Невольник

– Не придете сами – приведет полиция! До свидания!

Дверь квартиры за поздним посетителем громко хлопнула и снова со скрипом отошла от косяка.

– Да идите вы все к черту! Достали уже! – произнес со злостью Илья, с трудом унимая в себе поднявшуюся после общения с приставом тревогу.

Своим обострившимся слухом он сопроводил незваных гостей до самого выхода из подъезда, слыша, как те спускались по лестнице и возмущенно переговаривались друг с другом на непонятном ему местном языке. Илья окончательно успокоился, лишь услышав скрежет натянувшейся стальной пружины входной двери в подъезд, за которым привычно последовал громкий раскатистый грохот по подъезду. Только после этого Илья с облегчением выдохнул и начал искать «бычок» среди остатков сигарет, что горой возвышались в переполненной консервной банке. Привстав с кровати, он наклонился над столом, выискал взглядом подходящий короткий обрубок, в котором, как ему показалось, осталась толика табака, зажал его между губ и, приблизив свое лицо к пламени горящей на столе свечи, хотел было затянуться, но покачнулся, и та чуть не обожгла ему нос, заставив резко отдернуться.

В полумраке комнаты вспыхнула ярко-красная точка, которая погасла после первой же жадной затяжки, не дав Илье насладиться дымом. «Черт! И не покуришь по-человечески», – выругался он про себя, почесав кончик носа. Илья с укором глянул на выкуренный до основания и донельзя помятый сигаретный фильтр, зажатый у него между пальцами, и с нескрываемым сожалением на лице вернул его обратно в «братскую могилу», состоящую из останков сигарет, после чего, все еще не теряя надежды, снова прошелся своим скрюченным пальцем по «трупам», надеясь найти среди этих скрученных, придавленных и скорченных «тел», выкуренных до основания, хоть одну со щепоткой табака на донышке, но, к своему великому сожалению, ничего в этой «горке» не нашел и не выкопал, что могло бы его хоть на короткий миг порадовать.

Отказавшись от внезапной мысли выйти на улицу в поздний час и выпросить у прохожих одну сигаретку, Илья устало откинулся на спинку кровати, прошелся взглядом по мрачной комнате и печально вздохнул. Даже постоянный спутник этой квартиры – мрак, разгоняемый вечерами лишь слабым светом свечи, не мог скрыть надолго поселившуюся здесь грусть и безысходность. Пожелтевшие от времени и сигаретного дыма обои, наклеенные еще во времена Союза, давно уже потеряли былой цвет и свежесть. Три перевернутых «бокала», как Илья называл разноцветную люстру, состоящую из трех плафонов – красного, желтого и зеленого цветов, что свисали из-под потолка на удлиненных проводах и имели небольшие ромбовидные «вмятины» по всей своей наружной поверхности, делающие их похожими на пчелиные соты, давно потускнели, покрывшись копотью сигаретного дыма, и приобрели безжизненный вид. Узорчатый ковер коричневого цвета на стене за диваном, все еще висевший по старой моде, что годами молчаливо впитывал в себя дым сигарет, выкуренных здесь бесчисленным количеством ходоков и гостей, имел весьма плачевный вид.

Знакомый нам журнальный столик, давно сменивший свое предназначение и ставший столом для «пиршеств», когда-то имел положенную ему «свиту» в виде двух элегантных кресел, располагавшихся по обе его стороны и придававших ему своеобразный лоск. Но оба они были проданы хозяином квартиры под тяжестью жизненных обстоятельств, что стали в последние годы его неизменными спутниками, и на смену им пришли четыре грубые табуретки, притащенные в квартиру неизвестно откуда и кем. Пустая стена напротив дивана с ковром пару лет назад была заставлена польской мебелью. Но, как и многие добротные вещи, имеющие хоть маломальскую ценность, она была продана за бесценок и ушла на пропитание хозяина квартиры. Наверное, не стоит говорить, куда делись встроенный в мебель телевизор, хрустальная посуда и прочие вещи…

Как мы уже заметили, квартиры такой планировки называли в народе «трамваями» или «вагонами», так как вторая комната примыкала к залу и не имела разделяющего их коридора, напоминая таким образом прицепленные к друг другу вагоны поезда или трамвая, тянущиеся друг за другом. Спальня была меньше по размерам, а главное, у?же. Поэтому, как бы в ней ни ставили двуспальную супружескую кровать, чтобы подойти к окну комнаты, приходилось прижиматься спиной к стене, чтобы протиснуться по оставшемуся узкому проходу в ее сторону.

Обоев хватило только на одну комнату, да и те были в свое время куплены с большим трудом: пришлось отстоять в длинной очереди несколько часов. Поэтому голые стены спальни, которые обычно были скрыты от посторонних взоров закрытой дверью, как и у многих сограждан, были просто побелены известкой. Так делали многие жители ушедшей в историю страны, славящейся тотальным дефицитом. Небольшой палас, пролежавший на полу перед кроватью целую вечность и имевший когда-то яркий пестрый окрас, теперь изрядно поблек. Тяжелый платяной шкаф, доставшийся супругам в подарок от родителей и стоявший в углу, был продан Ильей, как и польская мебель, за гроши. А люстры в спальне не было и в помине. С потолка сиротливо свисала на двухжильном проводе обычная электрическая лампочка. Зато были шторы, ярко-коричневого цвета, с непонятными узорами, свисающие с узких дощатых гардин такого же цвета, покрытых толстым слоем лака. Их смастерил на работе сам Илья, пустив в дело невостребованные доски и обрезок ненужной железной трубы небольшого диаметра, предварительно покрыв его серебрянкой, чтобы было красиво. За приоткрытыми шторами на узком подоконнике стояла деревянная фоторамка с изображением улыбающейся счастливой семьи Переделкиных. Она безмолвно смотрела на пустующую долгие годы комнату.

Спальня была гораздо чище и свежее, чем зал. Можно было даже сказать, что она была нетронута буйством нового трудного времени. Илья не пускал сюда никого и держал дверь постоянно запертой. Он не желал, чтобы чужие взоры касались этого помещения даже ненароком. Эта комната была островком воспоминаний о его прошлой счастливой жизни. О том коротком, но светлом и добром времени, которое никогда уже не вернется. Снабдив дверь висячим замком и закрыв комнату, он даже себе не позволял спать в ней, проводя долгие месяцы в зале на неудобном диване. Только изредка, когда его накрывала невыносимая тоска о минувшем, он, оставшись в одиночестве, открывал дверь и ложился в кровать, бывшую для них с Татьяной супружеским ложем, и, свернувшись калачиком, впервые за долгие месяцы засыпал безмятежным здоровым сном, впитывая запах своего далекого счастливого прошлого.

* * *

Айнаш, не так давно ставшая председателем кондоминимума собственников квартир, в который вошли два десятка домов, сразу же положила свой наметанный глаз на квартиру Ильи, выделив ее из общей массы, даже не заглядывая в документы, которые обычно давали более точные сведения о долгах владельцев перед КСК и другими коммунальными службами. Опознать квартиру людей, достигших социального дна, для нее не составляло особого труда. Простой взгляд снаружи уже мог многое сказать. Немытые годами окна, полопавшаяся краска на рамах, потемневшие, не видевшие долгое время стирки занавески, старая дощатая дверь, не соответствующая новым суровым реалиям, когда как все вокруг давно установили железные двери, защищая свое жилище от участившихся краж и грабежей, – все это были признаки того, что в квартире царят запустение и безнадега.

Покупка местного металлургического комбината иностранным инвестором, вновь наладившим работу на предприятии, включая своевременную выдачу заработной платы. Повсеместное появление частных банков и внедрение ими такого неизвестного прежде вида ссуды, как ипотека, вдохнули в город новую жизнь и, соответственно, взвинтили цены на недвижимость. Многие пустующие квартиры на окраине города, брошенные их бывшими жильцами на произвол судьбы в середине и конце девяностых, вновь стали обретать стоимость и стали быстро приватизироваться новыми хозяевами, прибывшими из сельских регионов и других частей страны. Ничего не стоившие до этого квартиры за пару лет положительных преобразований стали стремительно дорожать и к началу двухтысячных оценивались в две-три тысячи долларов, а чуть позже перевалили за отметку в несколько десятков тысяч в зависимости от расположения в городе, состояния дома и этажа, а также от размера висящих на ней долгов перед коммунальными службами.

Пустующие многоэтажные дома с зияющими темными окнами, в спешке брошенные когда-то покидающими страну своими хозяевами, с приходом на предприятие инвестора и нормализаций обстановки на нем быстрыми темпами самовольно были заселены коренными жителями страны, вынужденными в поисках работы и пропитания двинуться в города. Не удовлетворимый резкий рост на жилье и цен на него привел к появлению массы любителей поживиться на этом поприще. Одной из таких и стала председатель КСК Айнаш. Как же, иметь доступ к информации о квартирах и их жильцах – и не воспользоваться этим?! За тот короткий период, что она руководила новоиспеченной организацией, Айнаш уже успела вкусить сладких плодов своей деятельности. Все было до банальности просто: имея в руках не только информацию, но и кое-какую власть и зная о долгах владельцев квартир за тепло, водоснабжение и электричество (а, как правило, если владелец квартиры был должен какому-то коммунальному предприятию, то имел долги и перед остальными), Айнаш научилась анализировать их финансовое положение и не только. Таким образом она намечала для себя потенциальных жертв. А личное знакомство с владельцами жилья, которое она посещала под вполне благовидным предлогом, уже добавляло последние штрихи к их портрету и позволяло ей определить, кто перед ней: беззащитная жертва или человек, способный постоять за себя и за свою собственность.

После знакомства Айнаш с Ильей, поводом для которого были ее служебные обязанности председателя КСК, она, якобы желая урегулировать долги Переделкина перед кондоминимумом, начала часто посещать его квартиру. Вначале она пыталась назойливо и ненавязчиво уговорить Илью обменять его двухкомнатную квартиру на комнату в общежитии с небольшой доплатой, о чем ее как-то попросила одна старая знакомая, желавшая улучшить свои жилищные условия посредством обмена или покупки недорогой квартиры поближе к центру, конечно же, пообещав самой Айнаш щедрые комиссионные. Упрямый Илья на уговоры не поддавался и все время вежливо ей отказывал. Но Айнаш была из когорты тех людей, которые если их выкинуть из дверей, отряхнувшись, полезут обниматься к тебе через окно, не учитывая твое желание, не спрашивая у тебя разрешения, не интересуясь твоим мнением. Ее посещения становились все более частыми, а разговоры – все более настойчивыми. Она на своем ломаном русском приводила Илье уйму аргументов: про долги, про соседей, которые ненавидели его за постоянные попойки и скандалы, про уютную приватизированную комнату в общежитии, про деньги, которые ему сейчас не помешают. Все это так достало Илью, что во время очередной навязчивой агитации на тему обмена недвижимости он грубо оборвал ее на полуслове и послал куда подальше. Айнаш, затаив злобу, надолго отстала от него, что, конечно же, не означало, что она отказалась от своих планов, она просто сменила тактику. И это не предвещало Илье ничего хорошего.

– Николаевич! – услышал Илья, привычно лежащий на своем диване, знакомый голос Айнаш, доносящийся со стороны входной двери, которую он так и не удосужился починить.

Привычка подолгу проводить время на диване у него выработалась после того, как его покинула семья и он махнул рукой на свою жизнь. Возвращаясь с работы и оставаясь вечерами в тягостной тишине своей квартиры, он ужинал в зале перед телевизором. А позже и засыпал перед ним с включенным на полную громкость звуком. Это хоть немного, но уменьшало его боль одиночества. Изображения и голоса хоть и чужих, но все же людей компенсировали ему утрату семьи. Так он, пусть и на время, неосознанно заполнял зияющую пустоту своей души жизнью, льющейся из телевизора.

После того как телевизор был продан, на оставшуюся небольшую часть денег Илья успел купить хороший радиоприемник. Он и по сей день служил ему проводником в другой мир, откуда он давно выпал. Основная сумма, вырученная от продажи телевизора, как до этого и деньги за мебель и другую утварь, ушла на еду и попойку. Однако все предложения друзей-собутыльников продать радиоприемник для покупки очередной порции спиртного Илья категорически отвергал. Он знал, что когда эти горе-друзья разбредутся по домам, единственным его другом, от которого будет исходить человеческая речь, станет это электрическое устройство. Оно днем и ночью стояло перед ним на засаленном журнальном столике и без перерыва круглосуточно извергало из себя человеческую речь, песни, музыку… пока в один «прекрасный» день не умолкло, как будто обиделось за что-то на Илью. А причина молчания была банальной: просто пришла пора заменить батарейки, которые тоже стоили денег. Конечно, радиоприемник мог работать и от сети, но ввиду отсутствия электричества в квартире такой способ извлечения из него звуков был недоступен. Этот период оказался самым мучительным для Ильи. Он всеми способами старался найти деньги и купить батарейки, чтобы побыстрее подключить радиоприемник, дававший ему возможность спокойно засыпать под болтовню ведущих ночных радиопрограмм. В те дни, когда радио не работало, он позволял некоторым своим друзьям-собутыльникам оставаться ночевать у себя.

– Ау! Айнаш, заходи! – ответил Илья, уменьшая громкость приемника, который был включен на полную мощность.

Визит Айнаш вселил в него надежду, что та пришла подбросить ему какую-нибудь работенку, как это нередко бывало прежде. Он чистил снег перед подъездами зимой, скидывал его с крыш по весне, чинил кровли домов и трубы в подвалах в летнюю пору. Иногда подметал дворы, устроившись на некоторое время дворником. Но все эти трудовые порывы имели свойство быстро заканчиваться – как только Илья получал на руки деньги. Хотя и деньги-то были не сказать что большие… А Айнаш – она порой могла и водочки купить и, придя к нему с авоськой в руках, организовать прямо здесь, у него в квартире, небольшой стол. Иногда за компанию опрокидывала пару рюмок и как могла вела с ним беседу на своем ломаном русском.

Вначале, когда они познакомились, а это было года три назад, она навестила его квартиру, чтобы напомнить о накопившихся за несколько лет долгах. Слово за слово – разговорились. Из-за постоянной нехватки денег по причине такого же постоянного отсутствия работы Илья попросил Айнаш в случае необходимости подкидывать ему хоть какую-нибудь работенку по КСК и временами стал выполнять по ее поручению мелкий ремонт электричества и сантехники за символические суммы, которых ему хватало на хлеб, чай и пачку сигарет. Однако брать его в штат своего небольшого предприятия, которое только-только вставало на ноги, Айнаш боялась.

Со временем, когда градообразующее предприятие возобновило стабильную работу и у людей наконец появились деньги, что повлекло за собой погашение долгов перед кондоминимумом частью собственников квартир, Айнаш постепенно стала увеличивать как штат своего предприятия, так и количество обслуживаемых домов, которых она с жадностью набирала все больше и больше, не понимая, что тем самым умножает себе проблемы. На этой почве и возникла ситуация, которая оставила в душе Ильи неприятный осадок в отношении нее…

Осенью одного из предыдущих годов Айнаш провела инспекцию труб в подвалах домов и пришла в ужас от состояния некоторых из них. Требовалась замена труб, и делать это надо было незамедлительно, так как приближался конец сентября, а вместе с ним и отопительный сезон. Тогда-то и возник «коммерческий договор с подрядной организацией», возглавляемой Ильей, – конечно же, на словах, подкрепленный взаимными клятвами и уверениями, а также крепкими рукопожатиями. По «договору», возникшему между ними, Айнаш покупала необходимые трубы, комплектующие, недостающие инструменты, а Илья вместе со своими работниками, которых он должен был найти сам, до конца октября обязывался закончить внушительный объем работ в подвале одной из многоэтажек, за что, соответственно, Айнаш должна была ему уплатить энную сумму, которая, судя по ее размеру, оказалась хорошим стимулом как для самого Ильи, так и для пары его товарищей, слонявшихся, как и он, без дела.

Работы были выполнены в полном объеме, качественно и в срок. Но вот оплата… Кроме той суммы в размере тридцати процентов от оговоренной, что была выплачена им в виде аванса через неделю после начала работ, они так ничего и не получили. В ответ на требование рассчитаться с ними Айнаш ссылалась на отсутствие денег, переводила разговор на общие проблемы, заявляя, что ей тоже должны миллионы тенге, что большинство жильцов не вносят своевременно оплату, что надо потерпеть и подождать – и вскоре разговор переходил на повышенные тона. А скандал был выгоден Айнаш, чтобы отвести разговор от темы и отделаться от Ильи с его требованиями. Илья не понимал логику Айнаш. У нее была еще пара домов, которые нуждались в срочном ремонте, а она затеяла такое, что работать с ней после этого уже не хотелось.

Однако логика в этих действиях была, просто наивный Илья ее не видел. После того как его бригада закончила работу в одном из домов, Айнаш не стала обращаться к ним снова, а, выплатив лишь малую часть суммы, нашла другую такую же и, пообещав ей столь же хорошие деньги, подрядила на ремонт следующего дома. Стоит ли говорить, что и очередные наивные подрядчики, не удосужившиеся составить письменный договор, остались без большей части заработанного.

Впрочем, этот неприятный случай со временем был как бы забыт ущемленной стороной, так как нужда в деньгах заставляла Илью периодически наведываться к председателю КСК, засунув поглубже в карман свои обиды. А в некоторых случаях и самой Айнаш приходилось обращаться к Илье ввиду отсутствия желающих работать за те гроши, что она платила. Так и ходили они друг к другу, хотя, конечно же, Илья сильно обиделся на Айнаш за тот поступок, а она так и не возвратила ему долг, несмотря на все его просьбы и увещевания.

Этот случай окончательно подорвал веру Ильи в людей. Кто знает, может быть, если Айнаш исполнила бы свои обязательства до конца и выплатила Илье и его бригаде всю причитающуюся сумму, то его судьба повернулась бы в другую сторону. Воодушевившись проделанной работой и достойной оплатой, он продолжил бы вместе со своими друзьями эту деятельность, вышел бы из кабалы долгов и стал одним из лучших на рынке услуг по ремонту домов и квартир, ведь тогда на нем не было конкуренции. Но судьба порой подкидывает нам неприятности и испытания одно за другим, и их череду не всякому дано преодолеть…

– Заходи, присаживайся, – произнес Илья, указав плотной и коренастой Айнаш на табуретку рядом.

– Нет, я постою, – ответила она, намекая тем самым, что разговор будет коротким. – Я про мое предложение, Илья. Смотри, потом будет поздно. Комната хорошая, чистая. Без долгов и с ремонтом. Да и деньги при себе будешь иметь, – подытожила она, не отрывая острого взора своих раскосых глаз от лица Ильи.

Тот ничего не ответил. В комнате повисла тишина, слегка разбавляемая приглушенной музыкой из радиоприемника.

«Опять двадцать пять… Снова за свое взялась!» – с досадой подумал Илья, чувствуя, как в нем растет раздражение, с которым ему будет трудно совладать.

– Я же тебе уже ответил по этому поводу, – произнес он, цедя слова и направив свой взгляд на пустующую стену напротив.

– Но ты подумай хорошенько… – начало было Айнаш невозмутимым тоном, но тут Илья взорвался, словно пороховая бочка:

– Да сколько тебе, дуре, говорить?! Нет! Нет! И еще раз нет!!!

Илью понесло.

– Что ты прилипла как банный лист с этой квартирой?! Вот вам моя квартира! Шиш, а не квартира!!!

Выпалив последнюю фразу, Илья бесцеремонно выбросил в сторону Айнаш свою длинную жилистую левую руку с большим пальцем, высунутым между указательным и средним.

Айнаш, не ожидавшая от Ильи такой реакции, побагровела и, не найдя, что сказать, тоже выпалила в ответ все, что думала про него:

– Да я о тебе беспокоюсь, дурак! Алкаш несчастный! Завтра на улице окажешься! А так хоть крышу над головой будешь иметь!

Понимая, что разговор не состоится, она развернулась и, громыхая словами, вышла из квартиры, громко хлопнув за собой дверью, которая, как всегда, жалобно скрипнув, медленно отворилась.

«Алкаш! Бич! Живет в вонючей конуре и выкобенивается. Ничего, ты у меня попляшешь!» – звенели в ушах Ильи фразы, брошенные Айнаш, пока она спускалась по лестнице.

«Хм, научилась разговаривать на русском», – пришла вдруг неожиданная мысль Илье, как только Айнаш переступила порог квартиры, до того позабавившая его, что он заулыбался и выдавил из себя затяжной смешок.

Глава вторая.

БОМЖ[3 - БОМЖ – без определенного места жительства. Аббревиатура, применяемая к лицам, не имеющим в собственности жилища и регистрации.]

Айнаш чувствовала, что может заполучить эту квартиру в свою собственность, выбросив «спившегося алкоголика» на улицу. Знала, что он уязвим и слаб, и после этой очередной ссоры с новым рвением принялась за осуществление своего плана, только уже изменив подход и намереваясь на этот раз использовать силу закона, что было весьма эффективно и не требовало лишних нервов и душевных сил. Ставка была сделана на людей, у которых в руках была власть. Основательно пообщавшись с судебными исполнителями, с которыми ей приходилось часто контактировать по работе, она подговорила их, добавив к словам некоторую сумму, чтобы те, объединив все дела Ильи по коммунальным долгам в одно, выставили его квартиру на торги. В те годы такие дела рассматривались в судах пачками, так как задолженность по коммунальным платежам была обычным делом. Как правило, суды принимали сторону коммунальщиков, а проценты по возникшим долгам порой были сопоставимы с размером взыскиваемых сумм, что, конечно же, загоняло и без того еле сводивших концы с концами граждан практически в безвыходное положение.

Вот так квартира Ильи, отчасти по объективным причинам, сложившимся под тяжестью обстоятельств, навеянных временем, а отчасти по злому умыслу, попала в долговую кабалу, а позже в надлежаще оформленном виде предстала перед судом с целью отчуждения ее у собственника. Конечно же, в ускорении всех этих процессов Айнаш сыграла не последнюю роль. В квартиру Ильи все чаще стали наведываться агрессивно настроенные судебные исполнители и юристы коммунальных служб, в результате чего на его подоконнике накапливалась куча подписанных уведомлений о необходимости срочно погасить долги перед разными предприятиями и об исполнении постановления судебного пристава, основанного на решении городского суда, игнорирование которого грозило статьей уголовного кодекса.

При этом по стечению обстоятельств Илью «забыли» уведомить, как положено по закону, о предстоящем судебном заседании, на котором рассматривалась обоснованность выставления его квартиры на торги в целях удовлетворения иска ответчиков. Не узнал он и о дате и месте торгов, на которые его квартира была выставлена по цене в два раза ниже рыночной, в чем поспособствовал заинтересованный оценщик, а на самих торгах цена чудесным образом опустилась еще на двадцать пять процентов, и жилплощадь была приобретена новым владельцем за сущие копейки.

Лето для Ильи прошло спокойно. Он даже удивился той внезапной тишине, что вдруг настала из-за отсутствия привычных визитов в его квартиру всевозможных официальных лиц, пока в один из теплых солнечных дней начала сентября к нему не пожаловали особые гости…

В тот день Илья намеревался, по своему обыкновению, проспать беззаботным сном до полудня, но на пороге квартиры нежданно-негаданно нарисовались трое крепких парней, сопровождающих незнакомую ему женщину. Та сообщила, что является собственником этого жилого помещения, которое купила на аукционе, объявленном городским территориальным участком судебных исполнителей. Конечно же, Илья не знал, что этой женщиной была старая знакомая Айнаш, воспользовавшаяся наконец «счастливым» случаем приобрести квартиру за бесценок.

Пока Илья, туго соображая, читал листок бумаги, который был копией документа, выданного отделом по недвижимости департамента юстиции их города, подтверждающего право собственности на его теперь уже бывшую квартиру указанной гражданки, крепкие парни азиатской внешности стали выносить вещи Ильи на улицу, не спрашивая при этом разрешения и не обращая внимания на его возмущенные возгласы. У одного из них в руках была довольно длинная и увесистая дубинка, скорее всего, заранее приготовленная для защиты от Герты, которая бросилась, громко лая, на непрошеных гостей, когда они беспардонно ввалились в комнату, но была загнана двумя беспощадными ударами по голове в дальний угол за диваном, где, злобно рыча и оскалив зубы, спряталась.