил, как когда-то они со своим другом Димкой точно так же вместе на вокзале кушали, когда дембельнулись из армии. Ему очень не хватало Димки, его писем и вообще его дружеского присутствия. Придя из армии, Коля попал в совершенно чужой для него мир. В армии все было просто и ясно: плохие люди там сразу видны, а на гражданке все по-другому. Здесь идет своя жестокая вечная война без правил – война за выживание, в которой выжить может далеко не сильнейший, а скорее хитрейший человек. Мир, в который вернулся Коля, мало-помалу принимал свой настоящий вид еще более жестокого и коварного, в котором время, проведенное на войне, сперва покажется раем. А здесь, где нет взрывов и выстрелов, далеко не рай, здесь своя война – хитрая и опасная, ломающая судьбы и строящая хрупкие иллюзии призрачного счастья.

Друзья, родители – все были ему рады, искреннее счастье близких ему людей скрыло на мгновение тяготы суровых реалий. И он даже сам поддался радостным эмоциям. Но прошел праздник, и лица приняли каменные выражения, глаза стали стеклянными и непроницаемыми. Все прятали глубоко друг от друга тайну своих душ. «Заклеен рот, глаза мои кричат, но только их вокруг никто не слышит», – вспомнил он слова из песни малоизвестного питерского барда Руслана Лимаренко, песни о правде жизни, которые любили они всем взводом слушать в армии. И Коля увидел истинную картину, понял, что маска на лице – это просто защита для души. «Остались только горы и беспощадное солнце», – вспомнил он фразу из фантастического рассказа, который когда-то читал. Но вся беда и опасность этой маски в том, что если ее долго не снимать, она прирастает и становится истинным лицом, и снять ее потом уже невозможно. Такое обличие меняет даже внутренний мир человека, превращая его в лицемера. «Как в воду смотрел мой друг Димка, говоря, что на гражданке не все так просто, и как жить, он не знает», – вспоминал Коля, отчего его потребность во встрече с его близким армейским другом, который его всегда понимал, все росла.

– Все-таки решил ехать? – спросила мать Коли, собирая со слезами на глазах вещи сына, укладывая их в его спортивную сумку.

– Мама, ну ты много всего не клади мне, я же ненадолго еду, всего на недельку-другую. Вот встретимся мы с Димычем, попьем пивка, вспомним нашу армейскую жизнь, поговорим по душам, и станет мне легче. Ну, ты все, мам? Собрала вещи?

– А ты уж прям и спешишь-то все, – всхлипывая, говорила она, – не успел еще отдохнуть, а уже рвешься снова куда-то. Чувствует мое сердце, что не скоро приедешь ты назад, и вообще приедешь ли, – говорила она, продолжая плакать и складывать вещи сына, в которые незаметно положила иконку Божьей Матери.

– Ну что за прогнозы-то такие?! – возмутился Коля. – Что ты, в самом деле, мне такое говоришь? Взрослая женщина, а несешь всякую чушь, – возмущался Коля, – у тебя и перед моим уходом в армию тоже были такие чувства и слова. Но ведь ничего же не случилось – я же вернулся!

– Вернулся-то, верно, но вот по армии ли была моя тревога? – задумчиво произнесла она, смахнув рукой с лица слезы. Я вот давеча сон видела, – прекратив укладывать вещи, мать прижала рубашку сына к груди и с тревогой стала рассказывать, – что садишься ты на поезд и едешь куда-то, а я на вокзале бегу к тебе, а ты меня не видишь. Я кричу тебе: «Сына, не уезжай, вернись!», а ты мне так рукой помахал, улыбнулся, я и проснулась.

– Ну, мама, хватит тебе тоску-то навевать, а! – не выдержал Коля. – Пора мне.

– Ну, присядем на дорожку, – сказала мать, утирая фартуком слезы и присаживаясь на стул.

– Все будет хорошо, мамочка, – говорил Коля, пожимая рабочую морщинистую руку матери, – все будет хорошо, я скоро вернусь. Ты же знаешь, – говорил он ласково.

– Помолчим, – тихо ответила она, обняв сына за плечи и прижав его к своей груди, как в детстве.

***

Войдя в плацкартный вагон, Коля весело закинул свою сумку на самую верхнюю полку купе и с бутылкой кока-колы уселся на свое место. «Ну, мать, и насовала ты мне еды в дорогу, прям вся сумка только едой почти и забита, еле дотащил, – подумал он, вытирая рукой пот со лба и тяжело выдохнув, – ну ничего, с едой всяко веселее в дороге».

– Привет! А это место пятнадцатое? – спросил остановившийся около Коли запыхавшийся парень с увесистыми сумками в обеих руках.

– Да, – ответил Коля. – Давай помогу, – сказал он, взяв из одной руки сумку вновь пришедшего.

– Куда ее поставить?

– Одну вниз, другую куда-нибудь наверх.

– Я ее рядом со своей поставлю, – сказал Коля, взгромождая сумку на последнюю верхнюю полку.

– Спасибо, – выдохнул новый пассажир, – а то я так устал тащить это все, силы мои на исходе уже были.

– Да ладно, не за что.

– Сам-то куда едешь, студент, что ли?

– Да, а вы как догадались?

– Да просто по таким молодым людям с огромными сумками, в которых они везут все, что можно, всё сразу видно, да и по лицу тоже.

– А как по лицу?

– Даже не знаю… Мне кажется, что у тебя лицо такое доброе на вид, смазливое, ну, ты только не обижайся.

– Да я и не обижаюсь, говорите, дальше, дальше.

– Вот я и подумал, что студент – молодо выглядишь.

– Ну и пусть будет так, – сказал Коля.

– А что, не так, что ли?

– Почти.

– Провожающим выйти из вагона! – прогремел голос проводника в вагоне.

– Ну, ты это, парень, извини, побегу попрощаюсь с родными.