Love Tour

– Не угадали.

– Параллельная? – схохмил он.

Лёгкая улыбка промелькнула на устах Агнии.

– Ваша ирония явно подразумевает неприятие очевидного. На самом деле, всё гораздо проще. Дело в том, что у нас повсюду установлены глушилки ненависти.

– Глушилки ненависти? – удивилась Карма.

– Да, – подтвердил великий магистр, – очень похожие на те, которые в советское время глушили вражеские голоса. Кроме того, по всему городу у нас развешаны низкочастотные магнитно-импульсные генераторы любви.

– Ух ты! – удивилась Леся. – Генераторы любви?

– Когда люди впервые попадают к нам, – добавила Агния, – они вначале не понимают, реально ли то, что они видят и слышат. А всё потому, что они попадают к нам зашоренные, – со значением посмотрела она сначала в красные очки Ульяны, а затем в чёрные очки Сержа, – да ещё с заткнутыми ушами.

– Что? – напрягся он, будто не расслышав, и тотчас вынул один из наушников. – Вы имеете в виду меня?

– Я имею в виду всех, кто впервые попадает в нашу глубинку. Здесь сразу заметно, что многие хоть и слушают тебя, но не слышат, смотрят, но не видят. Вернее: видят только то, что хотят увидеть.

– А я, например, и в чёрных очках всё вижу, – сказал вдруг Серж, – и в наушниках всё слышу.

– А сейчас мы это и проверим, – вновь послышался из динамика голос великого магистра.

Он заметил, что любовное заклинание почему-то перестало действовать на некоторых странников любви, поэтому срочным образом решил исправить положение.

– Дорогие друзья, закройте все на минутку глаза, – внушительным голосом произнёс магистр.

Все, кроме фурии Ульяны, тотчас исполнили словесный приказ гипнотизёра.

– И вы, Ульяна.

Фурия осталась непреклонной.

– Напрасно всё это, – недовольно сказала она. – Я не боюсь гипноза. Я абсолютно негипнабельна. Я сама кого хочешь, могу ввести в транс.

– И вы, Серж, – обратился к нему магистр.

– А вы что, видите мои глаза? – удивился он.

– Я всё вижу, – ответил магистр, хотя чёрные стёкла реально скрывали глаза стихотворца.

– Я просто не хочу, чтобы меня гипнотизировали, – признался Серж.

– Не бойтесь. Я не буду заставлять вас под гипнозом срывать невидимые цветочки. Вы будете в полном сознании. Гипноз – это не страшно. Вы находитесь под ним по меньшей мере два раза в день: когда засыпаете, и когда просыпаетесь. Гипноз – это всего лишь изменённое состояние сознания, пограничное состояние между сном и бодрствованием. Как только вы пробудитесь, уверяю вас, у вас начнётся новая жизнь.

Серж склонил голову вниз и, по всей видимости, закрыл глаза. Великий магистр продолжил:

– Давайте на секунду отвлечёмся от тех установок, с которыми вы приехали сюда. От всей той политики, от всех тех лозунгов в бигбордах и говорящих голов в зомбовизоре. Забудьте всё, что они вам внушали. Я стираю с вашей памяти все их прежние установки. Ведь телевидение сейчас превратилось в одно сплошное ненавидение. Как только я щёлкну пальцем, вы станете табула раса, вы откроете глаза и проснётесь.

Послышался характерный щелчок пальцами, после чего все ненавистники любви открыли глаза.

– Теперь вы будете воспринимать всё от сердца, а не от ума, – добавил великий магистр.

– Серж, – тотчас обратилась к нему Агния, – а теперь расскажите нам, что вы думаете о проблеме двуязычия в стране?

Серж демонстративно вытащил наушники из ушей и сказал:

– Я думаю, что здесь никакой проблемы нет. Она придумана политиками только для того, чтобы получить голоса и пройти в парламент. Надо, наконец, признать, что у нас не одномовная страна.

– Мне послышалось? – удивилась фурия Ульяна.

– Как это так? – не понял силен Владимир.

– Ты как всегда ослышался, – шепнул ему сатир Юлий.

– Наверно, ты хотел сказать, – изумлённо посмотрела фурия на Сержа, – что у нас одномовная страна.

– Нет, вам не послышалось, Ульяна, – замотал головой панк-купидон, – и вы не ослышались, Юлий и Владимир. Наше общество двуязычное, и насильно принуждать к соловьиной, а также бороться с запретным языком, значит только вредить мове. В нашей державе прекрасно уживаются и говоруны и щебетуны. В Харькове, где большинство людей говорит на русском языке, я щебечу на державной мове и чувствую себя абсолютно комфортно. На самом деле, всё зависит от твоего отношения к социуму. Если ты самодостаточный человек, ты не будешь замечать какое-то давление извне.

– Серж, я тебя не узнаю! – пробуравила его злыми глазами фурия Ульяна. – Что ты такое несёшь! Ты меня просто бесишь! Неужели на тебя так влияет голос этого магистра? Или это на тебя так подействовал липовый чай, который стал для всех сывороткой правды? Такое впечатление, что ты, действительно, попал в какую-то виртуальную реальность!

– Это вы там у себя живёте в виртуальной реальности! – не осталась в долгу Агния. – Вышли бы лучше из зомбука на улицу, да послушали, на каком языке говорят люди рядом с вами на большей части территории страны. А то живёте в каком-то придуманном мире, который навязали вам продажные сми, и говорите сплошными клише, которые они же вам и вдолбили ежеминутным повторением в течении многих лет.

– Мне никто ничего не навязывал, – ответила фурия, – я сама могу всё, что угодно, навязать.

– Дорогие мои, – вновь обратился к странникам великий магистр, – а теперь послушайте, что я вам скажу…Никогда не забывайте, что те, кого вы намеренно обидели в своей жизни, могут прийти к вам, как в страшном сне.

Вновь послышался характерный щелчок пальцами, отчего фурия вдруг вздрогнула.

– Что с вами? – удивился о.Владимир. – Почему вы вздрогнули?

– Я всегда вздрагиваю, – призналась Ульяна, – когда замечаю, как на мне обкатываются технологии НЛП. И тогда мне становится по-настоящему страшно. До мурашек по коже. От этой вашей магии.

– Не бойтесь, – сказал ей великий магистр. – Отныне вас окружает иной мир, где нет зомбовизора, сталкивающего людей лбами и соцсетей, разжигающих вражду. Вся ваша злоба осталась в прежней жизни. Вы это поняли?

– Да, – встряхнула она головой, словно сбрасывая с себя наваждение, – поэтому я хочу всем признаться: как ни странно, мне нравится говорить на запретном языке.

– Серьёзно? – полезли на лоб глаза Владимира.

– Да, – кивнула щебетунья, – когда-то я даже стихи на нём сочиняла.

– Вы сочиняли стихи на русском языке? – не поверил ей о. Владимир.

– А что вас так это удивляет? Мы дети советского времени. А Киев тогда был полностью русскоязычным. Он был глухой провинцией, в которой ничего не происходило. «Бухали и трахались» – так коротко можно описать мои студенческие годы. И мы все ездили в Москву за «духовной пищей». Походить по театрам, поработать в Ленинке, попасть через знакомых в Дом кино, – это было тогда большим счастьем…

– Не верю своим ушам, – с изумлением покачал головой пан Тюха.

А Серж демонстративно вновь заткнул свои уши наушниками, чтобы усладить свой слух очередной песней радио «Ностальжи»: