Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая

– В то время так вели политическую борьбу. Разделывались с оппонентами, просто конкурентами – посредством Ревтрибунала. Как любил говорить их духовный наследник Иосиф Джугашвили, «нет человека – нет проблемы».

– Это – Сталин?

– Так он себя называл. Все это выросло отсюда. Здесь, на этой самой площади, начался отсчет. Недаром, придя к власти в России, большевики отдали дань своим предшественникам, и среди них, якобинцам: увековечили их память. Да и не только память якобинцев, но и их духовных наставников. По крайней мере, им так казалось…

– Как они это сделали?

– Вы бывали в Москве? – спросил Серж вместо ответа.

Аня заметила, что это была его обычная манера.

– Нет, – ответила она. – Но собиралась побывать.

– Отъезд в Германию помешал, как я понимаю?

– Да.

– Думали делать там карьеру?

Аня замешкалась с ответом – глупо врать Сержу, да и бессмысленно. Он все равно все узнает, если захочет. Но дело в том, что в данном случае Аня и сама толком не знала, что она собиралась делать в Москве. Это было так неопределенно, так наивно. Она была тогда совсем девчонкой.

– Можете не отвечать, – сказал Серж, словно поняв, о чем думала Аня.

«Словно»? Ой ли?

– У кремлевской стены – с западной стороны – находится Александровский сад, – продолжал он, – И в нем – грот. А неподалеку – могила Неизвестного Солдата. Кстати, первая в мире могила неизвестного солдата появилась тоже здесь, в Париже, в 1920 году. Под Триумфальной аркой.

Серж кивнул вперед, туда, где вдалеке, в конце широкого, обрамленного зеленью проспекта высилась самая знаменитая Арка в мире. Теперь она была заметно ближе.

– Но вернемся в Москву. Возле могилы Неизвестного Солдата стоит обелиск. Он был установлен в 1914 году, в честь трехсотлетия Дома Романовых. Большевики стерли прежние надписи и начертали на нем имена своих предтеч. Сэкономили.

Серж презрительно усмехнулся.

– Есть там и французские имена, – добавил он.

– Робеспьер?

– Вы окажете мне большую услугу, Аня, если не будете при мне произносить этого имени, – сказал Серж очень спокойно.

Но Аня все поняла: она почувствовала, как воздух стал холодным и словно бы наэлектризованным. Собрав все силы в кулак, она все же тихо ответила:

– Хорошо, Серж. Конечно.

Обелиск в честь 300-летия дома Романовых. Арх. С. А. Власьев, 1914 г. Москва, Александровский сад.

Серж на мгновение прикрыл глаза. Воздух потеплел.

– Не сердитесь, Аня, – сказал он. – Есть вещи, которые я не перевариваю.

Рот его искривился в гримасе, и он зловеще добавил:

– И есть также люди, которых я не переношу.

Ох, и не завидовала Аня этим людям!

– Гильотина стояла точно на том самом месте, где теперь стоит обелиск, – продолжил Серж так, словно ничего не произошло.

Значит, ничего и не произошло, – сказала себе Аня. Она попыталась представить себе, как все это могло выглядеть – гильотина, толпа, жаждущая крови, и страшный звук падающего тяжелого лезвия… Ей стало не по себе.

– Ну, в общем, где-то примерно так, – сказал неожиданно Серж.

Аня обернулась к нему: он смотрел на нее спокойно-сдержанно, без всякой ухмылки. Он вновь прочел ее мысли. Точнее, даже не мысли, поскольку она, собственно, ничего и не успела подумать, а, скорее, картинку, возникшую у нее в мозгу. Аню пробрала дрожь. Кто же он, Серж?

– Ваши глаза, Аня, приобрели отрешенное выражение, – заговорил он, – Вы «отключились». Нетрудно было сообразить, что стоит перед вашим мысленным взором. И я уже понял, что у вас весьма богатое воображение. Впрочем, как и у меня. У вас наверняка отличные способности к визуализации.

Аня улыбнулась и немного расслабилась. Но в то же время, это, такое простое и естественное объяснение не убедило ее. Все не так просто, – подумала она. Но сейчас нужно было отвлечься от этого. Об этом можно будет поразмышлять потом, в одиночестве. А пока лучше это отложить на дальнюю полку…

– Если я не ошибаюсь, – начала она, – гильотина названа по фамилии своего изобретателя. Это так?

Серж пристально взглянул на нее. Потом он легонько вздохнул и ответил:

– Точнее, того, по чьей инициативе она была введена в употребление, Аня. Ее применение было одобрено по предложению доктора Гильотена, точнее, Гийотена. К тому же, он ее усовершенствовал.

– Доктора? Он что, был врачом?

– Да, именно так.

– Врач предлагает орудие казни? Тот, кто должен спасать человеческие жизни, работает над устройством, которое служит для убийства? Какая дикость! – возмутилась Аня.

– Видите ли, – ответил Серж, – Во-первых, он как раз и действовал из милосердия. Отменить смертную казнь он не мог, даже если б очень хотел – это было не в его власти. Зато он мог, по крайней мере, сделать ее максимально безболезненной.

– Казнь на гильотине безболезненна?

– Сильно сомневаюсь. Но, во всяком случае, она наименее мучительна. Гораздо менее мучительна, чем те виды казней, что применялись прежде: колесование, четвертование, повешение и так далее. От полного списка я вас избавлю – он слишком длинен и явно не улучшает сон и пищеварение, особенно, если вспомнить о так называемой «квалифицированной казни».

– «Квалифицированная казнь»? – удивилась Аня, – Что это?

– Да так, не важно, – нехотя ответил Серж, – Зря я об этом упомянул.

Но Аня уже «вцепилась» в вопрос, и отмахнуться от него, не обидев ее, было почти невозможно, хотя Серж, судя по его виду, явно жалел, что не удержался от сказанного.

– И все же, – настойчиво спросила она, – Что это такое?

– Вы в своем амплуа, – заметил Серж. – Ладно, если вы так хотите это знать. Извольте. За этим внешне безобидным названием скрывается омерзительная реальность. Дело в том, что «квалифицированной» называли медленную, мучительную казнь, при которой осужденного, по сути, разделывали, как тушу в мясной лавке: взрезали живот и последовательно извлекали внутренности – не спеша, в строгой очередности – кишки и все остальное, следуя определенной схеме. Нередко и сдирали кожу, отделяли гениталии. Ну, и все такое прочее.

Аня пришла в неописуемый ужас. Она рефлекторно поднесла ладонь ко рту, и ее чуть не стошнило. Серж с тревогой посмотрел на нее.

– Вы в порядке? – спросил он.