Лучший мир

– Этот мир – симуляция, и она стремится стать максимально похожей на оригинал. Для этого она нуждается в тех же механизмах. Со временем люди, которые перебираются сюда, теряют физическую форму и становятся чистым вниманием. Случаем, если угодно. Почти как в реале. Не думай, этот мир никого насильственно не пожирает. В какой-то момент они сами этого захотели. Это новый уровень развития сознания. Отказаться от тесного «я», чтобы стать движущей силой всего сразу.

– Им просто надоедает двигать фигурки на доске. Любая игра рано или поздно заканчивается.

Не-Илья поморщился.

– Ты просто не знаешь, о чём говоришь. А ведь это именно то, чего ты всегда хотела. Ты же хотела творить.

За окнами начинало темнеть. День действительно так незаметно прошёл или симулированное время шалит? Или же… Да нет, быть того не может. Или может? Чёрт. Кажется, я впервые за долгое время наблюдаю сумерки вместо солнца-прожектора, и осознаю это только сейчас.

Задумавшись о том, насколько время здесь отличается от настоящего и зависит ли от наблюдателя, я встала, чтобы налить себе воды. Не-Илья дёрнулся в мою сторону, будто думал, что я убегу. Я тактично сделала вид, что не заметила. А что если я действительно убегу? Начнёт ли этот мир менять форму, чтобы удержать меня? Будет ли Не-Илья удерживать меня силой, и насколько далеко зайдёт такое удерживание?

Мы просто молчали и смотрели друг на друга. Наконец я собралась с мыслями и решилась прервать тишину.

– И что же, без меня этот мир умрёт?

– Нет, не умрёт. Есть же и другие. Те, кто не боится завершить алгоритм и остаётся. Просто люди здесь пока ещё редкость, поэтому важен вклад каждого.

– А ты?

Он встал и подошёл ко мне вплотную. Я ощутила его дыхание на своей щеке. Такое настоящее. И он казался таким настоящим… В какой-то момент мне показалось, что от Ильи даже исходит живое тепло, как от маленького солнца.

– Я… – хрипло начал он. – Ты верно подметила в начале. Твоя субъективная реальность теперь часть этого мира. Все, кто попадает сюда, приносят свои, как кусочки в большой общий пазл. Без твоего внимания, без твоего… нахождения внутри этого кусочка… Чёрт, ты и есть тот самый кусочек. Я – часть тебя. И да, если ты уйдёшь отсюда, меня не станет в том виде, в каком я есть сейчас. Я вернусь в твоё бессознательное. Снова буду абстрактной совокупностью твоих представлений и воспоминаний о человеке по имени Илья Самойлов, – горько усмехнулся он.

Внутри снова защемило. Я осторожно коснулась его груди, погладила шею, волосы. Он стоял, затаив дыхание, словно надеялся, что мои прикосновения сделают его более материальным, и старался впитать их всем своим естеством.

– Останься, – тихо попросил Не-Илья, накрывая мою ладонь своей. – У нас ведь всё ещё есть билеты в Берлин. И мы столько всего сможем увидеть. Столько всего прожить… У нас есть целый мир.

– Ты не он, – произнесла я, будучи мыслями где-то далеко. – Ты – то, что я о нём знаю и думаю. Но как бы мы с ним не были близки, я не знаю его настолько хорошо, чтобы ты был на сто процентов идентичен оригиналу. А значит… Ты не он. Прости.

Не-Илья печально улыбнулся. Совсем без злобы. Как будто очень сильно устал.

– Хм… Это делает меня сильно хуже?

– Нет. Ты просто не он. Выдуманный ты или настоящий – неважно. Ты. Не. Он.

Не-Илья отпрянул. Я смотрела ему прямо в глаза, изучая их форму, цвет, разрез. Чем отчётливее я осознавала своё пребывание в нереальности, тем больше несоответствий замечала – даже во внешности. Стоило вспомнить о маленьком шраме над бровью у Ильи-оригинала, как он тут же появился и у копии, ровно на том же месте, где и полагалось, словно мы были частью нейросети, которая обрабатывала данные, выуженные из моего мозга, и на их основе достраивала детали.

Я прошлась по комнате, оглядывая её и подмечая удивительные вещи. Я нечасто смотрю на самые верхние полки шкафа, у меня нет чётких воспоминаний о них. И что я вижу сейчас? Размытые зоны под потолком. Непрорисованные текстуры.

А вот за окном всё достоверно. Так и должно быть – я очень часто в него смотрю.

– Ты спрашивал, почему я хочу в реальность, – сказала я, машинально поправляя занавеску.

– И?

– Реальность нельзя познать на сто процентов. А значит, её нельзя заменить.

– Но можно максимально воссоздать и даже сделать лучше.

Я покачала головой.

– Когда я была маленькой, то обожала играть в куклы. Сочиняла ситуации – и бытовые, вроде чаепития или похода за покупками, и экстраординарные, скажем, нападение плюшевого медведя. Было весело.

– Это весело, когда есть воображение, – грустно отозвался Не-Илья. – Когда его нет, то куклы это просто куски пластика.

– Прости, но ты тоже… – я замешкалась, пытаясь изложить мысль помягче.

– Кукла. Запрограммированная твоим знанием об оригинале. Об Илье. Это ты хочешь сказать?

Почему всё так? Почему всё, чёрт возьми, именно так?

Я не буду плакать. Это же не по-настоящему. Он просто кусок моего подсознания. Или сознания. Или всего вместе. У него человеческая форма, и не какая-нибудь, а моя самая любимая во всех существующих параллельных мирах, и поэтому оно так на меня влияет.

– Да. Я хочу сказать это.

– Так. А потом ты скажешь, что слишком большая для кукол?

– Я не…

– А по сути, ты хочешь скорее вернуться в свою хвалёную реальность, чтобы самой стать куклой в руках случайности. Так же удобнее. Всё делается за тебя. Конфликт пишется за тебя и для тебя – знай себе, бери да проживай.

– А ты сам разве не того же самого хочешь? Тебе тоже нужен кто-то, чтобы играть тобой.

– Мне нужен кто-то, чтобы жить! И не кто-то абстрактный, а ты! – в его глазах заблестели слёзы.

Я отшатнулась. Он всё ближе подбирался к моим больным местам. Пара слов, попавших точно в мою острую необходимость быть кому-то нужной – и я, словно в морском бое, ранена.

– Я не могу… Я не готова платить эту цену. Прости.

– Какую цену? Там нет ничего такого, чего ты не сможешь получить здесь. Там идёт точно такая же игра, только заправляет ей неизвестно кто. Здесь же всё честно и понятно.

– Даже если и так… Я хочу быть частью этой игры, – выпалила я, пугаясь неожиданности своих слов. – Не божком, который смотрит сверху, а… Частью… Равной… Чтобы играть вместе со всеми.

Не-Илья посмотрел на меня, явно озадаченный внезапным откровением.

– Тебе одиноко?

Этот вопрос прозвучал как выстрел, и я не выдержав, схватила со стола ключи от машины и бросилась вниз.

Убита.

Они всегда играли без меня.

Пока все с криками и свистами носились по двору, я сидела на крыльце и строила свой маленький мир. В нём было целых два жителя: новенькая Барби в блестящем розово-перламутровом платье и с гладкими тёмными волосами (это мне нравилось больше всего – Барби остальных девчонок были сплошь блондинистыми) и нескладная, но симпатичная резиновая куколка, которую мне купил отец в качестве платы за молчание насчёт того, что он уронил мамину палетку с тенями. Иногда к этой парочке присоединялся плюшевый медведь. Я пока не решила, друзья они или враги. Отношения были хрупкими и неоднозначными.

Мимо пролетел мяч, а следом, чуть не падая, один из ребят. Мяч в кусты и он туда же. Через несколько секунд мальчик вылез, крепко сжимая пропажу в руках, и тут я ощутила направленное на меня внимание. Я заставила себя поднять глаза и увидела, что он стоял неподалёку и смотрел на меня с любопытством, застенчиво ковыряя носком землю. Моё сердце забилось где-то на уровне шеи. А что если он сейчас подойдёт? По-настоящему, как я представляла?

Мальчик сделал шаг. Ещё один. Я отложила куклы и не мигая смотрела, боясь, что если отведу взгляд, то он исчезнет.