Любовь далекая и близкая

– Что это, сынок?

– Это? Сапожки, мама, осенние, итальянские. Тебе и Вере Ивановне. Осень на дворе, так что носите на здоровье.

– Я понимаю, это Леня постарался. Но это же бешеные деньги! Откуда они у тебя? Смольников одолжил? Саша, ты стал сорить деньгами. Это плохо и даже опасно. Я поговорю с Леней.

– Я запрещаю тебе даже думать так о нем! И уж тем более говорить. Не послушаешь – устрою скандал. А деньги… Премировали меня калийщики за то, что обучил их буровецкому делу. Причем хорошо премировали. Еще и на костюм осталось. – Александр обнял мать. – Эх, мама, мама! Думал, обрадуешься, спасибо скажешь, а ты…

– Саша, сынок, да прости ты меня, старую! Ну, совсем я не хотела тебя обидеть. – Нина Михайловна поцеловала сына. – А что если я их… ну, хоть померяю?

– Они же твои, мама…

– Можно я надену черные? Вере подарим коричневые. – Мать сбросила с ног домашние тапочки и надела черные сапожки. Прошлась по комнате, постояла перед трюмо. – В самый раз, сынок, и размер, и полнота. Только как в них по нашей грязи ходить? Сердце не выдержит, от жалости разорвется.

– А ты, мама, по грязи ходи в резиновых сапогах, а когда дойдешь до асфальта, переходи на эти, итальянские. А если серьезно: увижу тебя в старых – накажу! Как наказать, придумаю. А теперь смотрим мой костюм.

Увидев переодевшегося в новый костюм сына, мать ахнула:

– Сашенька! Ты ли это? Господи, какой красавец! К такому костюму белую сорочку и, конечно, галстук помоднее…

– Будет вам и сорочка, и модный галстук. Леня привезет, договорились. Получится, так сказать, полный жениховский комплект одежды.

– Жаль, Галя тебя таким красивым не увидит…

– Дождемся, нарядимся и покажемся.

– А если долго придется ждать? Скажем, год или два? Потерпишь?

– Что за слова у тебя, мама! «Потерпишь», «придется ждать». То Леня, то ты – и все одно и то же. Да сколько надо, столько и буду ждать Галю! И хватит об этом. Кстати, Леня все-таки переходит к своему шефу заместителем.

– Вот и молодец, что решился. Ему расти надо. С его энергией – да сидеть в Березниках? Учись у него умению доводить все до конца. Это редкое качество, которого тебе явно не хватает. Думаю, ты и сам это знаешь. А Лене передай, что я без ума от сапожек и очень его за них благодарю. Передашь?

– Конечно, скажу, не волнуйся, не забуду.

Замечание матери по поводу его неумения добивать все дела до конца Александр посчитал не совсем справедливым, но, проглотив появившуюся легкую обиду, не стал с ней спорить. «Ну что же… Придется учиться контролировать самого себя, следить, куда и на что уходит моя „кипучая энергия“», – решил он, успокоившись.

Очередная рабочая неделя оказалась довольно сумбурной. Неожиданно в институт приехал Борис Голубев из Березников. Пришлось знакомить его с главным инженером Астафьевым, встречать и провожать, когда уезжал именитый калийщик. И еще одна непредвиденная потеря времени: вечер, который Александр планировал использовать для работы с расчетами своей диссертации, был потрачен на встречу с Верой Ивановной, приехавшей по его звонку к ним, чтобы, как выразился Александр, получить «таинственный презент». Увидев изящные сапожки, Вера Ивановна пришла в восторг, померяла их и стала расплачиваться, категорически отказываясь взять их просто «за так». Когда затянувшиеся по этому поводу разговоры ни к чему не привели, Нина Михайловна взяла сумку подруги и положила в нее сапожки. Так, с сумкой в руках, она просидела весь вечер и отдала ее Вере Ивановне только тогда, когда та стала собираться домой.

Суматошная рабочая неделя наконец завершалась, когда вечером на столе Александра зазвонил телефон. Оказалось, звонит Марина, уже из Москвы. Поздоровавшись, каким-то ликующим голосом она сообщила, что завтра первым утренним рейсом она прилетит в Пермь. Дело в том, пояснила она уже более спокойно, что ее фильм «Деревянные боги в Перми» на фестивале в Берлине получил один из самых престижных призов. И руководство пермского телевидения, узнав об этом одним из первых, приглашает ее принять участие в передаче, посвященной этому фильму. На торжество приглашены директора Пермской галереи и Березниковского музея, а также представители культурной элиты Перми.

– Я срочно записала фильм и несколько кассет захвачу с собой для передачи и для вас с Леней, – добавила Марина. И, помолчав, сказала, что встречать ее не надо, так как за ней пришлют машину, и, как только она узнает о времени выхода в прямой эфир, тут же сообщит.

Попрощавшись с Мариной, Александр позвонил Леониду, который, приступив к работе в новой должности, день и ночь теперь мотался по нефтяным районам, знакомясь с состоянием баз снабжения. Александру повезло: Леонид оказался «дома» – в гостинице объединения «Пермнефть», в номере, который ему предоставили на время, до получения пермской квартиры.

– Значит, наша любимица прибудет завтра? – в голосе Смольникова чувствовалось разочарование. – И сколько дней звездочка посвятит нашему очень культурному городу? Не знаешь? Это почему? Растерялся, небось, от радости? – От прежнего загрустившего Смольникова не осталось и следа. Оживляясь, он продолжал: – Такую гостью встречать надо на соответствующем уровне. Поэтому поездку в Чернушку, которую запланировал на завтра, переношу на послезавтра. С меня, Саня, цветы, с тебя – поздравительная дорогая открытка с очень теплым, почти интимным текстом. И звонок секретарю Гуриненко: где, когда и во сколько состоится это торжество. Она найдет меня, и мы договоримся о встрече. Записывай телефон Григория Павловича.

Дома, еще не раздевшись, Александр сообщил матери новость о прилете Марины.

– Прилетает? А зачем? – удивилась мать. – У нее в Перми какие-то дела?

– Ее фильм о богах на Берлинском кинофестивале получил приз, – ответил Александр. – И наши телевизионщики решили встретиться с режиссером, создателем фильма, и показать фильм. Пригласили Марину.

– Надеюсь, она найдет время заглянуть к нам? – с надеждой в голосе спросила мать.

– Не знаю, мама, – отрезал сын.

– Ты говоришь о Марине как о совершенно чужом человеке! – возмутилась мать. – Это странно и не похоже на тебя. Ну, прилетит она… Ты встретишь ее в аэропорту?

– За ней пришлют машину, поэтому встречать ее не нужно. Так она сказала. А сейчас я хочу погладить свой коричневый костюм. Где наш любимый утюг?

– Может, наденешь этот… новый? – несмело предложила мать.

– Нет, уважаемая Нина Михайловна! Для того костюма еще не настало время. Мы же договорились. Или ты забыла?

Рассвет Нина Михайловна встретила на ногах. Нужно было испечь пироги и картофельные шанежки, которые у нее получались невероятно вкусными и которыми она очень хотела попотчевать красавицу-москвичку. И глядя, как свежевыбритый, празднично одетый сын с удовольствием за завтраком уплетает еще не остывшую стряпню, вздохнула.

– Вот сейчас бы это Марине попробовать, пока все свежее и горячее…

Она не договорила. За окном послышался шум подъехавшей машины, затем все стихло, и тут же раздался негромкий автомобильный сигнал.

– Кто это в такую рань? Сходи, Саша, посмотри! Наверно, ошиблись адресом, – обратилась она к сыну.

Александр вышел и через минуту вернулся, пропуская впереди себя Марину.

– Вот и Марина, – обратился он к матери. – Едва уговорил зайти: приехать хватило смелости, а зайти, говорит, боюсь.

– А чего нас бояться? И молодец, что приехала. – Нина Михайловна наконец убедилась, что все происходящее не сон, пришла в себя и обрела дар речи. – А мы с Сашей только что тебя вспоминали. Раздевайся, чай с пирогами пить будем. Саша, поухаживай за Снегурочкой.

Одетая в коричневую расшитую дубленку, такого же цвета полусапожки и красный вязаный берет, Марина и впрямь была похожа на сказочную героиню.

– Нина Михайловна! Саша! – взмолилась она. – Я, честное слово, не могу задерживаться! Меня ждут на телевидении. Вечером я улетаю обратно, вот и решила заехать к вам хоть на минутку. Назвала водителю ваш адрес, не думала, что он найдет вас, извините меня, пожалуйста!

– А за что ты извиняешься? За то, что праздник нам с Сашей устроила? – Нина Михайловна сама помогла девушке раздеться и, усадив за стол, восхищенно посмотрела на нее. – Ты такая красивая в этом черном костюме. Ну вылитая Майя Кристалинская! Хватись, ты и поешь, наверное, неплохо?

– Да, в нашей семье петь любили…

– Ну, об этом мы еще поговорим, а может, и споем. А сейчас пей чай и ешь. Пока не съешь все, что я положила в тарелку, никуда не поедешь. Привыкай к нашим порядкам, в этом доме командую я. И не смотри на часы, никуда твои телевизионщики не денутся. Станут ворчать – развернись и сделай им ручкой. Увидишь – сразу в ноги упадут. А вот это… – Нина Михайловна протянула девушке сверток – …передашь водителю. Здесь пироги и пара шанежек. Пусть перекусит, пока будет добираться до своего телевидения.

И увидев, что Марина перестала есть и отодвинула от себя почти пустую тарелку, похвалила ее и заодно себя.

– Вот и молодец! Правда, вкусно? Ну что? Одеваемся? Только, пожалуйста, скажи, когда включать телевизор, чтобы тебя посмотреть.

– Нина Михайловна! Во-первых, спасибо за вашу прекрасную стряпню, в жизни не ела ничего вкуснее. Что же касается нашего «круглого стола» – так называется наша встреча, то со слов водителя знаю, только когда мы выйдем в прямой эфир – это будет в 6 часов по пермскому времени. И после нас покажут фильм…

– …С обеда включаю телевизор.

– И хотя я очень тороплюсь, это надо сказать и показать. – Марина достала из дорожной сумки несколько кассет. – Вот кассеты с фильмом – вам, Нина Михайловна с Сашей, Леониду и буровикам, у которых я гостила. Всем остальным – галерее, Березниковскому музею – фильм на кассеты запишут телевизионщики. – А это тот самый приз, который получил фильм. – Марина порылась в сумке, вынула из нее коробочку, из которой извлекла небольшую, сверкающую позолотой фигурку – человек со съемочной камерой. И пока Нина Михайловна и сын с восхищением рассматривали фигурку, что-то спрятала за своей спиной. – Угадайте, что у меня в руках? – улыбаясь, спросила она. И не получив ответа, поднесла к их изумленным лицам две зимних норковых шапки – серую женскую и черную мужскую. – Вот-вот начнется зима, так что носите на здоровье, – добавила она, растерявшись. – Они что, вам не понравились? А я пол-Берлина объехала, пока их нашла. Так обрадовалась, думала, и вам будет приятно… Ну, хоть померить-то их можно?

– Ты большая умница и очень, видно, добрая. – Нина Михайловна обняла девушку. – За шапки, конечно, спасибо, но как подарки принять их не можем. Очень уж они дорогие. Скажи, сколько они стоят? Только честно, без обмана.