Муассанитовая вдова

– Юдес, прошу прощения, но это неэтично. Я ношу траур по супругу и не настроена на отношения.

– Пфф! – А Лацосте закатить глаза не постеснялся. – Можешь и дальше строить из себя несчастную вдову, но на меня это не сработает. У меня очень чувствительные рога, дорогая Селеста. Я не слышу в тебе и тени сожаления о смерти Гю-Эля. Ты его никогда не любила, а вот я тебе нравлюсь.

Не удержалась и фыркнула.

– Самонадеянно.

Партнер по танцу много раз бывал у нас и в пентхаусе в столице, и в загородном особняке. Они с Мартином оба работали в Аппарате Управления Планетой, а потому частенько запирались в кабинете мужа и решали срочные служебные вопросы. На фоне чопорного и озабоченного общественным мнением супруга его коллега действительно всегда выглядел… живее, что ли? Юдес, будучи у нас в гостях, мог спокойно позволить себе запрокинуть голову и громко расхохотаться или отпустить неприличную шуточку. Замечаний ему Мартин не делал – Лацосте ветвь потомственных аристократов как-никак, но при этом неодобрительно прицыкивал языком и надувал щеки точно хомяк.

Танец подходил к концу. Юдес вновь закрутил меня, а на звенящей ноте скрипки буквально распластал по своей каменной груди. Наверное, со стороны это выглядело эффектно, но на деле… Ноги уже гудели, дурацкие крупные серьги оттягивали уши, а муассанитовое колье, которое я надела на этот вечер скорее по привычке, намертво вбитой Мартином в подкорку, ощущалось удушливым ошейником. И когда Юдес уложил меня на себя и фактически заставил уткнуться в его шею, я с трудом обуздала вспыхнувшее раздражение. От него пахло терпко-резким цитрусовым мужским одеколоном и неожиданно сладким клубничным шлейфом женских духов. И зачем ему я? Танцевал бы себе с той «клубничкой».

Музыка полностью смолкла. Я попыталась вырваться из железных объятий-тисков, но стоило посмотреть в чернильные глаза напротив, как мир закружился быстрее, чем в танго-милоренго. В памяти вдруг вспыхнули все моменты, когда Юдес приходил к нам гости, как он отпускал колкости и пытался меня развеселить, как дарил цветы… Как я сравнивала его и мужа и тихо вздыхала, что надо было выбрать другого цварга. Стоп, не было такого! Стоп!!!

Внутри головы вновь накалилась тоненькая ниточка, маленькие, но гадкие молоточки застучали по вискам. Да не было же такого! А вдруг было? «Я тебе действительно нравлюсь». Бред! Никогда не рассматривала Юдеса ни как любовника, ни как возможного супруга. Он ничем не отличается от Мартина и привык всех подминать под себя, не считаясь с чужим мнением. Шварх! Да я даже анкеты его не видела, когда мне исполнилось сорок девять лет и из Планетарной Лаборатории пришло письмо со списком оптимальных кандидатов – напоминание, что у меня остался лишь год, чтобы определиться с мужчиной и выполнить «долг перед расой». Юдес появился в моей жизни лишь только после того, как Мартин объявил о нашей помолвке. Я этот день хорошо помню, потому что…

Голова заболела еще сильнее, словно кто-то решил просверлить ее раскаленным буром. Но когда я подумала, что сейчас упаду в обморок как припадочная, изощренные пытки резко оборвались. Зрение возвращалось неохотно. Все плыло перед глазами, сливалось цветными пятнами, впрочем, как и слух – ленивыми толчками.

«Я тебе действительно нравлюсь».

Что за швархова слуховая галлюцинация?! Мотнула головой, чтобы прийти в себя, и поняла, что мне не послышалось.

– …Селеста уже давно задела струны моей души, и я благодарен за этот чудесный и полный страсти танец, который она мне подарила…

С последним призрачным ударом молоточков картинка обрела ужасающе четкие очертания. Я во все глаза смотрела на цварга, опустившегося на одно колено и чинно толкающего речь. Вокруг нас образовалось пустое пространство – все разошлись почти по периметру, и в центре танцевальной части помещения были лишь мы. Эта дурацкая пустота ощущалась как пропасть – с одной стороны я и Юдес, с другой – остальные приглашенные. Шаг в сторону – сорвешься.

– …Дорогая, ты станешь моей женой?

Звенящая тишина опустилась на зал. Все замерли. Не так много рождается девочек на Цварге и не так часто происходят помолвки. Обычно цваргини долго и придирчиво выбирают кандидатов из списка, присланного Лабораторией, ходят на свидания, сближаются с потенциальными женихами. Все происходит постепенно, иногда растягивается на годы. Кто-то уже с тридцати лет рассматривает варианты, чтобы успеть к пятидесяти, кто-то дружит с будущим мужем с глубокого детства. В любом случае помолвка двух цваргов обычно не новость, и уж точно не для невесты.

– Что? – пробормотала я, все еще ошеломленная.

– Ты станешь моей женой? – повторил он мягко, но с напором, глядя в глаза.

Я всеми фибрами души ощутила, как эта наглая рогатая морда вновь пытается использовать ментальное внушение. И как ловко! Все отошли, а Юдес сохраняет визуальный контакт и дополнительно держит меня за кисть – очень тонко! Я бы восхитилась ловкостью рук, точнее рогов, если бы меня уже не тошнило. Изначально воздействие было мягким и теплым, как морская волна, еле уловимым. Если бы не Мартин, который при каждом удобном случае прибегал к этой дряни, я бы и не поняла, что меня усиленно подталкивают к положительному ответу. Однако четкое осознание происходящего и внутренний страх, что история повторится, превратили ментальное влияние в огненное жало, раз за разом свирепо вонзающееся в основание шеи. А вместе с пониманием пришел и холодный липкий пот, выступивший вдоль позвоночника.

Чтобы я! Еще раз! Вышла за цварга?! Да не бывать тому!

– Нет! – не то прорычала, не то прокричала на весь зал, вырывая ладонь.

Восторженная толпа отмерла, цварги зашушукались, а утонченно-аристократическое мужское лицо вытянулось от изумления. Что, тебе никогда отказывали? Ну подавись, ты первый начал!

– Юдес, это просто возмутительно! – Я оглушительно всхлипнула, на миг представив, что было бы, если бы за годы брака не научилась распознавать, когда эмоции мои собственные, а когда мне их старательно навязывают извне. – Я вдова! Я до сих пор люблю своего мужа и согласилась на танец лишь из жалости к вам! – Получай, рогатик! – Оно и понятно, у вас такая серьезная должность, а невесты все нет и нет. Ни одна цваргиня не согласилась стать вашей женой.

– Селеста…

Клянусь, я слышала скрип зубной эмали, но меня понесло.

– Я живу лишь воспоминаниями о своем милом Мартине. Как же жалко, что он погиб практически во цвете своих сил! Ни один мужчина не сравнится с ним! – Горько усмехнулась. В последнем точно не врала. Сравниться с почившим Гю-Элем было сложно, взять хотя бы его маниакальную привычку мыть руки и по восемнадцать раз в день чистить зубы. – Мне очень неловко расстраивать вас отказом, господин Лацосте, но, видимо, вы что-то не так поняли. Я совершенно не настроена на романтические отношения. Посудите сами…

Вспомнить многочисленные бытовые моменты из прошлого было несложно. «Селеста, неужели ты собираешься под камеры прессы в брюках?!», «Демонстрировать свои эмоции так ярко просто неприлично», «Ты не можешь сесть за управление флаером. Что подумают окружающие? Что у меня нет денег даже на водителя?!»…

Я сдернула эфемерную материю ледяного кокона отчужденности, в который всегда старательно заворачивалась на людях. Жалость к себе затопила сознание, и я отпустила поводок эмоций, давая им свободно растечься во внешний мир. Чем сильнее эмоции, тем четче ритмы головного мозга.

Это было вопиюще возмутительно и оскорбительно по отношению к многочисленным цваргам, «уровень деревенщины», как сказал бы Мартин, но мне уже было плевать. Я транслировала на эмоциональном уровне бесконечную тоску и горесть. Чувство утраты. Только тосковала я не по мужу, а по той беззаботной и веселой жизни, которая у меня была до замужества, когда я никому и ничего не была должна. Когда я не обращала внимания на демографический перекос и не знала, что, оказывается, у цваргинь есть «долг перед расой». Разумеется, этих деталей гости мероприятия не могли знать, но они уловили общий фон бета-колебаний, частоту и амплитуду волн, каждую из которых цварг мог трактовать для себя в зависимости от развитости его собственных рогов. Я вложила в эти волны всю беспросветную грусть, на которую была способна, и почти все присутствующие почувствовали.

В зале послышались шепотки, с каждой секундой становившиеся все громче и громче. У стоящего передо мной на одном колене Юдеса опасно покраснели белки глаз и затрепетали ноздри. Да уж… кажется, я немного перестаралась. Сглотнув сухим горлом, я развернулась и бросилась прочь из зала.

– Селеста! – в сердцах крикнул оскорбленный Лацосте, но я бежала не оглядываясь.

Коридор, ступени, выход… Где-то на периферии взгляд выцепил пораженного до глубины души бледного Кристофа. Он шагнул в мою сторону, собираясь что-то сказать, но я уже нашаривала в вечерней сумочке-конверте ключи от флаера.

Гоночный кар приветливо моргнул диодами по периметру и поднял дверь-крыло. Опасаясь погони, я нырнула, мгновенно завела двигатель и рванула штурвал, поднимая флаер в воздух. Уже отлетая со стоянки Центрального Муниципального Дворца, в боковом окне я заметила крупные блеснувшие черные рога, подозрительно похожие на рога Юдеса. «Не догонишь», – бросила про себя и утопила педаль газа в пол.

В голове все еще пульсировала раскаленная нить, но скорость всегда приносила мне облегчение. С каким же удовольствием я садилась в водительское кресло! Ночной Цварг под днищем кара проносился яркими вспышками. Габаритные огни транспортных средств, неоновые подсветки многочисленных жилых и офисных заданий, длинные светящиеся гусеницы улиц и пешеходных переходов, темные пятна мини-парков и садов в жилых кварталах – все слилось в разноцветные люминесцентные росчерки. Тьма и вспышки, вспышки и тьма. Картина, нарисованная безумным художником-абстракционистом.

Альтиметр показывал всего пару километров над уровнем земли, но я чувствовала себя птицей, впервые выпущенной на волю. Слезы текли по щекам, но при этом хотелось смеяться. Придерживающие руль пальцы крупно дрожали. Вселенная, а если бы Юдес меня продавил? Если бы я не распознала его ментальное воздействие и не начала сопротивляться? Если бы мой второй брак повторил первый?!

Щелчком тумблера я подняла флаер еще выше. Лететь так высоко днем я бы не рискнула, потому что свет, отраженный от пиков муассанитовых гор, болезненно слепил глаза, но ночной Цварг был завораживающе прекрасен.

Научиться водить флаер самостоятельно – первое желание после смерти Мартина. И мне было все равно, что подумают окружающие, будто женщина за рулем – это неправильно.

Я всмотрелась в мерцающий пейзаж и мягко направила флаер в зияющую черноту. Мое любимое место. Ясное море – так называли это чудо планеты, оно было настолько чистым, что в нем не водился даже планктон. Опустив флаер прямо на берег, скинула туфли и с наслаждением погрузила ноги в мокрый прохладный песок.

Вслушалась в тихий шепот волн. Как же хорошо здесь! Я с детства любила это место больше всего на планете и считала курортом. Родители не брали меня на другие планеты, потому что из-за удручающей ситуации с рождением девочек оформить визу на вылет с Цварга любой представительнице женского пола было очень сложно. Мама успокаивающе гладила по голове и говорила, что будущий супруг обязательно свозит. Отец согласно кивал. А Мартин никуда меня так и не вывез, ссылаясь на занятость на работе, но зато он купил особняк недалеко от пляжа.

Море игриво брызнуло пушистой пеной и мелкими солеными капельками воды, возвращая в реальность. Вдалеке, где чернично-кобальтовое небо в алмазную крошку сливалось с бескрайним морем, закричали чайки. В следующую секунду щиколотки щекотно лизнула мягкая волна, одновременно смывая глубокие следы на песке. Раскаленное жало из шеи уже вынули, и теперь боль утихала, как укладывается спать старый недовольный медведь, взбивающий по несколько раз свою подстилку на зиму.

«Ты станешь моей женой?» – прозвучал в голове недавний вопрос Юдеса.

Панический страх наконец отступил. Я села на берег прямо в платье, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и облегченно выдохнула морю:

– Ни за что на свете. Ни за Юдеса, ни за любого другого цварга… ни вообще за какого-либо мужчину. Не заставите. В конце концов, я вдова.

Все-таки существовала вещь, за которую я была безмерно благодарна супругу. И это была не фамилия древнего рода, не деньги на многочисленных счетах, не недвижимость. Это был статус вдовы, по сути – синоним неприкосновенности на Цварге.

Глава 3. Новый закон Цварга

Цварг. Два года назад

Меня разбудил входящий звонок на коммуникаторе. После длинной прогулки по морскому побережью я вернулась домой лишь к рассвету. По ощущениям, получилось поспать часа три, от силы четыре. И кому я нужна с утра пораньше? Не разлепляя век, нащупала на прикроватной тумбочке устройство связи и нажала кнопку аудиозвонка.

– Это просто возмутительно! Госпожа, как это понимать?! Скандальное видео со вчерашнего вечера уже на федеральном голоканале, а вы… вы до сих пор не явились домой! – буквально завизжал голос Лоренцо.

Поморщилась. У меня всегда складывалось впечатление, что супруг нашел дворецкого себе под стать, но это уже ни в какие шлюзы не лезло. Я шумно прочистила горло.

– Лоренцо, во-первых, вас не касается, где я провела ночь.

– Но это такой удар по репутации! Вы ушли из Дворца и так и не вернулись! Я спать не мог, волновался, где вы и что вы…