– Странно как-то получается, – рассуждает Сережа, – водка жидкая, но ее можно жрать. А вино тоже жидкое, но его почему-то называют сухим.
Вова усмехается.
– Один мой приятель в школе, – продолжает Сережа, – говорит, что оно в таблетках, как «сухое горючее», которым бабушка кур опаливает. А я говорю: чушь! Оно тоже жидкое, только называется сухим. А он мне: ну ты дурной! Кто же мокрое сухим назовет?
Вова смеется. Сережа немножко обижается.
– Вот тебе смешно, – говорит он, – а я почувствовал себя, как дурак.
– Ты не дурак, – успокаивает его старший брат. – А вино называют сухим, потому что…
Сережа ждет. Что же ему сказать? Вова и сам не вполне понимает, почему так говорят: «сухое вино». Действительно, чушь какая-то получается…
– Потому что после него сушит во рту, – находится он. – Усекаешь?
Сережа кивает. Похоже, это объяснение его удовлетворило. Но тут же он «выстреливает» новый вопрос:
– А правду отец говорит, что всю водку из одной бочки наливают?
– А ты его спроси, – весело отвечает Вова. – Он «шпециалист».
– Ты так смешно говоришь, потому что он на самом деле не специалист?
Вова улыбается: сообразителен брат.
– Умный, да? – говорит он. – Эдьюкейтид.
– Это по-английски? Что это значит?
– По-английски, – подтверждает Вова. – Это значит «образованный».
– Нет, – серьезно заявляет Сережа, – я еще не очень образованный.
Вова сдерживает смех.
– А расскажи что-нибудь про артистов, – просит Сережа.
Вова задумывается, но не надолго.
– Короче, – начинает он, – играют спектакль. А там по сюжету – дуэль.
– На шпагах? – уточняет Сережа. – Как мушкетеры?
– Нет, на пистолетах. Ну, и один другого должен пристрелить. Тот, конечно, должен упасть. А звук выстрела должен сделать специальный мужик за сценой. Звуковые эффекты называется. Ну, короче, стреляются они. А тот мужик за сценой набрался и где-то дрыхнет.
– И что дальше? – спрашивает Сережа – он уже увлекся.
– Ну, стреляет этот с пистолетом, – продолжает Вова, – курок нажимает, а звука нет. Он еще раз нажимает – ноль эффект. Что делать? А это ж спектакль идет, зрители ждут, сейчас поймут, что что-то не так, а спектакль сорвать нельзя.
– Почему нельзя?
– А так. Нельзя, и все. Работа такая. Хоть ляснись, а играть надо.
– И что они сделали?
– Ну, этот, который должен стрелять, – от отчаяния, от злости совсем рассвирепел. Тут бы что-то сымпровизировать, а ему ничего в голову не лезет.
– А сымпровизировать – это как?
– Ну, – объясняет Вова, – на ходу что-нибудь лепить, из головы, всё равно что, но чтобы натурально получалось. Главное, чтобы партнер не растерялся, подыграл. Артисты так часто делают, друг друга подкалывают. Ну вот. А у того ни фига в голову не приходит. Ну, он совсем озверел, и от бессилия как даст другому «дуэлянту» под жопу ногой!
Сережа смеется.
– А что тот? – спрашивает он.
Вова встает со стула и, продолжая рассказ, показывает всё жестами и мимикой. Играет.
– А тот не растерялся, – отвечает он. – За задницу руками схватился и воскликнул: «О Боже! Его ступня отравлена!» И – брык на пол.
– А зрители? – спрашивает Сережа сквозь хохот.
– А что зрители? Аплодируют.
– И артисты так часто делают? – спрашивает Сережа с сомнением. – Это ж прямо как в цирке.
– Ну а что? – произносит Вова меланхолично. – Обычное дело. Гляжу – артист. Подхожу ближе – клоун!
– А когда Кашпур вот так делает, – спрашивает Сережа, надувая щеки, как жаба – пытаясь сымитировать Кашпура, – это он импровизирует?
Вместо ответа Вова изображает Кашпура очень смешно – утрированно, но похоже.
Сережа опять смеется, просто заливается, но повторяет вопрос:
– Так он импровизирует?
– Не-а, не импровизирует.
– А что он делает?
– Это я тебе потом скажу, когда подрастешь немного.
– А покажи еще, – просит Сережа. – У тебя здорово получается.
Вова показывает Кашпура еще раз, еще более карикатурно. Сережа хохочет.
Открывается дверь, на пороге стоит Мать: ее привлек хохот.
– Что за шум, а драки нет? – спрашивает она.