Love Tour

Все замерли, шокированные произошедшим. Видно было, как за красными очками фурии хлопали её ресницы. Первым прервал молчание свиноухий пан.

– Это у вас что? – предположил он. – Электрошокер?

– Нет, – ответила Агния, – это, всего навсего, магнит.

– Магнит? – удивилась фурия.

– Да, – ответила Агния, – магнит ненависти. Под этой оболочкой, – показала она на фигурку богини, – скрывается торсионный квантовый магнит. В отличие от обычного магнита он притягивает к себе не металлические предметы, а отрицательно заряженную злобу. Как вы уже заметили, если его направить на кого-то…

Агния вновь попыталась направить ножки фигурки на фурию, но та отчаянно замахала руками:

– Нет, только не это! С меня хватит!

– …то, – продолжила Агния, – он вытягивает из человека всю его наэлектризованную желчь и злость.

– Ух ты! – поразился сатир. – Но ведь теперь вся она перешла на вас.

– Нет, – улыбнулась Агния. – Венерка служит для меня громоотводом.

– Да как вы смеете испытывать на мне свой долбаный магнит! – вновь разъярилась фурия.

– Ульяна, – перебил её завораживающий голос великого магистра, – послушайте, что я вам сейчас скажу.

– Что? – задыхаясь от гнева, спросила Ульяна.

– Всё ваше внимание на моём голосе, – сказал он, после чего послышался характерный звук щелчка, издаваемого при помощи трёх пальцев, – вы ощущаете полное спокойствие и глубокую расслабленность во всём теле. Точно такую же максимальную концентрацию на моём голосе ощущают и все остальные любители ненависти и ненавистники любви. С каждым звуком моего голоса вы расслабляетесь всё больше и больше, напряжение спадает, вам уже не хочется рвать и метать, вы погружаетесь в приятное, очень комфортное состояние любви, где все вас любят, а вы любите всех.

– Не бывать этому! – возмутилась Ульяна.

– Бывать! – воскликнула Агния и едва слышно произнесла отрывисто три магичных слова, которые всегда действовали безотказно и мгновенно обезоруживали всех негодующих и воинственно настроенных зомби, побуждая их к миру и согласию:

– Ани! охев! отха!

– Что? – не поняла Ульяна и, набычившись, посмотрела на неё поверх красных очков.

– Слово – замок, ключ – язык, – торжественно произнёс великий магистр.

– Начиная с этой минуты, – добавила Агния, – ваша любовная одиссея начинается.

– Что за херню… – ещё по инерции гневно воскликнула Ульяна, но тут же осеклась, словно её перемкнуло. Руки её замерли и опустились, после чего она продолжила уже совсем другим тоном, более мягким и дружелюбным, – что за глупости вы несёте.

– Ну, вот, совсем другое дело! – с улыбкой подметила Агния и посмотрела в её глаза за красными линзами проникновенно и с любовью. – Как всё в этом мире меняется лишь от тона, с которым произносятся слова.

– Не всё! – решительно ответила Ульяна.

Щебетунья явно не поддавалась ни гипнозу, ни заклинаниям, ни воздействию магнита. Очевидно, над ней основательно поработали другие маги, заложившие в её подсознание такие программы, которые не поддавались переделке. Или всё дело было в этих красных линзах?

– В Великой Галиции это невозможно! – гневно продолжила фурия. – Это всё утопия! Один писатель-фантаст уже пытался создать у нас Духовную республику, основанную на дружбе и любви. И ничего у этого Бердника не получилось! Как можно дружить с теми, кто не уважает нашу мову? Как можно любить тех, кто говорит на языке врага? Мы с ними не братья и не сёстры. Между нами лежит непреодолимая межа.

– Соглашусь с Ульяной – это невозможно, – развёл руками сатир. – Любовь, которая была когда-то между нами, испарилась. Осталась только ненависть.

– Это у вас там в стране свидомых зомби невозможно, – уверенно ответила им Агния, не желая разжигать вечно тлеющий очаг вражды. – А у нас тут, за горами, в нашем заповеднике – вполне! У нас никто не называет своих сограждан на востоке врагами, никто не разделяет их на правильных и неправильных, на коренных и пришлых, на сепаров и патриотов.

– А также на адекватных и вышиватных, – добавил великий магистр, – на русов и украинцев, на малороссов и малополяков, на говорунов и щебетунов.

– У нас никто не строчит доносов на тех, кто говорит на запретном языке, – продолжила Агния, – никто не ходит днём и ночью с факелами, призывая гоблинов вешать орков на ветвях, никто не скачет толпой и не поёт «Путин хелло! ла-ла-ла-ла».

– Боюсь, что если так пойдёт дальше, – с горечью добавил великий магистр, – то вскоре на площадях запылают костры из книг, изданных при мордорской власти, совков заставят для опознания пришивать на ватники красную звезду, языкатых – смайлик с высунутым языком, а пособников «медвежьего мира» – нашивку «враг львов и галок».

Агния два раза взмахнула ручным зеркальцем в серебряной оправе.

Панк-купидон и магнит любви

Её будто кольнуло что-то в сердце.

– Нет, нет! – воскликнула она. – Надеюсь, такого не будет никогда! Тем более, в нашей заповедной зоне, где до сих пор живут русы или, как они ещё называют себя, русины, чей язык очень похож на древнерусский и мало похож на ополяченную мову. Да и сами руские у нас, в отличие от прочего русского мира, считают себя истинно рускими. С одной буквой с.

– Как это? – не поняла фурия.

– Как наследники и правообладатели Руси-Украины, а также Руского королевства и Руского воеводства в Речи Посполитой с центром во Львове.

– О чем вы говорите? Какая заповедная зона? В Великой Галиции нет и не может быть никаких автономий. У нас единая страна, и мова должна быть для всех только одна, – неожиданно поддержал Ульяну ангельски обаятельный красавчик. Гипноз на него, по-видимому, также не действовал.

Серж, Лев-Дева, 46. Рифмотворец и песнопевец. Солист эротической панк-ска-группы «Серж и зомбаки». Живой классик и секс-символ велгалита (великой галицкой литературы). Ходячий экспонат Харьковского литмузея. Ему выпала карта «Солнце». В игрушечном наборе великих галицких писателей он был вылеплен в образе покровителя муз Аполлона с лирой в руках и в солнцезащитных очках.

Он был куспидом, то есть тем уникальным человеком, рождённым на границе двух знаков зодиака и сочетавшим в себе признаки обоих созвездий, которого порой раздирали противоречия: как Лев, он постоянно желал быть на виду, как Дева, старался не привлекать к себе особого внимания.

Миловидный, как девица, песнопевец был невысок и худощав, и чем-то похож на купидона – с голубыми ясными глазами, с изящным носиком с горбинкой, с эльфийскими влитыми ушками без мочек, и ко всему ещё с невидимыми ямочками на щеках. К тому же он был гладко выбрит, в отличие от остальных мужчин. Только виноградной лозы, обвитой вокруг чела, не хватало этому любимчику Вакха и вакханок для полного образа.

В файлах великого магистра панк-купидон значился, как чёрный романтик. Хотя в жизни он был, скорее, эпатажным прагматиком, а чёрный цвет доминировал не только в его внешнем облике, но и во всём его совершенно не романтическом творчестве.

Вот и сейчас его чёрные джинсы и чёрная футболка с ясно читаемым матюком «Вчiть, *лядь, нашу мову!» и портретом Пако на груди, свидетельствовали о многом. Сразу было видно, что парень этот непростой, несмотря на то, что на ногах его были заурядные чёрно-белые китайские кеды, на спине – обычный кожаный рюкзак, а на лице непроницаемые чёрные очки. Щебетун явно отличался от тех, кто привык говорить тихим голосом, скрещивать руки на груди и ходить в общепринятой одежде.

– Единой держава была до первого майдана, – возразила ему Агния. – Что же касается автономии, то это, скорей, резервация. Резервация истинных ценностей, от которых вы у себя там отказались, подменив их на противоположные. Это своего рода гетто, уникальное гетто любви, за пределами которого ходят бесноватые зомби и господствует тотальная ненависть.

– Гетто любви? – удивлённо переспросил песнопевец Серж.

Метафора пришлась ему явно по вкусу.

– Да, своего рода маленькое местечко, ортодоксальная слободка, отделённая от мира высокими горами, где «любовь стоит всего – отчаяния твоего, стоит твоих разлук, адской боли и мук», – удачно вставила она отрывок из известного стихотворения.

Судя до довольной улыбке стихотворца, цитата ему явно понравилась.

— Это своего рода оазис, – продолжила Агния, – похожий на мираж оазис… свободный от злобы и вражды, которые накрыли сейчас Великую Галицию. Это ведь ваши слова, Серж, что мова исчезает, когда ею не говорят о любви?

– Да, это мои, – подтвердил живой классик.

– А если всё время говорить о вражде и разжигать ненависть, разве она не исчезнет ещё скорее?