Любовь далекая и близкая

«Интересно, зачем я ему понадобился? – подумал Александр, входя в кабинет шефа. – Кажется, совсем недавно встречались, обсудили все вопросы, что нужно было, согласовали… Что-то случилось?»

Обычно разговорчивый Астафьев в этот раз был непривычно сух и сдержан.

– Березняковские калийщики просят нас срочно отгрузить им десять объемных двигателей малого диаметра. Ну, тех, которыми мы бурим поисково-разведочные скважины. – Астафьев поднялся с кресла, в котором сидел, пожал Александру руку и снова сел. – Похоже, до них дошла информация об этих чудо-двигателях и они хотят использовать их при бурении своих «калийных» разведочных скважин, отказавшись от бурения их дедовским роторным способом. Три двигателя мы им уже отгрузили. Через неделю отправим остальные. Но… – главный, чуть прищурившись, посмотрел на сидящего за приставным столиком Александра, – но они понятия не имеют, как бурить такими двигателями. Поэтому слезно умоляют послать в Березники опытного «кадра», который знает технологию бурения этими двигателями и сможет обучить их такому искусству. Думаю, вы уже догадались, кому я хочу поручить это задание.

– Когда выезжать, Петр Илларионович? – с готовностью спросил Василенко.

– Хорошо, если бы выехали срочно, то есть завтра. Главный геолог объединения «Уралкалий» Борис Михайлович Голубев уже ждет вас. Командировка не из коротких, кого оставите на отдел вместо себя?

– Думаю, Николая Деркача.

– Ну что же… Деркач – опытный специалист, не сомневаюсь, справится. – Астафьев проводил Александра до двери, но не выпустил его, а неожиданно задержал. – Сегодня мы месяцами ходим за калийщиками, согласовывая с ними точки заложения скважин. А выполнив их просьбы, подружившись с ними, мы эти точки будем не просить, а требовать. Так что на вас, Александр Анатольевич, с надеждой смотрит не только наш институт, но и все нефтяники объединения «Пермнефть». – Астафьев крепко пожал Александру руку. – И звоните мне чаще, в любое время. Ни пуха!

В город Березники Александр приехал самым первым утренним автобусом и, устроившись в гостиницу, сразу позвонил своему другу Леониду Смольникову. С ним он близко сошелся еще в годы учебы в нефтяном техникуме. Позднее эти приятельские отношения переросли в крепкую мужскую дружбу. Правда, в отличие от Александра, Леонид убрал свой диплом техника по бурению скважин с глаз подальше и подался в снабженцы, проявив дремавший в нем недюжинный талант предпринимателя-снабженца. Да так, что вскоре стал одним из самых молодых начальников управлений снабжения объединения «Пермнефть», одно из которых находилось в Березниках и которое возглавлял Смольников. Выстроив на месте старых развалюх-складов современные, сверкающие чистотой и образцовым порядком ангары, он до крыши забил их всем, о чем можно было только мечтать. Там было все: от недоступных и недоставаемых зернистой икры и растворимого кофе до импортных дубленок, мебельных гарнитуров и легковых машин. Обеспечив своих работников квартирами, Смольников взялся за устройство своего быта, за год выстроив на берегу Камы в сосновом бору двухэтажный коттедж. Все ладилось у него и в семейной жизни. Жена, красавица Оксана, родила ему сына Петьку, а спустя два года – дочь Алену. Своих приятелей и друзей Смольников не забывал, спасая их в тяжелые годы от голодной смерти, когда в магазинах на продажу выставлялись только пустые полки с солью. Не боясь злых и завистливых языков, одевался он щегольски модно и дорого: мокасины, джинсы, кожаные крутки. Женщинам он нравился, а когда, случалось, увлекался сам, то вовремя останавливался, не допуская никаких близких отношений. О романе друга с красавицей Галей, которую он не видел, Смольников знал от него самого и как мог его поддерживал. Поэтому, услышав в трубке его голос, страшно обрадовался. И через полчаса уже был в номере Александра. Узнав о цели командировки друга, Леонид неожиданно оживился.

– Так, значит, предстоит встреча с Голубевым, говоришь? Знаю я этого голубя сизокрылого. В некотором долгу он у меня, так что как миленький сделает все, о чем мы его попросим. Дочь у него как-то собралась замуж. А приличного свадебного платья или подходящего материала, чтобы его сшить, ну нет нигде! Хоть в Америку за этим поезжай! Пришлось выручить, подобрали мы ему, вернее ей, очень даже подходящее платьице. С тех пор он со мной за версту здоровается. Этим мы и воспользуемся. Все, идем, садимся в машинку и едем к нему.

Смольников оказался прав. Увидев вошедших в кабинет Смольникова с незнакомым мужчиной, Голубев, средних лет, лысоватый, в поношенном костюме мужичок, долго жал, здороваясь, руку Леонида, потом также, знакомясь, старательно поздоровался с Василенко. Голубев оказался очень деятельным и энергичным человеком. Тут же вызвал нужных специалистов, поручив им к вечеру подготовить все документы, необходимые для организации и проведения семинара. Поинтересовался у Александра, есть ли у него какие-то особые требования или условия. И когда тот ответил, что не выдвигает никаких особых условий, заявил, что, если в ходе обучения такие условия вдруг появятся, он примет их без всяких обсуждений. И уже прощаясь, вдруг предложил «принять по рюмашке коньяка» за крепнущий союз нефтяников с калийщиками. Друзья, переглянувшись, дружно отказались, заявив, что эта дружба и так крепче некуда и что коньяк лучше поберечь до окончания курсов.

– Вы правы, коньяк пить еще рано, – согласился Голубев, прощаясь совсем по-дружески.

– Нормальный мужик этот Голубев. Деловой, конкретный, все раскрутил в два счета. И за что ты его невзлюбил? – обращаясь к другу, заговорил Александр, когда, выйдя из кабинета Голубева, они шли, направляясь к выходу из роскошного здания объединения «Уралкалий».

– Да хорошо я к нему отношусь! – вдруг взорвался Смольников. – Просто жаль его, затюканный он какой-то. Одет как бомж…

– Вот и помоги ему одеться прилично. Он весь в работе, жена не следит…

– Нет у него жены. Похоронил он ее два года назад. Рак желудка. Говорят, любил ее очень. А она, наоборот, не очень.

– Тем более, помоги мужику прийти в себя!

– Обещаю. Все, закрыли эту тему. – Леонид остановил свои новые «Жигули» у входа в гостиницу. – А сейчас послушай меня. Поднимайся к себе, забирай свои вещички, выписывайся из этой берлоги – и катим ко мне. Оксане я уже звонил. Она страшно обрадовалась, узнав, что ты здесь, в Березниках. Твоя комната на втором этаже, есть туалет, ванная комната, будешь жить как нормальный человек. На рыбалку сходим, в лес за грибами, за ягодами. Бутылка виски давно дожидается… Ну, чего сидишь? Вперед!

– Спасибо, Леня! Не успел я приехать – ты уже рядом. Но сейчас не могу я к тебе. Видел же, сколько бумаг я взял у Голубева? Все это надо просмотреть к завтрашнему дню: геологию калийных месторождений, точки заложения скважин, их проектную глубину. Да много чего! А у тебя я обязательно побываю, поверь, очень хочется. Но не сейчас. Не рассердишься, что я вот так…

– Ну, рассержусь я, а что толку? Все равно ты сделаешь по-своему, знаю я тебя. Ну что? Пока!

– Пока! И большой привет Оксане.

Со схемами, таблицами и всевозможными графиками Александр просидел до полуночи, делая необходимые выписки и расчеты. Зато утром, появившись у Голубева, уже владея ситуацией, со знанием дела быстро подписал все подготовленные для него документы. И тут же вместе с главным геологом выехал на одну из буровых, естественно, волнуясь перед предстоящей встречей с буровиками-калийщиками. Но они приняли «нефтяного» коллегу радушно, предложив немедленно начать изучение объемного забойного двигателя. Занятия затянулись, так как буровики хотели знать «все и сразу», задавая массу вопросов. На следующий день, уплотнив его донельзя, Александр побывал еще на двух буровых, а к концу недели объехал остальные три. После чего приступил к практическим занятиям. В гостиницу он возвращался поздно вечером. Принимал душ, наскоро пил чай с печенюшками, звонил, отчитываясь за предыдущий день, Астафьеву и, наконец добравшись до постели, засыпал мертвым сном. Иногда он звонил Вере Ивановне, надеясь вдруг получить от нее хоть какую-то весточку о Гале. Но она всякий раз со вздохом огорчала, сообщая, что о Гале для него ничего нового нет… Матери он послал две телеграммы абсолютно одинакового содержания: жив, здоров, скоро буду дома, целую, – считая, что этого достаточно, чтобы она не волновалась.

Зачеты у буровиков решили принимать, учитывая важность и значимость события, в кабинете Голубева, который явился одетый в новый темно-серый костюм и белоснежную сорочку с розовым галстуком.

– Ну как тебе мой подшефный? – шепнул Александру присутствовавший на церемонии Смольников.

– Хорош! Вылитый министр калийной промышленности, – ответил Василенко. – Спасибо за него, Леня!

Под стать своему начальнику выглядели и буровики – торжественно взволнованные, празднично одетые. Некоторые были с цветами. Зачеты они сдавали легко, со знанием дела. А после сдачи шумно фотографировались, весело подшучивая друг над другом. Когда, попрощавшись, они ушли, Голубев напомнил оставшимся Василенко и Смольникову об их обещании обмыть окончание курсов. В этот раз отказаться от обмывания было невозможно, и Александру пришлось в компании с Голубевым в два приема выпить пятьдесят граммов конька. Смольников, приехавший на своих «Жигулях» за рулем, был вынужден довольствоваться лишь торжественным поднятием наполненной рюмки. Прощались с Голубевым тепло. Он, приняв на грудь еще «два по сто», разоткровенничался, перейдя на «ты»:

– Редко встречаешься с хорошими людьми. А если повезет и познакомишься с такими, сразу тянет на исповедь. Тебе, Александр, наше общее спасибо! Как ты провел обучение – это высший класс! Надумаешь перейти к нам на работу – тут же примем на любую буровецкую должность. Только скажи. И еще: приказом нашего генерального тебе объявлена благодарность и выделена совсем немалая премия. Придешь завтра за документами – загляни в бухгалтерию, получи и премию, и грамоту с благодарностью.

– Какая-то грамота, премия… К чему все это? – проворчал Александр, усаживаясь в машину рядом с другом.

– Молодец этот Голубев. Это с его подсказки и премия, и благодарность, – не обращая внимания на ворчание друга, ораторствовал Смольников, лихо мчась по березниковским улицам. – Где-то вычитал: при хорошей женщине и мужик может стать человеком. Сдается мне, что покойная жена Голубева была именно такой хорошей женщиной. В результате получился нормальный человек. Ну, все, приехали. – Леонид, как всегда, по-хозяйски остановил машину возле самого входа в гостиницу. – Сейчас быстренько слетай в свой номер, оставь там свои бумажки и цветы и так же бегом возвращайся, поедем ко мне, – обратился он к другу.

– Не могу я к тебе ехать, Леня.

– Как это прикажешь понимать – «не могу»?

– Ну… Не хочу я в таком виде – усталый, чуть поддатый – появиться перед твоей Оксаной. Неудобно…

– А меня обманывать, значит, удобно? Обещал же… Господи, как мне надоело тебя уговаривать! Последний раз спрашиваю: поедешь?

– Нет, извини, Леня. Ну могу я хотя бы выспаться, в конце концов? Хоть раз?

– Да спи ты хоть до обморока, черт ученый! Забирай бумажки с цветами и проваливай!

– Цветы подари Оксане. Мне-то куда с ними? Скажи: это от благодарных учеников-калийщиков. Все, до завтра!

– Ох и разозлил ты меня! Пока.

Помахивая полученным у администратора ключом от своего номера, Александр подошел к лифту, нажал на кнопку вызова и стал ждать спускающуюся кабину. Дождавшись, он вошел в нее и уже хотел нажать на кнопку своего этажа с цифрой семь, но увидел, что к лифту приближается изящная молодая брюнетка в голубом брючном костюме. В руках она явно из последних сил держала большую черную сумку. «Гастролирующая певица или актриса из кино, – догадался Александр. – Одна с такой сумищей. А где ее помощники?» Дождавшись, когда «певица» подойдет к лифту, он, придерживая одной рукой закрывающиеся двери лифта, другой подхватил ее сумку и, посторонившись, пропустил в лифт. На шестом этаже они вышли из лифта и впервые посмотрели друг на друга.

– Ну что? Показывайте тернистый путь к вашему номеру, – улыбаясь, обратился Александр к даме.

– Мой номер в конце коридора, – она рукой показала, в какую сторону нужно идти. – А почему вы назвали путь к нему тернистым?

– Потому что ходить с такой ношей, как у вас, – испытание даже для здорового мужчины. А для такой хрупкой девушки, как вы, это настоящее наказание. Согласитесь, я прав?

Они остановились возле двери с номером 602.

– Ну, вот наконец я дома, – облегченно вздохнула «актриса». – Вы очень помогли мне, спасибо большое.

– Хоть на прощание откройте секрет, что там в вашей сумке? Мои руки подсказывают, будто там десяток кирпичей, не меньше.

– Я так похожа на жуликоватую работницу кирпичного завода?

– Не знаю, не знаю, как выглядят такие работницы, чтобы сравнивать вас с ними. Извините, я, кажется, ляпнул что-то не то. Давайте лучше попрощаемся, пока я, не подумав, не наговорил еще что-нибудь лишнее.

– Да что с вами? Извиняетесь непонятно за что… Успокойтесь, пожалуйста, хорошо? А в сумке съемочная камера, пара фотоаппаратов, штатив и объектив. И ни одного кирпича.

– Вы фотограф?

– Где вы видели фотографа с киносъемочной камерой? Я режиссер-документалист. В Перми, в художественной галерее, мы снимали документальный фильм об уникальной коллекции скульптур деревянных богов. Все сняли и уже собрались возвращаться в Москву, когда неожиданно на меня вышла директор местного краеведческого музея, которая знала о наших съемках. Она сообщила, что у них в Березниковском музее находятся не менее интересные экспонаты. И так горячо упрашивала меня приехать и их снять, что я не выдержала и с оператором приехала сюда. И не пожалела об этом: березниковские боги такие же замечательные, как и пермские…

– …Сто раз бывал в Березниках, но не знал об этом.

– Теперь знаете. Посмотрите их обязательно. А еще мне очень понравился сам город. Молодой, красивый. Захотелось показать в фильме и его. Запланировали съемки. Но случилась беда: у Бориса – так зовут оператора – обострилась язва желудка, и его пришлось срочно отправить в Пермь. Так я осталась одна с этим, как вы выразились, неподъемным грузом. Завтра попытаюсь что-нибудь снять: вашу Каму, панораму города, если, конечно, получится…