Смутное время. Документальный рассказ о службе в милиции в смутные, переходные времена

Постепенно я пришёл к мысли, что мне пора идти на живую работу в одну из таких групп задержания, причём не водителем.

Я пришёл к начальнику Автохозяйства №1 ГУВД, в кадрах которого числился, с рапортом о моём переводе в ОВО Октябрьского района.

Начальник заявил, что не видит оснований для моего перевода. Я на ходу выдумал весомый аргумент, спросив у руководителя, сможет ли он обеспечить меня жилплощадью, т. к. я недавно женился (что было правдой – 10 июля 1981 года стал днём рождения нашей семьи, мы с Ирочкой стали мужем и женой) и мы якобы ждём ребёнка. Начальник удивлённо-испуганно ответил, что жильём Главк не располагает. Ну, я и наврал, что в районе мне обещали предоставить жилплощадь.

Таким хитрым образом я получил необходимую мне резолюцию на рапорте о переводе и с полученным в отделе кадров бегунком (обходным листом) весело побежал по многочисленным подразделениям собирать необходимые автографы.

Но неожиданно возникла проблема в родном Управлении, некий полковник Иванов, отказался поставить свою драгоценную подпись, замечу последнюю в длинном списке «обходного», потребовав от меня обеспечить прибытие к нему в кабинет всех моих сменщиков, а их было трое, причём одновременно.

Цель вызова, а пусть все трое заявят товарищу полковнику, что не имеют ко мне претензий… Много я насмотрелся в Советской Армии на маразматиков офицеров и дебилов прапорщиков, но в органах правопорядка столкнулся с кретинизмом пока впервые.

Что делать? Собрать четырёх человек одновременно у пятого, когда у троих из них выходной, было физически нереально. Накрывался мой перевод на ровном месте. Но включив военную смекалку, я напротив фамилии Иванова в «бегунке» поставил размашистую закорючку, резонно предполагая, что в отделе кадров Автохозяйства ГУВД, вряд ли знают подпись одного из начальников многочисленных отделов УВО, и о чудо, моя афера удалась. Мой перевод в район состоялся…

«Работа в группе задержания»

И вот я, младший сержант милиции Сергей Гаранин, назначен милиционером дивизиона милиции ОВО при Октябрьском РУВД Ленинграда. Дивизион, со временем переименованный в роту милиции ОВО, базировался в здании 1-го отделения милиции на ул. Якубовича, дом 16.

В первую мою смену в новой должности, я был назначен «резервным», с моей дислокацией с вечера и до утра в дежурной части 1-го отделения. В дежурке я сел в уголок, чтобы никому не мешать.

К полуночи, как в сказке, в отделении начались движуха и метаморфозы. Прибыл дежурный наряд с двумя огромными дюралевыми чайниками, как потом я узнал, с винного завода «Арарат» привезли некий винный концентрат.

Прибывший на дежурном УАЗике наряд, заволок сию тару в «телетайпную», и дежурная смена по одному, а то и по два стала туда регулярно захаживать, постепенно превращаясь в сказочных придурков, благоухающих винным амбре.

Во втором часу ночи меня, наконец, заметил помощник дежурного. Выпучив на меня замутнённые глаза, икая и отрыгивая мне в лицо украинским борщом, старшина грозно спросил кто я такой?

– Ну, так, резервный от ОВО, – признался я.

Старшина метнулся к дежурному по отделению, и они дружно заволокли меня в телетайпную.

Старшина накатил мне из чайника в полулитровую эмалированную кружку, резко пахнущую спиртным тёмно красную и почему то мутноватую жидкость, а капитан, тоном, не терпящим отказа, приказал:

– Пей!

– Я не пью, – скромно промямлил я.

Дежурные встревоженно переглянулись, а старшина, выпучив глаза, но теперь уже на капитана, злобно прошипел тому:

– Заложит…

И тут у меня сработал инстинкт самосохранения, и я неожиданно бодро выпалил:

– Да говно вопрос…, – и полулитровая кружка в мгновение ока, как в воронку бензобака была залита мною в рот.

По лицам дежурных растеклась умиротворённая улыбка, и я был выпущен из душной, без окон комнатёнки с занимавшим большую её часть деревянным телетайпом и разложенными на нём салом, луком, хлебом и трёхлитровой стеклянной банкой с ярко-красным борщом.

Я вновь забился в обжитой мною ранее угол дежурки, и меня вновь перестали замечать.

За показавшуюся мне бесконечной ночь, пьянющий в драбадан наряд выезжал на какие-то заявки, но неизменно вновь возвращался с полными чайниками зелья, видимо по пути заезжая на винный заводик.

Так я впервые увидел деятельность милиции изнутри, так сказать изнанку нашей рабоче-крестьянской милиции.

К слову о рабоче-крестьянской, хочу заметить, что 100% личного состава дивизиона, как в прочим и взвода ППС, базирующегося там же, в 1-м отделении – были приезжими, в основном из деревень и посёлков нашей необъятной Родины, коренных Ленинградцев не было вообще. Я долго не мог привыкнуть к их деревенским выражениям – залазь, вылазь, на том угле (углу!), ихние, обои (оба), пинжак, лабалатория, тубаретка, не говоря уже об ударениях. Особо коробило предложение дать им в долг денег. Звучало оно неизменно в такой форме:

– Займи рубль, – я же отвечал, что мне не надо.

Чтобы не прослыть снобом, и как писали Ильф и Петров – интеллигентом паршивым, я ребят не исправлял.

Довольно быстро я был назначен старшим экипажа группы задержания, а вскоре мне было присвоено очередное звание сержанта милиции, и Ирочка предложила мне пойти учиться, чтобы стать офицером.

Я долго отказывался, т. к. не видел для себя интересных офицерских должностей. Командир взвода, участковый, опер – виделись мне должностями скучными, сидячими, они таскали с собой кучу бумаг и вечно что-то сосредоточенно писали.

Мне же нравилась работа живая, активная и рискованная. Нестись по «тревоге» на ревущей «сиреной» с проблесковыми маячками машине, бегать по этажам с пистолетом в руке. Как это было интересно и романтично.

Вначале я пошел подавать документы на заочное отделение юридического факультета ЛГУ (государственного университета). Но в процессе поступления выяснилось, что один из вступительных экзаменов – иностранный язык, причём обязательно тот, что указан в аттестате о среднем образовании. На моё несчастье, в моём дипломе об окончании ПТУ ошибочно проставили не английский, а немецкий иностранный язык.

Я семь лет изучал английский, а по немецки знал только пару слов, типа – хенде хох, да Гитлер капут…

Я поехал в Стрельну и подал документы на заочное отделение ЛССШМ МВД СССР (Ленинградская специальная средняя школа милиции). Но вступительные экзамены завалил и решил всё же вновь поступать туда же в следующем году, но уже более подготовленным.,

28 июня 1982 года у Ирочки начались предродовые схватки и мы, желая рожать исключительно в НИИ акушерства и гинекологии им. Отта, где была минимальная статистическая смертность, пешочком, через Благовещенский мост пришли на Менделеевскую линию Василевского острова, где Иришка в тот же вечер родила нашего первенца, будущего капитана милиции Артёма, я счастлив.

10 ноября 1982 года вверенный мне экипаж группы задержания заступил на 12 часовую ночную смену. Около полуночи все ночные экипажи были срочно вызваны в РУВД, где нас дополнительно вооружили автоматическим оружием, по «калашу» на экипаж, а также приказали усилить охрану банков, не разъясняя причин.

При движении к Внешторгбанку на ул. Герцена (ныне Большая Морская), доставляя туда для усиления его охраны «резервного» милиционера, обратил внимание на появившуюся в центре города военную бронетехнику и большое количество пожарных машин.

Во Внешторгбанке постовые милиционеры сообщили мне, что по телевизору, почему то не показали ежегодный праздничный концерт посвящённый Дню милиции, вместо концерта транслировался балет «Лебединое озеро».

Утром я пришёл домой на Красную, ныне Галерную улицу и завалился спать. Но вскоре меня разбудила Иришка, сообщив испуганно, что по радио сообщили, что умер руководитель страны Леонид Ильич Брежнев…

Ириной бабушке Татьяне Антоновне Нарубиной, а по домашнему Тэте, как заслуженному персональному пенсионеру выделили в поднаём государственную Дачу в Солнечном-2. Ира на всё лето с Артёмом и кошкой Чёркой выезжала на Дачу, ну а я мотался туда на электричке с работы и обратно.

Замечательное место, прекрасное время. На Даче я усиленно готовился к поступлению в спецшколу милиции, что дало результат – в сентябре 1983 года я стал слушателем заочного отделения Ленинградской спецшколы милиции.

Отрабатывая сигналы тревоги по сработавшим сигнализациям на охраняемых объектах, в т.ч. в квартирах ленинградцев, мы получали от дежурного ПЦН (пульт централизованного наблюдения) ключ-номер на охраняемый объект, по номеру которого из бортовой картотеки поднималась карточка со схемой объекта и данными на ответственных лиц, ну а в квартирах их жильцов.

Здесь то я и обратил внимание, что основная масса охраняемых нами квартир расположена на канале Грибоедова. Причём, буквально в 99% там проживают люди с еврейскими фамилиями.

На всякий случай поясню, что я не антисемит, я люблю и уважаю еврейский народ, здесь озвучивается чисто статистика. На фоне этой статистики у меня и родилась, впоследствии крылатая среди ГЗшников поговорка:

– Чем отличается Суэцкий канал от канала Грибоедова. А тем, что на Суэцком канале евреи живут по одну его сторону, а на канале Грибоедова в Питере – по обе.

Не так давно, уже в наши дни, я прочитал книгу Михаила Веллера «Легенды Невского проспекта», где с удивлением увидел там мою поговорку, представленную Веллером как народное творчество.

Неужели это выражение я ранее вычитал, и оно всплыло у меня в голове уже после, подумал я.

Мучимый этим вопросом, я залез в википедию и с удовлетворением узнал, что книга Веллера вышла в 1993 году, т. е. через десять лет после этого моего крылатого высказывания…

Передаёт нам как то дежурная ПЦО сигнал «тревоги» в дом, расположенный на Театральной площади, в котором кстати находится Итальянское консульство, а в том же здании, в соседней парадной и «сработала» сигнализация в охраняемой квартире.