Любовь далекая и близкая

– Нина Михайловна! Саша! Ну за что же вы ко мне так?.. Какие деньги? Вы же для меня самые-самые близкие. Я же совсем одна, у меня и мамы тоже нет…

– Господи! Так ты, выходит, круглая сирота? А с мужем-то как у тебя? Тут-то повезло или…

– …Разошлись мы. Не хочу сейчас говорить об этом, извините, Нина Михайловна. Как-нибудь в другой раз расскажу. Вы бы примерили шапки, вдруг я ошиблась размером. И я поеду. А про оплату решим так. Руководство студии документальных фильмов после успеха в Берлине наконец приняло решении о «нефтяном» фильме, снимать который поручено мне. И тут без помощи Саши и Леонида мне не обойтись. Вот тогда и разберемся, кто кому и сколько должен, хорошо, Нина Михайловна? А сейчас меряем ваши обновы.

Шапки оказались впору. И Нина Михайловна, и Александр смотрелись в них просто здорово. И сняли их только тогда, когда пришло время провожать гостью. Домой Нина Михайловна вернулась одна, без Саши, который уехал с Мариной, решив поторопиться – опаздывать на работу было не в его правилах.

В доме, который еще минуту назад был наполнен голосами, стояла тишина. Мать представила всех, кто ехал в машине – водителя, Марину и Сашу, – весело болтающими о предстоящей телепередаче, и ей стало грустно и одиноко. Чтобы справиться с таким угнетенным состоянием, она скинула полушубок, в котором выходила провожать Марину, натянула сапожки и надела любимое черное зимнее пальто с серым каракулевым воротником. И после этого посмотрела на себя в зеркало. Головного убора явно не хватало. Она осторожно водрузила норковый подарок на голову, высвободив из-под него свою роскошную, как у молодой, косу. И вновь, но уже придирчиво, осмотрела себя: «А ведь ты, мать, девчонка еще хоть куда! – расхвасталась она. – Ни морщин, коса без седины, а ноги – как у молодухи. Правда, чуть подкачала фигура. Но под приталенным пальто и она смотрится как у сорокалетней». Так подбадривая себя, мать сняла верхнюю одежду и присела на диван. Откуда-то взявшаяся, непрошеная жалость к самой себе заглушила эту нескромную браваду. «Конечно, – с горечью подумала она, – можно замазать морщины и закрасить седину, но как спрятать эти вмиг пролетевшие годы, когда тебе уже „под-шестьдесят“? И разве они промчались? Господи! Неужели? Их что, уже не вернуть? Но я же еще не жила! Посуди сам, Господи: то дети, которых надо было поднимать, то мужа моего ты к себе забрал, а еще эта нужда и безденежье, да беды, которых не ждешь, а они сами на голову сваливаются. А я ведь толком из-за всего этого и любить-то не научилась. Или, правильнее сказать, не смогла понять, что за чувство такое – любовь… С Толей, мужем, прожили недолго, не до любви было. Колю полюбила больше жизни и тут же его потеряла. А потом всех ухажеров отшивала, посылая их куда подальше. Помню, я уже работала заведующей детским садом, прибыла к нам комиссия из облоно с плановой проверкой. Во главе с таким холеным и сытым мужиком, что просто ужас! И он, узнав, что я вдова, стал меня преследовать. Да так, что никакого прохода! И когда мое терпение лопнуло, отчитала его. Что тут началось! Проверки за проверками! Замучили, думала, не выдержу. Но обошлось, хотя нервов помотали основательно. А его потом сняли, кажется, за взятку. Но это был неприятный случай, каких было совсем-совсем немного. В основном мужики попадались хорошие. А еще запомнился совсем забавный случай. Это было в конце войны. Я, как и многие мальчишки и девчонки, работала токарем на нашем авиационном заводе имени Сталина. И вот вытачиваю я свои втулки, и вдруг подходят к моему станку несколько начальников. О чем-то они поговорили, подержали готовые втулки, попрощались и пошли. А один из них, молодой и красивый, вернулся и спрашивает: „Как тебя зовут?“ Я говорю: „Нина“. – „А лет тебе сколько?“ – спрашивает. „Пятнадцать“, – отвечаю. „И ты в пятнадцать лет такую ответственную деталь вытачиваешь?“ – удивился он. И пошел догонять остальных. А в конце смены, когда я уже чистила станок, вдруг появился снова, только один. Достает шоколадку, подает мне и говорит: „Это тебе за хорошую работу. Я главный конструктор такого же завода в Куйбышеве. Вырастешь – приезжай, встречу“. И ушел. Я думала, он еще придет, но не пришел. А ту шоколадку мы всей семьей понемногу, маленькими кусочками ели. Дома я сказала, что ее мне вручили за хорошую работу на рабочем собрании. Про главного конструктора так никому и не сказала. Хотя помнила его долго».

Нина Михайловна посмотрела на настенные часы. Они показывали половину второго. «Пора включать телевизор», – решила она и подошла к нему, но не включила, вдруг вспомнив Галю. «Вот хотела посмотреть одну передачу по телевизору, – мысленно обратилась она к ней. – Женщина в ней должна быть, молодая и тоже, как ты, красивая. Вижу, очень нравится ей Саша. Да и я к ней как-то прониклась – ни отца у нее, ни матери, с мужем развелась… Вначале жалко ее было, хотела хоть как-то поддержать, а сейчас убедилась – хороший она человек. Правда, больно уж волевая и энергичная. Ну, так это же неплохо! И страшно мне, Галенька: вдруг у нее с Сашей что-нибудь завяжется? Но тебя я не предам, ни в коем случае! Сейчас даже телевизор не буду включать, чтобы ничего не видеть. Обещаю, Галенька». Нина Михайловна посмотрела в окно и удивилась: белый-белый снег укрыл крыши домов, улицы, огороды. «Красота-то какая! – восхитилась она. – А я сама с собой разговорилась. С чего бы это? Неужто и впрямь это от старости? Ох, держись, мать!» – подбодрила она себя и пошла на кухню растапливать печь и готовить обед. Но хозяйничала она на кухне недолго. Переживания за Марину – за то, как она выглядит и сможет ли ладно сказать, взяли верх над искусственным безразличием, и она, подкинув в горящую печь побольше дров, села перед включенным телевизором. И вовремя. Пожилой седой ведущий только начал представлять участников «круглого стола». Вначале представил Марину, глядя на нее такими пожирающе-маслеными глазами, что Нина Михайловна сразу же невзлюбила его. «Ишь ты! Туда же! Глазки строит пень старый. У нас пошире в плечах и помоложе мальчики есть», – проворчала она. Марина выглядела действительно превосходно – красивая, с изящно уложенными волосами. «И когда она успела это сделать? Это же не косу заплести», – удивилась Нина Михайловна. Держалась Марина естественно, не рисуясь и не обращая внимания на телевизионные камеры. В отличие от двух полных, ярко накрашенных дам – директора Пермской галереи и директора Березниковского краеведческого музея, сидевших в напряженной позе с каменными лицами справа и слева от Марины. И вдруг камера наехала на Александра и Леонида, сидящих рядом и о чем-то разговаривающих негромко друг с другом. «Мальчики мои! А вы-то как сюда попали? Ну, Марина, не можешь ты без наших парней и шагу сделать… Или не хочешь», – разволновалась мать. Она готова была смотреть и смотреть на своих «мальчиков», но тут неприятный ведущий предоставил слово Марине, зачем-то придвинувшись к ней чуть ближе. Марина удивленно посмотрела на него, но тут же перевела взгляд на передающую камеру, поблагодарив пермских телезрителей и комитет по телерадиовещанию за участие в просмотре передачи и за организацию этой программы. Не забыла она сказать спасибо и обеим директрисам, заявив, что без их участия и помощи фильм мог и не получиться. «Ох и дипломат ты, девочка! Тебе бы послом в какой-нибудь Америке работать. Мигом бы всю ругань прекратила!» – восхитилась Нина Михайловна и стала слушать Марину. Та рассказывала очень интересно. Начала с истории создания деревянных скульптур богов, а закончила просто захватывающим сообщением об авторах, создавших уникальные скульптуры. Все ее выступление сопровождалось демонстрацией фрагментов ее фильма. В результате создавалось впечатление, что слушатель или телезритель сам является участником увлекательной экскурсии по галерее или по Березниковскому музею. В конце своего захватывающего рассказа Марина сделала такую длинную паузу, что Нина Михайловна забеспокоилась: не забыла ли она то, что хотела сказать? Но заволновалась мать напрасно. Как-то незаметно для всех в руках молодой красавицы-режиссера оказалась маленькая статуэтка, та самая, которую она показывала у Нины Михайловны утром. Марина поставила фигурку на стол, сказав, что это и есть тот самый приз, который берлинское жюри присудило ее фильму и за который боролись больше двадцати маститых режиссеров со всего мира.

– И когда один за другим они стали подходить к микрофону, возле которого я стояла, чтобы поздравить меня, причем делали очень искренне, даже без тени зависти, я не выдержала и заплакала… Сейчас, дорогие пермяки, – сказала Марина, – я испытываю подобные чувства…

«Ай да Марина! Какая же ты молодец!» – прослезилась Нина Михайловна. И тут же чуть не упала со стула, на котором сидела, увидев на экране, как, пошептавшись, Александр с Леонидом извлекли из-под стола огромный букет белых роз и, прошагав к Марине, упали на одно колено, протянув ей розы. «Поздравляем с победой русского фильма в немецком Берлине!» – дружно, в один голос отрапортовали они, поцеловали галантно руку смущенной Марине и как ни в чем не бывало уселись на свои места. Это произошло так быстро и неожиданно, что растерялся даже несимпатичный ведущий. Но он все же заставил себя присоединиться к поздравлениям молодых людей и попытался вызвать на беседу скучающих директрис. Но разговор со скованными дамами не получился, так как на все его вопросы и подсказки они заученно отвечали: да, помогали чем могли и успеху фильма очень рады. Нина Михайловна за этой скучной сценой почти не следила, так как по-прежнему находилась в состоянии восторга от того, что отмочили ее ребятки. «Какие же вы молодцы, мальчики! Это же надо так ладно все проделать! Когда же вы успели отрепетировать? А розы? Где достали это чудо? А телевизионщики? Ни единого цветочка! Позор! Конечно, такие розы стоят хороших денег. Ну да бог с ними, с деньгами! Не в них же счастье, правда?» Нина Михайловна на радостях выпила любимой валерьянки и решила проследить за тем, что будет дальше, переживая теперь уже не только за Марину, но и за Сашу с Леней, боясь, как бы они не выкинули еще что-нибудь. А между тем передача продолжалась, но уже не по заранее подготовленному сценарию. Понимая, что из неразговорчивых директрис больше выжать ничего не удастся, потускневший ведущий снова обратился к яркой москвичке, зачем-то опять придвинув к ней свой стул, на котором сидел. Его вопрос был простым и касался дальнейших планов столичного режиссера. Но Марину, как показалось Нине Михайловне, он обрадовал. И она, все больше зажигаясь, стала рассказывать, как познакомилась в Березниках с прекрасными людьми – нефтяниками, как была очарована рабочими-буровиками, побывав на бурящейся скважине, убедившись, как нелегко добывают эту самую нефть… После чего дала себе слово добиться согласия руководства своей студии на съемки фильма о нефти и нефтяниках. Средства на этот документальный фильм выделены, вскоре начнется разработка сценария, поиск места съемок и консультантов будущего фильма, закончила Марина, добавив, что два консультанта Василенко Александр и Смольников Леонид присутствуют на этой передаче и готовы дать первый комментарий о фильме. «Может быть, начнете вы, Александр?» – предложила Марина, обращаясь к Василенко. «Ай да Марина! Уже вместо ведущего заправляет! – восхитилась Нина Михайловна и тут же стала болеть за сына: – Не подведи, Саша, заступись за свою профессию!»

– Все мы любим сытно и вкусно поесть, красиво и модно одеваться, нам нравится ездить на машинах, летать на самолетах, плавать на кораблях и пароходах, – спокойно начал Александр, глазами встречаясь с каждым, кто сидел за круглым столом. – Нередко восхищаемся действительно отличными фильмами и спектаклями. Наконец мы стали спокойно спать и отдыхать, зная, как надежно защищены мы от врагов нашей славной армией. И ко всему этому благополучию мы привыкли, забыв – или не зная, что все эти блага у нас появились благодаря… – Александр сделал паузу и посмотрел в направленную на него камеру, – …благодаря нефти. Которой у нас достаточно не только для удовлетворения своих внутренних потребностей, но и для того, чтобы по низкой цене продавать ее нашим многочисленным друзьям и сторонникам за рубежом. Хочу, чтобы меня правильно поняли. Конечно, нефть – это деньги, которые мы выручаем, продавая ее направо и налево. Но прежде всего нефть – это сотни, тысячи тончайших и ценнейших нефтепродуктов, без которых наша современная жизнь была бы просто невозможна. И становится непонятно, почему поистине героический труд геологов, буровиков, эксплуатационников, добывающих эту самую нефть, нередко вдали от своих семей, днем и ночью, в жару и в холод, никак не освещается? Нет ни хороших книг, ни спектаклей, ни фильмов, со знанием дела, профессионально рассказывающих о жизни и труде нефтяников. Поэтому фильм, который будет снимать Марина Сергеевна, просто необходим, так как поможет, пусть частично, устранить эту несправедливость.

Не успела Нина Михайловна обрадоваться блестящему выступлению сына, как слово взял Леонид:

– Полностью согласен с тем, что сейчас сказал мой коллега Александр Василенко, – Смольников произносил слова жестко, будто чеканил. – Но Александр забыл упомянуть телевидение, которое абсолютно равнодушно к «нефтяной» теме. Хотя его хватает на осточертевшие милицейские боевики, и на трансляцию бесчисленных и бесталанных ВИА с их безголосыми солистами, и на пошлые шоу. Этим же страдает и наше пермское телевидение, начисто забывшее о своих земляках-нефтяниках. А я напомню, что наша область занимает четвертое место в стране по уровню добычи нефти. И благодаря нашей пермской нефти машины, танки, самолеты и флот в годы Великой Отечественной войны не испытывали дефицита в керосине, бензине, солярке и машинных маслах. В этой связи мне припомнился один случай, о котором следует рассказать. Как-то я оказался на областном партийном активе, который вел Первый секретарь обкома партии Борис Всеволодович Коноплев. Для очередного выступления на трибуну поднялся буровой мастер Осинского управления буровых работ, Герой Социалистического Труда Азанов Геральд Васильевич. Высокий, молодой, в черном костюме и белой сорочке, с красивым галстуком и Звездой Героя на лацкане пиджака.

– Геральд Васильевич, – обратился к нему Коноплев, хорошо относившийся к нефтяникам, – у вас на груди только Звезда Героя, а где же орден Ленина, который полагается к Звезде? Почему его не носите? Где-то прячете?

– В кармане у меня орден Ленина, Борис Всеволодович. Вместе с остальными правительственными наградами.

– Как? Вы носите награды в кармане? Может, покажете, что там у вас?

Геральд Васильевич без тени смущения запускает свою широченную ладонь в карман брюк и выкладывает на трибуну целую гору орденов и медалей: орден Ленина, орден Октябрьской Революции, орден Дружбы народов, «Знак Почета» и еще десяток медалей. Зал замер. Все знали, что шутить с царем Борисом – так за глаза звали Коноплева – опасно. Но Борис Всеволодович был спокоен.

– Тогда объясните всем нам, Геральд Васильевич, почему вы такие высокие правительственные награды прячете в карманах?

– Объясняю для всех присутствующих, – твердо заявил Азанов, – почему я так поступаю. Я очень ценю и уважаю все награды, которыми меня удостоило наше правительство. Но есть одна самая высокая награда – звание Героя Социалистического Труда. И если Звезда есть на груди, значит, у того, у кого она сияет, есть еще награды! Так обязательно ли их выставлять? Хотя, может быть, я и не прав, извините.

– Не буду комментировать наш разговор. Думаю, он не нуждается в этом. – Борис Всеволодович встал из-за стола президиума, подошел к Азанову и пожал ему руку. А в микрофон сказал, обращаясь к сидевшим в зале: – Нам бы тысячу-другую таких Азановых – мы бы такой крутой социализм построили!

Позже, перепрыгнув через все ступени карьерного роста, Геральд Васильевич стал начальником Краснокамского управления бурения. Двое его сыновей-близнецов, закончив политехнический институт, тоже стали нефтяниками. – Смольников замолчал, но вдруг заговорил снова: – Хочется спросить: почему о таком незаурядном человеке до сих пор ничего не написано, не снято даже минутного ролика? Кстати, в нашем Пермском институте буровой техники группа ученых изобрела объемный забойный двигатель, проще говоря, турбобур для бурения скважин, который произвел революцию в технике бурения. Двигатель получил золотую медаль на Всемирной нефтяной выставке в Париже. Американцы, с которыми мы соревнуемся в вопросах бурения, увидев его на выставке, просто сошли с ума и даже хотели украсть выставленный экземпляр. А узнав, что мы этим турбобуром пробурили на Кольском полуострове сверхглубокую скважину, глубиной, какой никто и нигде не достигал, – 15 километров, предложили немыслимые деньги за хотя бы десяток таких двигателей, которые слезно умоляли им продать. К счастью, правительство отказало им в этой просьбе и правильно сделало. Сейчас американцы пытаются создать аналог нашему забойному двигателю, но пока у них ничего не получается. И слава Богу! Почему и зачем я тут исповедуюсь? А для того, чтобы наше родное пермское телевиденье перестало заниматься мелкотемьем, а сосредоточилось на поисках настоящих героев-тружеников, которых у нас немало. Их и искать-то не надо, они сами приходят. Вот рядом со мной сидит один из таких «неприглашенных», уже знакомый вам Александр Василенко, который без конца одергивает меня, мешая говорить. Ну, скромный он товарищ! А ведь он и есть один из главных конструкторов уникального двигателя, о котором я только что говорил. Но кто об этом знает? Хотя, может быть, после этой передачи его станут узнавать на улице. На улице-то узнавать, может, и будут, а вот пригласят ли после этой передачи на телевидение – большой вопрос… Заканчиваю. Наш уважаемый ведущий Эдуард Львович показывает мне, что пора закругляться. Что я и делаю. Действительно, мы с Александром наговорили столько, что… Но поймите нас – очень уж много чего накопилось, накипело. Ну и высказались… Вам, Эдуард Львович, конечно, достанется, поэтому валите все на нас, мол, какие-то ребята неуправляемые, не умеют себя вести, впервые перед камерами и все такое… А мы уж как-нибудь все это переживем, а перед вами извиняемся. И последнее. Марина Сергеевна! Вся буровая бригада благодарит вас за прекрасные фотографии и снова ждет в гости. После вашего визита на буровую парней просто не узнать: на вахту приезжают чуть ли не в галстуках, чтобы моложе выглядеть, всю растительность, что росла на лице, посбривали. А какие вежливые, Марина Сергеевна, стали! Просто жуть! Общаются вежливо и только на «вы». Вы, говорят, Иван Иванович, извините великодушно, не вспомните, мать вашу, куда делись мои рукавицы? И все в таком духе… Я сейчас пытаюсь шутить, чтобы было не так грустно расставаться с вами, дорогие друзья, – Леонид обвел взглядом присутствующих. – Кто-то из вас, возможно, подумает: какие же мы друзья? Да, мы еще не стали друзьями, но если, разойдясь сейчас, не потеряем друг друга, а будем встречаться, помогая каждый каждому, то, я уверен, со временем крепко подружимся.

Наступил уже поздний вечер, когда во дворе послышались шаги сына. Мать встретила его у порога. Помогла ему раздеться и тут же не удержалась от упрека:

– Все-таки выпили? А нельзя было обойтись без нее?

– Ну мама! Такая передача – и не обмыть ее…

– Ладно, бог с ней, с выпивкой! Верно говорят: победителей не судят. Что с Мариной? Проводили ее?

– Конечно, еще как. Но на последний самолет все же успели. А вот к нам заехать времени не осталось, извини, мама.

– Давай пройдем в комнату, сядем на диван, и ты спокойно мне все расскажешь.

– А что рассказывать? – Александр устроился на диване, прижавшись к матери. – Ты же видела передачу? Ну, значит, все знаешь. А дальше… Когда передача закончилась, телевизионщики пригласили всех на чай. Но мы вежливо отказались, сославшись на то, что Марине нужно срочно возвращаться в Москву. И ушли, поймали машину и поехали в «Горный хрусталь»… – Но, по-моему, это очень дорогой ресторан…

– Но не в «Утюг» же Марину вести? Там засиделись, о чем только не говорили! Глянули на часы, а, оказалось, до последнего рейса на Москву остался час. Но попался лихой частник, за полчаса довез нас до Савино.

– Расплатиться-то хоть успели? – осторожно поинтересовалась мать.

– Понял, что тебя волнует. Мы с Леней скинулись, хотели расплатиться, но Марина категорично запретила нам это делать. Чуть не поссорились даже. Пришлось ей уступить.

– Ну, за такую охапку роз можно и ресторан оплатить, – не унималась мать.

– Ты все о деньгах! С тобой невозможно разговаривать.

– Прости, о деньгах больше не буду вспоминать. Но такие розы, с ума можно сойти…

– Леня достал по блату из каких-то, кажется, обкомовских теплиц. Продали за полцены, когда узнали, что он работает у Гуриненко первым заместителем. Так уважают Григория Павловича.

– Вы, конечно, оба молодцы, особенно Леня. Так все развернул и, когда понял, что перегнул палку, умудрился расстаться по-хорошему. Как вы с телевизионщиками распрощались? Неужели они не обиделись?

– А на что обижаться? На правду, которую мы сказали? Друзьями после этой передачи не стали, но разошлись как цивилизованные люди. На той неделе они обещали приехать в институт снимать ролик о нашем объемном двигателе. Кстати, после нас должны были показать фильм о деревянных богах. Ты его посмотрела?

– Нет, сынок. Не стала смотреть, так устала, переволновалась, дело до валерьянки дошло.

– Часто ты к ней стала прикладываться, не бережешь себя. Может, отправить тебя куда-нибудь полечиться, заодно и отдохнуть? В ту же Усть-Качку, например?

– Что ты, Сашенька! Я хорошо себя чувствую. Ну, чуть понервничала, иногда слезу пускала, что из этого?

– А «из этого», как ты говоришь, выходит, что надо лечиться, чтобы слезы твои из глаз не капали. Словом, после Нового года возвращаемся к такому же разговору, договорились?

– Хорошо, сынок, договорились. Но еще задержу тебя на минуту-другую. Забыла спросить: ужинать будешь?

– Что ты, мама! После «Горного-то хрусталя»?..

– Тогда последний вопрос: как расстались с Мариной? Не хотела спрашивать, но не выдержала.

– Если очень-очень честно, то было грустно. То есть если честно говорить. Хотя Леня пытался веселить, рассказывая анекдоты. Мы прошли до трапа, обнялись, а когда она стала подниматься в самолет, то не выдержала и заплакала… Забыл передать от нее привет. И еще она очень – несколько раз – извинялась, что не получилось снова встретиться и попрощаться с тобой. Говорила, что ты написала ей какое-то особенное письмо, которое она теперь всегда носит с собой. Что за письмо ты написала?

– Ничего особенного. Просто откровенно под настроение выговорилась. Знаешь, сынок, я внимательно следила за тобой на экране, любовалась тем, как ты эффектно выглядишь, как убедительно говоришь. А сама все думала: ну почему ты такой одинокий? Да, у тебя есть друзья, это очень даже неплохие ребята. Но у них у всех уже семьи, дети, любимые жены. А у тебя? Нет никого. Появилась Галя, а вместе с ней надежда: еще немного – и внучат нянчить буду. И где они, наши с тобой внучата? Боюсь тебя обидеть этими словами и разговорами, но эта неизвестность… не дает покоя. И еще Марина… Пойми, я по-прежнему люблю Галю, как родную, и как-то, по-моему, говорила об этом тебе. Но эта добрая, красивая и тоже одинокая москвичка все больше нравится, в том числе и тебе. И это, сынок, объяснимо: девушки, как Марина, на вес золота – такой она замечательный человек. Так что нам с тобой теперь делать? Не пускать ее в дом? Дать, как говорят, от ворот поворот? Но ни я, ни ты не способны на такие поступки. Потому что это жестоко и, главное, совершенно несправедливо. Я смотрю, ты не реагируешь на мои слова. А я надеялась, что у нас получится серьезный разговор.

– Считай, что такой разговор состоялся. Молчал же я потому, что мне нечего было ответить. Ты, как всегда, права. Марина и правда просто чудо. Без отца, без матери, разведена – не жизнь, а сплошная боль! И хоть бы полслова жалобы! Просто феноменальная стойкость. Спрашиваешь, что нам с тобой делать, как себя вести? А думаешь, я знаю? Хотя все-таки есть один совет: надо сохранить нынешние деловые, дружеские отношения. Тем более что дел впереди уйма! И с телевизионщиками придется заниматься, и что-то по фильму делать, и диссертацию заканчивать, будь она… Леня до Нового года собирается в квартиру здесь заселяться, как не помочь? И это все, не считая каждодневных дел на работе и поездок по буровым, надо делать. Пытаюсь не утонуть, не погрязнуть в деловой суете, но получается не всегда. А Галю, мама, помню, дня не проходит, чтобы о ней не думал. Как она там, не болеет ли? Даже ревновать начал к этому Игорю. Вдруг у них там все наладится? Поведет он себя как человек, и Галя простит его…

– Вот об этом я тебе запрещаю думать, слышишь? Галя не из тех девушек, что могут обмануть. Так что успокойся. Кино-то когда посмотрим?

– Не сегодня – завтра принесу видеомагнитофон, вот тогда хоть до утра будем смотреть этих богов. А сейчас, как в армии, отбой! То есть по кроватям.

Есть такая расхожая фраза: «утром он проснулся знаменитым». Чаще всего так говорят об актерах, блестяще сыгравших в фильме главную роль и ставших после этого узнаваемыми. Что-то подобное случилось и с Александром. Едва на следующий день после телеэфира он появился на работе, как раздался телефонный звонок. Звонил Анатолий Деменко, приятель, с которым он учился в политехническом институте. Большой любитель красивых молодых женщин, Анатолий поздравил его с «освоением» телевидения, поинтересовавшись, где он нашел, как выразился Анатолий, «такую сказочно-восхитительную во всех отношениях фею». «В Березниках, – скромно успокоил приятеля Александр. – Увидимся – сообщу подробности». Следом, после Деменко, позвонили еще двое бывших однокурсников. Затем прозвучал звонок от друзей с Калининского завода, напомнили о себе и телевизионщики, предупредившие о своем приезде в институт в первой половине дня завтра. Однако самым неожиданным был звонок главного геолога объединения «Пермнефть» Спартака Ароновича Винниковского. Одинокий холостяк, высокий, с большим лбом, переходящим в лысину, и в толстых роговых очках, он считался одним из самых эрудированных геологов Министерства нефтяной промышленности. Винниковский на память знал историю открытия всех крупнейших нефтяных и газовых месторождений страны с их характеристиками: объем запасов нефти или газа, проницаемость пластов, дебит скважин, способ эксплуатации и другие. Винниковского все знали, побаивались и любили. Он же не боялся никого и ничего, говоря и отстаивая истину и правду там, где другие руководители боялись открыть рот. Звонок Спартака Ароновича Александр расценил как подарок Бога, потому что про себя уже давно решил – лучшего главного консультанта будущего фильма, чем Винниковский, не найти. И его поздравительный звонок Александру означал: главному геологу выступления молодых нефтяников на передаче понравились. Теперь оставалось уговорить Марину выйти на разговор с ним, чтобы добиться его согласия на участие в фильме.

Александр убрал в стол раскиданные на нем бумаги и уже собрался уходить, как вдруг зазвонил молчавший в конце рабочего дня телефон. «Да когда же наконец закончатся эти звонки?» – с раздражением подумал он, поднимая трубку.

– Саша, это ты? – послышался в трубке женский голос.