Невольник

– Вон она. И ее родственнички тоже.

– Пошли, – произнес участковый, поправив фуражку на голове, и уверенно зашагал к двери подъезда.

Илья, в котором проснулась надежда восстановить справедливость, засеменил следом за ним.

– Дон-дон-дон… – раскатился громким эхом по вертикали темного подъезда уверенный стук Марата в железную дверь.

– Кто там? – послышался настороженный женский голос за дверью.

– Участковый полиции! Откройте! – произнес майор, нервно поправляя фуражку и галстук, готовясь, как обычно это бывает, к неприятному разговору на повышенных тонах.

После тройного поворота ключа в замке и скрежета большого запирающего затвора дверь открылась. Свет залил порог квартиры. Перед Маратом и Ильей стояла женщина лет сорока, которая одной рукой придерживала дверь, а другой уперлась в противоположный косяк, готовая к серьезному разговору.

– Саламатсыз, – поздаровалась она, открыв дверь, глядя только на Марата и намеренно игнорируя стоящего за ним Илью.

– Кеш жарык[6 - «Светлого вечера» (или «добрый вечер» в русском варианте).], – ответил Марат и перешел на русский: – Я ваш участковый. Ко мне поступила жалоба от гражданина Переделкина Ильи. Он утверждает, что вы вторглись в частное жилище, самовольно захватив его. Я хотел бы узнать, на каком основании вы здесь находитесь? Насколько я знаю, владельцем этой квартиры является Переделкин. По крайней мере, он им был до вчерашнего дня.

Все это Бейсеныч четко и деловито отчеканил на русском языке, хотя мог разговаривать с соплеменниками и по-казахски. Так он поступал всегда, когда дело касалась официального разговора: что-то включалась в дебрях его сознания, и он выговаривал все, что необходимо, на чистом русском, деловито и четко, без запинок.

– Не болды?![7 - «Что случилось?!»] – послышался из глубины квартиры громкий мужской голос, эхом отражаясь от пустых стен, и за спиной женщины появился силуэт рослого казаха, одетого в серую футболку и шорты.

Он вышел в узкий коридор квартиры и, привалившись плечом к стене, скрестил на груди руки, уставившись на непрошеных гостей надменным взглядом.

– Саят, принеси документы. Они на подоконнике лежат, – произнесла женщина спокойным уверенным тоном на казахском языке. – Я же дала тебе копию документа. Ты ее потерял? – обратилась она уже к Илье, бросив на него презрительный взгляд через плечо участкового.

– Не тебе! А вам! Мы с вами не знакомы! И чай вместе не пили! – вспылил Илья.

Женщина в ответ усмехнулась и, мотнув головой, произнесла на понятном только им с участковым родном языке:

– Что ты так переживаешь за пришлого? Как приехали, так и уедут. Они же бродячие собаки. Шатаются там, где сытно и есть еда.

Марат проигнорировал сказанное новой владелицей квартиры и, не поддавшись на провокацию, лишь сухо и коротко произнес, раскрыв ладонь:

– Документы на квартиру.

Не увидев и намека на поддержку со стороны представителя власти, хозяйка вновь перешла на русский язык и заговорила сухим официальным языком, с трудом подавляя раздражение:

– Мы купили эту квартиру с торгов, как положено, по закону. Вот оригиналы документов. Это мой экземпляр. А этому гражданину я давала копию.

Взяв в руки документы, Марат пробежал их все, перелистывая страницу за страницей. Наконец он вернул бумаги новой владелице квартиры и, приложив руку к фуражке, произнес:

– Все в порядке! Извините за беспокойство. Это наша работа.

– Как это? Как это все в п-порядке?! – заикаясь, произнес Илья, норовя пройти в квартиру, протиснувшись между полицейским и дверью.

Вытянув руку, Марат помешал Илье сделать это. Мужчина, стоявший позади новой хозяйки, грозно двинулся в сторону двери, чтобы в случае надобности вмешаться в конфликт.

Получив документы обратно, новая владелица квартиры, нагло улыбнувшись Илье в лицо, с грохотом захлопнула перед ним железную дверь и громко провернула ключ в замке, едва только участковый отступил назад, почти вытолкав Илью за пределы квартиры. Лязг двери еще долго звучал эхом в ушах Ильи. Он не мог поверить в происходящее.

– Что? Что случилось?! Бейсеныч, как это документы в порядке?! А я? Куда же я пойду? – спросил растерянно Илья, глядя вслед спускающемуся по лестнице участковому и растерянно разведя руками перед дверью своей бывшей квартиры.

– Бухать надо было меньше! И работать побольше! – рявкнул участковый, положив руки в карманы, что означало конец официального визита.

– Откройте! Это моя квартира! Моя!!! Моя квартира!!! – закричал истерично Илья, тарабаня в дверь кулаком, в отчаянии пытаясь чего-то добиться. – Люди-и-и! Соседи-и-и! Помогите! Это я! Илья! Ваш сосед! У меня забирают квартиру! Помогите!!!

Подъезд дома наполнился истошными воплями Ильи. Но никто не откликнулся. Никто не открыл дверь и не поинтересовался происходящим.

Участковый же, не ожидая такого поворота дел, бросился снова вверх по лестнице и, рывком оттащив худощавого Илью за руки от дверей квартиры, силой стал стаскивать его вниз, чтобы предотвратить возможный нешуточный конфликт.

Дверь квартиры распахнулась, и оттуда выглянул мужчина, который, судя по выражению его лица, готов был разорвать Илью в клочья.

– Что ты разорался, мудак?! Это больше не твоя квартира! Забудь о ней! Если еще раз постучишься в эту дверь, я тебе руки пообломаю! – прокричал он гневно, глядя на спускающегося по лестнице Илью, которого за руки тащил к выходу участковый.

Последние слова, слетевшие с уст разъяренного казаха, задели самолюбие Марата Бейсеныча, он остановился и бросил в сторону наглого мужика, позволяющего себе угрозы в присутствии представителя власти, пристальный холодный взгляд, не суливший ничего хорошего.

После того как дверь закрылась, он спустился на этаж ниже, подошел к Илье, который уселся на ступени лестницы с поникшей головой, и произнес с сочувствием, чтобы его успокоить:

– Илья, ты этим ничего не добьешься. Если хочешь получить свою квартиру обратно, тебе надо подать заявление в суд. У них на руках решение суда, итоги аукциона, справка из ЦРН. Они собственники этой квартиры по закону. Понятно, что они что-то замутили. Но здесь я бессилен. Это работа суда и прокуратуры.

После этих слов в подъезде повисла тишина. Илья замолчал, вслушиваясь в холодное безразличие подъезда, где он прожил многие-многие годы, и думая: «Даже никто дверь не приоткрыл. Не вышел в подъезд. Всем все равно. Всем наплевать». Безжизненный, потухший взгляд Ильи уперся в бетонный пол лестничного пролета, а голова поникла и опустилась между вытянутых, как грабли, рук.

– Илья, – позвал тихо Марат, с искренним сочувствием положив ладонь на его плечо, говоря тем самым, что надо покинуть подъезд.

Простояв молча несколько тягостных минут, они спустились вниз по лестнице и разошлись кто куда. Впрочем, Илье идти было некуда. К Сане? Не хотелось… Он приподнял воротник своей потрепанной джинсовой куртки черно-серого оттенка и лег на скамейку во дворе дома. Завалившись правым боком на ее жесткую поверхность, которая состояла из деревянных реек, уперся спиной в такую же спинку. Поджал поплотнее под себя ноги, положив их друг на друга, скрестил руки на груди, спрятал ладони под мышками и, поглубже втянув шею в плечи, постарался заснуть. Но сон не шел. В голову безостановочно одна за другой лезли мысли, картинки прошедшего дня и далекого прошлого. К тому же заснуть мешали шаги редких прохожих и лай собак, на которых иногда откликалась Герта, расположившаяся рядом с ним под скамьей, не говоря уж о кошачьих «серенадах», без которых не обходится ни одна ночь в городском дворе.

Наконец Илья уснул. А скорее, неожиданно провалился в бездну другого мира, выключившись, как телевизор. Тело его обмякло и вытянулось. Он попал в водоворот снов и видений…

Вот они всей семьей празднуют день рождения сына в ярко освещенном зале своей квартиры, сидя за празднично накрытым столом. Все радостно улыбаются… Провал, темнота – и снова всплывает картинка. Теперь уже фрагмент из другой его жизни, что была еще раньше, до создания семьи. Он, демобилизовавшись из армии, едет в поезде домой. На нем солдатская форма. В ушах отдается мерный стук колес, а перед глазами пробегают красивые картинки весенних степных пейзажей… Как обычно происходит во снах, радужная картинка весенней природы без какой-либо логики сменилась внезапно всплывшим грустным лицом Татьяны. Они сидят на кухне в тишине, повисшей после тяжелого прощального разговора, и, отвернувшись, не решаются посмотреть друг другу в глаза в последний раз, боясь и стыдясь показать навернувшиеся на них слезы. Это был их последний разговор…

Илью передернуло. Осенняя ночь не намерена была дать ему спокойно погрузиться в спасительный сон и забыть хоть на время кошмарную реальность. Спускаясь с темной синевы ночного неба, она снова и снова окатывала его своим холодом, заставляя все больше сжиматься, так что если бы кто-то проходил в этот момент мимо, то увидел бы вместо Ильи совершенно скукожившийся «эмбрион».

Холод добился своего, Илья проснулся от того, что его начало трясти от озноба. С трудом распрямив затекшие руки, он с их помощью оторвал спину со скамейки и, приняв вертикальное положение, в первую очередь стал отогревать ладони собственным дыханием, сложив их лодочкой около рта.

Потирая ладони друг о друга и все еще пытаясь их согреть, Илья поднял глаза к ночному небу. Длинные, растянувшиеся до горизонта темно-синие облака, подгоняемые холодным ветром, медленно плыли с севера на юг, глядя с высоты на спящий город. Они были такие тяжелые и плотные, что за ними не было видно звезд. И лишь иногда, на короткий миг, когда между сплошных слившихся между собой хмурых туч образовывалось «окно», оттуда успевала мимолетно выглянуть полная луна, как будто говоря всем, что она все еще там, на ночном небе.

Илья перевел взгляд на стоящий рядом дом, дом, который многие годы был для него родным. Покрытый мраком, без единого светящегося окна, он как будто с угрозой навис над Ильей, желая, чтобы его бывший жилец покинул это место, не признавая в нем своего. Остальные угрюмые коробки пятиэтажек с множеством телевизионных антенн, торчащих на их плоских крышах, тоже спали, погрузившись в безмолвие и тьму ночи. Холодный завораживающий ночной покой властвовал над спящим городом, и только один человек противостоял ему, выброшенный судьбой на улицу. Сковывающий холод заставил его вскочить на ноги и понес в сторону дома Александра.

«А ну его! Так и замерзнуть можно. Переночую у Саньки. Завтра решу, что делать», – сказал сам себе Илья и, быстро прокладывая дорогу по закоулкам знакомых дворов, направился в сторону дома своего старого кореша, приобняв себя руками в тщетных попытках защититься от всепроникающего ночного холода…

Илья колотил в дверь квартиры Сани уже минут десять, но никто не отзывался, за дверью не слышалось не единого звука.

«Не надо было из-за этого радиоприемника грызться, – подумал Илья с сожалением. – Стоишь теперь здесь. Мерзнешь. А мог бы на диване спать», – продолжил он свою мысль, критикуя собственный поступок.

Прижав к груди сжатые в кулаки руки и замерев на месте, он стоял у двери приятеля, прислонившись к ней плечом, все еще надеясь, что ему откроют, что пустят внутрь теплой квартиры. Но этого не произошло. Устав стоять, Илья присел на корточки, прислонившись к двери спиной и не забывая временами постукивать по ней костяшками пальцев.

Темный подъезд оказался еще холоднее, чем улица. Поняв, что дверь ему не откроют, Илья спустился вниз и вновь очутился во дворе дома. Стоя перед входом в подъезд, судорожно оглядываясь по сторонам и трясясь всем телом, он стал искать место, где можно было бы переночевать в тепле. Одна мысль быстро сменяла другую, пытаясь быстро найти выход из незавидного положения, в котором Илье не очень-то хотелось оставаться до самого утра. «Что будем делать, а?» – спросил Илья Герту безмолвно, смотря ей в глаза. Но Герта отпустила голову на передние лапы и жалобно заскулила, тоже не видя выхода из этого положения.

«Может, переночевать в подвале? Там, наверное, тепло. Отопление есть… Какое отопление? Сейчас же сентябрь! Его только в середине октября подадут», – пришла и тут же убежала от собственной бесполезности очередная мысль.