Правила одиночества

– Зачем? – подозрительно спросила Джульетта.

– Ну так, пожать на прощание. Девушка с опаской протянула ему руку.

– Только не сильно жми.

Он взял ее руку и прижал к лицу. Затем долго смотрел, как она уходит – до тех пор, пока девушка не повернула за угол дома, – вздохнул и пошел к себе в общежитие. Радость первого поцелуя была отравлена неприятными мыслями: он не представлял, как вести себя с друзьями. Отказаться участвовать в затее Ислама значило выставить себя на посмешище. Принесла же нелегкая Черемисина в тот вечер, будь он неладен! У общежития политехникума стояли двое парней и, запрокинув головы, заигрывали с девицами, стоявшими на балконе третьего этажа. Виталик шел, оставляя их слева. Справа лежал пустырь, боковым зрением он отметил, что молодые люди бросили свое занятие и стали смотреть на него. В наступившей темноте разглядеть их лица не представлялось возможным, в то время как сам он, проходя как раз под светом фонаря, был доступен их взорам.

– А вот и наш Ромео, – услышал он голос Виталика Большого. Следом пробасил Али:

– Ромео, где твоя Джульетта? И снова голос Виталика:

– Разве я сторож Джульетте моей?

– Эй, вы, – сказал им Виталик Маленький, – уймите свою прыть, а не то я вас уйму.

Друзья подошли ближе: он стоял, сжав кулаки.

– Смотри-ка, маленький, а какой дерзкий, – отметил Али.

– Слушай, видели мы сегодня твою армянскую Джули, – сказал Виталик Большой, – ты знаешь, а она ничего!

Неуклюжий комплимент обезоружил влюбленного. Прилагая усилия, чтобы не улыбнуться, он спросил:

– Где видели?

– Мимо нас прошла, Али на нее так засмотрелся, что чуть не упал.

– Это верно, – подтвердил Али, – теперь мое сердце разбито – не знаю, как жить дальше буду. Я не могу мешать счастью друга. Но если будешь настолько благороден, что позволишь мне открыть ей свое сердце, ты настоящий друг. Пусть она сама выберет из нас того, кто ей больше нравится.

– Поздно, – обронил Виталик Маленький, – я с ней только что целовался.

– Иди врать, – недоверчиво сказал Виталик Большой.

– Чтоб ты умер, если я вру, – поклялся Виталик Маленький, – у меня даже помада на губах, наверное, осталась.

Али подошел ближе и, повернув лицо Виталика к свету, стал исследовать губы, потом даже понюхал.

– Похоже, – наконец сказал он и завистливо добавил, – везет же некоторым. Вот не понимаю, что она в нем нашла.

Али пошел рядом с Виталиком Маленьким, то и дело поглядывая на него.

– Эй, – окликнул его Виталик Большой, не двигаясь с места, – ты куда?

– Как куда – в общагу, – ответил Али.

– А девушки как же? – возмутился Виталик Большой. В ответ Али пропел:

– Ну а девушки, а девушки потом.

– Он еще удивляется, почему его девушки не любят, – заметил Виталик Большой и поплелся за друзьями, – девушки любят постоянство в мужчинах, они ценят верность, целеустремленность, ум, искрометный юмор. Еще немного – и они бы вышли. Ромео, между прочим, свою месяц обхаживал.

Ислам проснулся в первом часу ночи и, как ни пытался, не смог больше заснуть – ворочался с боку на бок, немилосердно скрипя пружинами кровати. От давешней боли в ногах осталось тупое, ноющее воспоминание. Поняв, что заснуть не удастся, он оделся и тихой сомнамбулой, на ватных ногах вышел на улицу. Проходя мимо застекленной комнаты дежурной по общежитию, с удивлением обнаружил там Али: оживленно жестикулируя, он что-то рассказывал Эльзе, видимо, что-то неприличное – вахтерша жеманно смеялась и махала на него рукой. Узрев товарища, Али заговорщицки подмигнул ему, но рассказ свой не прервал. Ислам вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью ночной воздух. Ветер был со стороны нефтепромыслов (в Баку с любой стороны нефтепромыслы), поэтому отдавал мазутом – несмотря на это, вдохнул с наслаждением – после спертой атмосферы общежития любой воздух для него был хорош. Ислам вырос на море, в городе, лежащем на равнине между Каспийским морем и Талышскими горами, и долго не мог привыкнуть к специфическому бакинскому воздуху, отдающему нефтью. Он постоял немного на крыльце, глядя на ночной город. Повсюду мерцали и переливались огни. Где-то вдали полыхал огромный факел, озаряя неровным светом полнеба. Он постоял так около получаса и вернулся в комнату.

В отличие от Ислама, Виталику часом позже удалось проскользнуть мимо Али незамеченным – для этого ему пришлось опуститься на корточки и таким образом проследовать мимо окон комнаты дежурной, где Али речитативом произносил слова Низами, обращенные к зевающей Эльзе:

Ворвался в Хузистан[12 - Страна сладостей.] в неистовстве ходжа,
Лобзаний табарзад[13 - Сладкий леденец.] похитил он, дрожа,
И вот уже слились два розовые стана,
И две души слились, как розы Полистана[14 - Цветник.].

На светящемся циферблате наручных часов был час ночи. Несколько секунд он постоял на крыльце в нерешительности – на том же месте, где недавно стоял Ислам, вдыхая ночной воздух, – затем легко сбежал со ступеней и перемахнул через забор. Пересечь пустырь было делом нескольких минут. Джульетта жила на третьем этаже. Виталик встал под ее окнами так, чтобы на него падал свет фонаря.

Он заснул в мечтах о девушке и, засыпая, успел подумать о том, что, поскольку вся семья на даче, то выходит, Джульетта дома одна. И во сне он, видимо, продолжал думать об этом, потому что именно эта мысль разбудила его среди ночи и погнала под окна возлюбленной. Чистейшее безумие! Он простоял примерно час, прежде чем его желание разбудило Джульетту. Скрипнула оконная створка, и на балконе показалась изумленная девушка, – узнав Виталика, она приставила указательный палец к виску и покрутила им. Юноша улыбнулся и направился к телефонной будке, находящейся неподалеку.

– Привет, Джули, – сказал радостно в телефонную трубку, – извини, я тебя разбудил – так хотел тебя увидеть, что проснулся, очень соскучился.

– Ты с ума сошел, – шепотом произнесла девушка, – немедленно уходи!

– Почему ты шепотом говоришь? – спросил Виталик. – Ты же одна, или нет?

– Одна, – шепотом сказала Джульетта и повторила нормальным голосом: – Одна.

– Можно я зайду к тебе? – спросил Виталик и затаил дыхание.

– Зачем?

– Просто побыть с тобой, можешь чаем меня угостить.

– Ты чай не пил вечером?

– Пил, из жженого сахара.

– Не дави на жалость.

– Я не давлю, это вчера было, а сейчас уже новый день.

– Нет, – решительно сказала Джульетта.

– Почему?

– Это неприлично.

– Но ты же одна!

– Тем более, а если кто-нибудь увидит? Мне тогда конец! Уходи!

– Буду стоять здесь до утра.