Лучший мир

– Угу.

– То есть, я…

– Сегодня испытала это на себе, «отправившись на работу». На самом деле всё, что ты успела сделать – встать с кровати, принять душ и поставить чайник, а потом, видимо, отключилась. Но твои сны длились и дольше.

– Аварии…

– Да. Я уже рассказывал тебе всё это год назад, после первой аварии. Тебя тогда вырубило прямо за рулём.

– Но почему я ничего не помню? Точнее помню по-другому…

– Частый и долгий сон вырезает куски из памяти, подменяет собой события, происходившие на самом деле.

В висках вовсю стучала кровь, а попытки скрывать трясущиеся руки стали совершенно бесполезны.

– И в этому году вот опять. Снова до больничной койки. Снова на дороге. Я окончательно убедился, что это опять оно, когда ты рассказала про отмену рейса и все эти надписи на стенах. До последнего надеялся, что это был последний раз, но только что произошёл новый глюк, хоть и совсем мелкий. Слишком часто, чёрт, слишком…

Я молчала, прикладывая все силы, чтобы переварить услышанное. Не получалось.

Год назад я заснула за рулём. Несколько недель назад заснула в арке двора. Куски моей памяти перемешиваются, как битое стекло в калейдоскопе, и складываются в картинки, которые соотнести с реальностью не получалось даже приблизительно.

– «Полуденный ужас» – один из обязательных симптомов. Ты больна этой дрянью, Леся. Прости меня, если можешь, мне следовало сразу тебе рассказать.

Чашка подпрыгнула в руках. Илья аккуратно придержал её, наблюдая за моей реакцией. Несмотря на яркое солнце за окном, мир стремительно бледнел, словно ему выкручивали контрастность на минимум. Больна. Могу заснуть в любой момент. Куча последних событий – вирус, сорвавшаяся поездка, получение визы, даже последний день перед аварией – всё это было сном? Бред. Я умоляюще посмотрела на Илью, словно прося отменить все эти слова и вернуть меня в ту вселенную, где я ни о чём не знала. Впрочем, с перемещениями между мирами теперь шутки плохи.

– Эпидемия…

– Да. Такое происходит с огромным количеством людей. Около десятка тысяч в стране, в мире не помню. Поэтому улицы практически пусты, как ты, наверное, уже заметила. Все по возможности сидят дома, потому что неизвестно, когда и на сколько времени накроет. Никому не хочется разбить голову об асфальт, и это в лучшем случае. Больницы заполняются очень быстро – мозг некоторых спящих нуждается в улучшении питания и стимулировании кровообращения, без этого можно погибнуть.

– Но почему… Откуда…

– Никто не знает. Есть версия, что это связано с гормонами, а может быть, даже какая-то массовая мутация. Над этим, конечно, сейчас бьётся весь мир, но пока без результатов.

Мы немного помолчали, глядя каждый в свою чашку. Что-то странное происходило на кухне. Сам воздух изменил текстуру и как-то иначе взаимодействовал с предметами и пространством. Моя память… Мои ощущения… Выходит, сейчас я реальна? Но почему даже телу так странно, не говоря уже про разум?

– Леся, – настойчивый голос Ильи вырвал меня из раздумий.

– А?

– Я говорил тогда и повторю сейчас. Слушай внимательно, это важно.

– Да, я вся внимание.

Он взял меня за руку и осторожно сжал пальцы.

– После сегодняшнего у меня есть все основания беспокоиться. Я снова возьму отпуск ненадолго, хочу побыть с тобой. Потом перейду на удалёнку. Мало ли что. На работе поймут, всё равно куча людей работает из дома по понятным причинам.

Я слабо кивнула.

– А теперь самое важное. – Илья переключился на свой строгий, «рабочий» голос, каким он обычно говорил с коллегами. – Ты будешь видеть галлюцинации. Ты уже их видела и слышала. Я постараюсь всегда быть рядом, но всё же если вдруг окажешься одна, то немедленно садись или ложись, чтобы не упасть и ничего не разбить.

– Хорошо.

– Насчёт снов. Опасность этой эпидемии в том, что сны чересчур реалистичны, и человек даже не знает, что ему вообще надо просыпаться. И они повторяются. У тебя вот мир погряз в коронавирусе…

– Да! Как будто попадаешь в какую-то альтернативную вселенную, – оживилась я.

– Точно.

– Но всё было так реально. Наша поездка, коронавирус, даже прошлогодняя авария – мы с Катей её немного обсудили. Кстати, ты не знаешь, как она?

Илья нахмурился и как будто даже отдалился.

– Тоже засыпает. Не волнуйся, за ней есть, кому присмотреть.

– Всё нормально? Ты аж в лице поменялся.

– Что? – он задумчиво дотронулся двумя пальцами до своей щеки. – Извини. Немного волнуюсь. Не перебивай меня сейчас, хорошо? Как я сказал, тот сон, в который тебя переносит, слишком сильно похож на правду. Он будет затягивать и не давать проснуться. Запомни, что его отличает. Эпидемия ковида, наша сорвавшаяся поездка… Достаточно заметные баги в системе. Это триггеры, на которые тебе нужно натаскать свой мозг, чтобы если приступ повторится, ты могла понимать, что спишь, и выныривать оттуда. Я тебе помогу.

– Спасибо, – беспомощно отозвалась я.

– Будь очень внимательна. На более глубоких уровнях система поправляет баги и делает нереальность более правдоподобной.

– Это значит…

– Это значит, не верь ничему. Только мне, – он встал со своего стула, подошёл ко мне и нежно обнял за плечи. – И ничего не бойся. Мы справимся.

– Никогда бы не подумала, что такое возможно, – только и сказала я, обнимая его талию в ответ и прижимаясь щекой к животу.

– Я тоже.

– И это не лечится, да? – в горле застрял ком от этих слов.

Вместо ответа Илья поцеловал меня в макушку и ещё крепче прижал к себе.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем. Всё будет хорошо.

IV.

«02.04.2020: Для автомобилистов, нарушающих ограничения на передвижение по городу, повышены штрафы. Ввиду большого количества пострадавших, на платформах метрополитена установлены специальные ограждения, предупреждающие падение заснувших граждан на рельсы».

Возвращение давалось тяжелее, чем я себе представляла. Как будто я не выпала из реальности, а вливалась в неё заново, и дело было не только в непрекращающейся тревожности. Каждая минута бодрствования давалась мне с каким-то странным усилием. Подобное чувствуешь, когда сидишь за работой всю ночь и часам к пяти утра начинаешь «плавать». Моя жизнь стала напоминать попытки вытаскивать себя за шкирку обратно в явь.

Мир раздвоился. Его онлайн-часть тонула в панике, сообщениях об обвале экономики и теориях вокруг того, откуда взялось такое специфическое расстройство и кто его на нас наслал. Офлайн-часть молчала, поэтому в ней было гораздо приятнее находиться. Мы каждый день выбирались на прогулку и бродили по пустым улицам и скверам, заглядывали в торговые центры, чтобы перекусить. Одним из правил нового мира стало «не оставаться в одиночестве». Учитывая, что болезнь проявлялась бессимптомно и внезапно, звучало разумно. Пару раз я видела своими глазами, как человек отключался посреди улицы, подобно глубоко разряженному телефону. Дороги практически опустели, а новости пестрили информацией о разработке беспилотных такси и переходе торговых точек и общепита в автоматический режим. Тротуары в срочном порядке обустраивались длинными рядами мягких скамеек, на которых можно было нет да нет увидеть кого-то спящего. Не таким я представляла 2020 год, совсем не таким…

Через пару дней после разговора мы отправились в поликлинику, потому что Илья настоял на том, чтобы я ещё раз сдала анализы. Хоть в больнице, где я восстанавливалась после аварии в арке, меня и обследовали вдоль и поперёк (в том числе на предмет синдрома), он решил, что второе мнение не помешает. Я не возражала. После его рассказа что-то внутри, некогда отвечавшее за энтузиазм и любопытство, погасло. Врач-терапевт, которого мы посетили в первую очередь, сказал, что это норма, чуть ли не симптом номер один. Ну ладно. Ему виднее.

Я апатично смотрела на потолок, исчезающий за куполом аппарата МРТ и в который раз пыталась восстановить последовательность последних событий в обратном порядке: рассказ Ильи – глюк с его болезнью и походом на работу – больница – авария в арке – письмена на стенах – отмена поездки… Всё это казалось одинаково реальным, как два канала, которые просто переключали туда-сюда. Проблема была в том, что в какой-то момент оба они сходились в одной точке, и я окончательно терялась между настоящим и иллюзией. Врач велел завести дневник, записывать туда все «критические точки» и регулярно делать проверку на реальность, показывая написанное Илье, чтобы тот объяснял, что произошло на самом деле, а что приснилось.