Вести из похоронного автобуса. Или мёртвые ду… мы. Том 2

8.

Неторопливо направляясь к автобусу, Серёги заметили, что с ним, явно, что – то не так. Работающий мотор и открытая дверь указывали на то, что некто, доселе неизвестный, явно потерял страх.

– Похоже, щас бля, кто – то «огребёт», – угрожающе произнёс Уайт и шагнул в салон.

На удивление, в автобусе находились те самые очаровательные близнецы – дамы, перед которыми, полчаса назад, так неуклюже растянулся Уайт. Вместо приветствия, блондинка произнесла:

– Поехали скорее, уважьте. А то, он уже подъезжает… Заждались мы вас!

Абсолютно не понимая, кто и куда подъезжает, Уайт покорно сел за руль и нажал на газ. Долгое время в салоне была напряжённая тишина, пока, наконец, брюнетка, увидев, что – то в окно, ни произнесла краткое «стой». Автобус, как вкопанный, замер у остановки, на которой, помимо прочих, находились: симпатичный молодой парень, увлечённо уставившийся в планшет и красивая девушка с очень грустным взглядом. Уайт выключил мотор и послушно открыл дверь. Брюнетка вышла на улицу, подошла к парню, что – то сказала ему, взяла за руку и подвела к девушке. Потом, также молча, вложила её руку в руку парня. Было непонятно, почему абсолютно незнакомые люди, вдруг, счастливо заулыбались, глядя друг другу в глаза. После чего брюнетка быстро заскочила в автобус и уже весело произнесла чисто гагаринское: «Поехали!».

– Что ты на сей раз сказала? – улыбнувшись, спросила её блондинка.

– Сказала, что если он, прямо сейчас, не познакомится с ней, то обязательно познакомится с тобой, – тоже улыбнувшись, ответила брюнетка.

– Вот, что у тебя за привычка, пугать всех мной? Не такая уж я и страшная, – возмутилась блондинка и украдкой посмотрела, сначала в старинное зеркальце, потом на Уайта. Он же, напряжённо вёл автобус, боясь оглянуться в салон. И всё же, заставив себя посмотреть в зеркало заднего вида, Уайт увидел, как в какой – то момент, блондинка чуть нахмурила брови и приложила ухо к стеклу, явно вслушиваясь во что – то такое, что точно не было слышно никому, кроме неё.

9.

В зале фешенебельного ресторана, за щедро накрытым столом, вальяжно расположился важный человек – Василь Митрич Лемуренко. Рядом с ним, по обе стороны, сидели: вечно напряжённый охранник Гришка и вечно испуганный дантист Арон. За отдельным, менее щедро накрытым столом, склонился над тарелкой водитель Славик, пытаясь за отведённое на еду время, насытить свой здоровенный организм на годы вперёд.

Жадно, с «глыканьем», проглотив полный бокал вискаря, Лемуренко схватил каре ягнёнка на косточке и, оскалившись в улыбке, с хрустом перекусил его, после чего, широко раскрыв рот, гордо продемонстрировал изумлённому Арону два ряда искрящихся, в свете люстр, бриллиантовых зубов. Демонстративно кинув на стол две половинки кости, Митрич довольно произнёс:

– Ну?! Видишь, Арон, какие люди нынче вещи творят?! Теперь, тебе в моём рту, по ходу, делать больше нех… у…я! Но, ты не бзди. Я тебе работу оригинальную уже придумал. Будешь мне зубы утром и вечером чистить. А, что такого?! Есть же, личные парикмахеры, повара, шофёры! А личного чистильщика зубов, это уж точно, ни у кого нет. Креатив! Дерзай, носатый! Согласен?!

Арон, видя «свет в окне», незамедлительно выпалил:

– Да, с Вами – то, хозяин, хоть в проктологи.

Свято уверенный в своей неоспоримой и всепоглощающей правоте, Лемуренко, на полном серьёзе, продолжил:

– А что? Я уже думал об этом! Жопа, у небедного человека, тоже должна золотом сиять!

– Да уж! Бабки надо уметь зарабатывать! – с нескрываемой завистью выдавил из себя Гришка, а Лемуренко, неприкрыто упиваясь своим абсолютным величием, продолжил «тронную» речь:

– Я, вот, себе «капусты» на десять жизней вперёд «нарубил», но грустно мне и всё тут! Даже и не знаю теперь, чем себя ещё побаловать. Ну, всё уже было! Всё! Только в космос не летал, на хуй бы он нужен… Вот, что бы ты сделал на моём месте, Славик, будь у тебя столько бабла, сколько у меня? – неожиданно обратился Лемуренко к шофёру, – Ну, понятное дело там… дома, машины, яхты, брюлики, мебель, картины, прислуга, жратва лучшая, бухло любое, бабы, парни… даже… – чуть запнулся «хозяин жизни» и продолжил, – Любые артисты дома у тебя, колыбельные песенки на ночь поют. А дальше то, что??? – и, покивав головой, горестно заключил, – Ску… ка… ти… ща!

– Ну… когда есть уже всё… тогда, наверно… и бедным… можно… немного… – смущённо произнёс Славик, чуть не поперхнувшись куском шашлыка.

Тут, Лемуренко «вскочил» на своего «конька» и, передразнивая Славика, скривил рожу:

– Бедным… можно… немного… А, вот скажи, любезный, на… ху… я?! Нищету плодить?! Хотя… если захочется у кого – нибудь, куража ради, целое государство отжать, нищета окажется весьма кстати! Будет, кому воевать! Чтобы, ежели, за две копейки на войну позвали, они и побежали бы туда, толпами. И убьют – не жалко. Вот и ответьте мне теперь, господа хорошие, – окинув гордым взглядом присутствующих, спросил Лемуренко, – А надо ли вообще платить «бабки», всем этим нищебродам – лекарям и училкам?! Бедным – ни здоровье, ни знания, не… нуж… ны! Бедные! Должны! Воевать!

– Резонно! – вставил Гришка, выступив на данный момент, в роли туалетной бумажки.

– А ещё… – продолжил Лемуренко, вынув из кармана какую – то коробочку, – …я тут себе таблеточки прикупил. От всех болезней, сразу! Выпьешь, и никогда у тебя: ни рака, ни паралича. Двести лет живи и радуйся! Всё! Поехали домой! Устал я сегодня!

10.

Долгое время, молча просидев у окна, приложив ладонь к уху, блондинка неожиданно, обращаясь к Уайту, тихо так, но очень хищно, произнесла: «Ты только посмотри, что он такое несёт! Двести лет, говоришь? Ну – ка, сверни, дружочек, к этому ресторану. Похоже, не зря прокатились».

Уайт послушно повернул руль и остановился. Честно сказать, его автобус выглядел довольно убого, по сравнению с дорогущими автомобилями, стоящими у входа в ресторан, а сами наши герои, по сравнению с сотрудниками охраны, очень похожими друг на друга, самцами человека, непоколебимыми, в своей собачьей преданности, по отношению к кормящей руке.

Застыв, как пантера перед прыжком, блондинка терпеливо, немигающим взглядом наблюдала, как появившийся в проёме двери Лемуренко, громко рыгнул, переливисто пёрнул, смачно харкнул и с очень строгим, недовольным видом сделал шаг по направлению к своему лимузину.

«Ты только посмотри на него, какой важный! Прямо – царь! Двести лет… Двести лет…» – произнесла блондинка с загадочно – мстительной улыбкой, – «Вы говорили, олигархов не завозили давно? Держите!» – и хитро посмотрев на ничего не понимающих друзей, не дожидаясь ответа, сложила свою очаровательную ладошку в форму пистолета, выставив вперёд два пальчика, направила их в сторону Лемуренко. Потом, тихо произнеся «пуфф» – изобразила выстрел. Он, почему – то, получился совершенно реальный и громкий. А после него в воздухе пронёсся странный, очень напоминающий, срезающей траву косы, звук. Лемуренко схватился за сердце, сделал несколько коротких шагов, тихо осел на ступеньки своего собственного ресторана и тут же… умер.

Блондинка демонически захохотала и, дунув на свои очаровательные пальчики, якобы в ствол пистолета, с видом сытой кошки, произнесла: «Ой, как неожиданно – то, всё получилось! Welcome to hell, Ваше бывшее величество! Двести лет…» – после чего, обращаясь к оцепенелым друзьям, с напускной скорбью в лице, добавила: «Похороните уж, как попросят. Со всеми почестями, похороните. Всё. Приехали. Открывай.

Уайт, с молчаливой покорностью открыл дверь, а странные дамы, не попрощавшись, невозмутимо вышли на улицу и слились с толпой.

И тут, такое началось… Кто – то вызывал «скорую» и полицию. Теперь уже, бывший охранник Гришка, наконец – то, осознавший всю никчёмность своего наличия, виновато поглядывал на бывшего хозяина, а бывший, теперь уже, шофёр Славик беспомощно разводил руками и пытался вызвать кого – то по телефону.

А на ступеньках лежал, раскинув руки, с открытыми глазами и удивлённым, застывшим выражением лица, ещё пять минут назад, очень важный, бывший хозяин жизни, господин Лемуренко.

– Так! Пора валить, от греха подальше, – быстро оправившись от шока, Уайт осторожно, чтоб не погнались, вывел автобус со стоянки и потом уже, резко нажал на газ.

– А мы – то тут, причём? – спросил, ещё не оправившийся от шока, Блэк.

– Мы то, может, и ни при чём, но я, под пытками, расколоться могу, – признался Уайт. – В эту правду всё равно никто не поверит, – возразил Блэк.

– В дурдом я тоже не хочу! – произнёс Уайт и ещё сильнее надавил на «гашетку».

А навстречу им летели, как всегда опоздавшие, всевозможные полицейские машины с мигалками и кареты скорой помощи.

11.

Недобрые вести разлетаются быстро. И уже через пятнадцать минут после трагического происшествия в ресторане, Любаша Аникеева, по кличке Разгара, отчётливо осознала, что благодаря непонятно кому (дай Бог ему, типа, здоровья!) она, как по мановению волшебной палочки, чу?дным образом, превратилась из грустной жены, в весёлую вдову. Терпеливо выслушав сообщение бывшего охранника Гришки о трагической кончине «любимого» мужа, она еле сдержалась, чтобы не встать раком посреди огромного зала и от свалившегося на её голову скоропостижного счастья, громко пропеть «Марсельезу». Отогнав от себя логичную, для подобных моментов, фразу: «О, горе мне!», Любаша швырнула на диван трубку, пала на колени, вытаращила и без того огромные глазищи и растопырив к небу руки, с крайней степенью тупого восторга в голосе, что есть силы заорала: «Бляяяяяяяяядь!». Прооравшись, она снова схватила трубку и, быстро набрав номер, по привычке озираясь, прошипела: «Стёпка! Срочно ко мне! Его больше нет!» И, услышав в ответ: «Шо – та бздиловата мне! А вдруг, он заявится?» – неистово заорала в трубу: «Ты не понял меня, придурок! Его! Совсем! Больше! Нет! Убили его!»

Соседи, почившего в бозе Василь Митрича Лемуренко, наивно предположили, что кому – то привезли стройматериалы, когда увидели, как по узкой дорожке их тихого, элитного загородного посёлка, с ужасающим грохотом, дико лязгая, воняя солярой и ломая декоративные швейцарские кустики, пробирается огромная, дальнобойная фура, как символ неминуемо приближающейся, очередной, пролетарской революции.

В нетерпении выпрыгнув из кабины, давний друг Любаши «дальнобойщик» Стёпка, приспустив спортивные штаны и обдав паром калитку убиенного олигарха, сильно нажал на кнопку звонка. Любаша встретила Стёпку в чёрной парандже, которую она однажды использовала в любовных играх с, ныне покойным, Митричем.

Человеком Митрич был запасливым, а по сему и в магазин за бухлом никому бежать не пришлось. И уже за полночь, когда совсем пьяный Стёпка потащил «вааще никакущую в хлам» Любашу на огромную хозяйскую кровать, она, вдруг, заартачилась, блеванула в антикварную вазу и заплетающимся языком потребовала: «Пы – пойдём к тебе в фуру. Мне, там, пы – привычнее».

12.

Тем же вечером, после известных событий, Блэку позвонил Уайт и тихо предложил: «Мож, ёбнем малька? А то, не спится что – то совсем. Выходи». Из подъезда друзья вышли вместе и, завидев издали автобус, застыли в недоумении. Салон «колесницы» сиял странным огнём, а из окон лилась дивная музыка. Надо ли говорить о том, что, войдя в салон, друзья вновь увидели двух странных подружек – сестёр.

– Да вы не стесняйтесь, ребята. Проходите. Располагайтесь, – с видом хозяйки начала брюнетка, – Нам тут, пластиночка одна досталась, по случаю, а прослушать негде. Вот мы и решили снова прийти к вам, с надеждой на гостеприимство. Вы рады?

Уайт сначала молчал как пень, потом, вдруг, сорвался с места, выпрыгнул из автобуса и побежал прочь, пока ни скрылся из виду. Сёстры переглянулись, но, нисколько не смутившись, продолжили своё непосредственное общение:

– Он… тебя испугался, – улыбнувшись, сказала брюнетка.

– Он… себя испугался, – констатировала блонди, – Просто, больше всего на свете боится влюбиться.

– По моим сведениям – совсем наоборот. Боится, конечно, но, втайне, всё же, просит у Бога Любви. И никто его не может понять, а по сему и помочь. Вот и шляется, как неприкаянный, по всем… кому не лень… Лишь бы, без проблем было, – улыбнувшись, сообщила брюнетка, совершенно не обращая никакого внимания, на присутствие ошалевшего Блэка, который тупо молчал и беспрестанно курил.