– Почему? – с трудом спросила она.
– Это было проще всего: Жиль де Ре брал к себе крестьянских детей в качестве пажей, обещая их родителям, что им будет хорошо. И их потом видели в дорогих одеждах.
Серж сделал еще одну паузу.
– Потом они исчезали, – договорил он. – Вот и все.
– Много детей погибло?
– Обвинители утверждали, что 140 мальчиков.
Аня испытала шок.
– Но это не так? – спросила она.
– Нет, конечно. Во много раз меньше.
– Сколько?
– Во много раз меньше, – упрямо повторил Серж. – В приговоре число вообще не называлось. Там стояло: pour des crimes commis sur plusieurs petits enfants.
– «За преступления, совершенные против нескольких детей»? – переспросила Аня, в этот момент даже не удивляясь своему пониманию французского.
– Так оно и было, – ответил Серж. – Но то были дети…
Какое-то время он смотрел в ветровое стекло.
– В конечном итоге, Жилю де Ре предъявили обвинения по трем пунктам, – вновь заговорил он, – во-первых, бунт.
– Какой бунт?
– Он захватил чужой замок, знаете ли. Далее, договор с Дьяволом и, наконец, противоестественные связи.
– Противоестественные связи – это…
– Его обвиняли в том, что теперь зовется педофилией.
– О Боже, а он в самом деле этим занимался?
– Он сам на следствии утверждал, что да. В то же время он отрицал, что использовал кровь для колдовства.
– Почему?
– Он признавался в том, что в то время считалось меньшим преступлением, чтобы этим прикрыть то, что считалось тогда более серьезным преступлением.
– Колдовство считалось хуже, чем педофилия с убийством?
– Да, – вздохнул Серж, – такое было время. Но давайте оставим эту мерзостную тему. Скажу только: я не выяснял, занимался ли он этим – мне было тошно.
– Я вас понимаю, Серж. Но вы держали и эти протоколы в руках?
Серж кивнул.
– Держал, – ответил он.
– И там был и договор с Дьяволом?
– Самого текста договора там не было, только в изложении – тогда, видите ли, еще не набили должным образом руку в их составлении.
– Не набили руку? Кто? Инквизиция?
– Именно.
– Вы хотите сказать, что эти договоры были фальшивыми?
– Они были сплошь сфабрикованными. Хотя, все честь по чести: пункты, почти как в обычном договоре, но записанные на латыни справа налево, с кучей сокращений, так что прочесть это крайне сложно. Ну как же, ведь это Сатана! Уж он-то должен уметь шифроваться! А под текстом, как положено, подписи.
– Чьи подписи?
– Князей Ада, демонов: Вельзевула, Аштарота и прочих. А самое трогательное, внизу приписка: «Подписи моих хозяев – князей бесовских, подтверждаю. Баалберит, писарь».
– Ничего себе!
– А вы думали? И еще указано: «принято на совете демонов такого то числа и месяца такого-то года. Извлечено из Ада».
Аня, несмотря на то, что это было, на самом-то деле, не смешно, не смогла удержаться и рассмеялась.
– Извините, Серж, – сказала она, – но это все равно смешно.
– Да, вы правы – можете не извиняться. Это и вправду смешно – поначалу. Потом становится не до смеха. Но когда читаешь, особенно, сейчас, то да, смешно. Нелепо – договор с Дьяволом выглядит, как какая-нибудь долговая расписка. Писарь – ну надо же!
– А как, по-вашему, должны были выглядеть договоры с Дьяволом?
Серж словно бы всматривался в дорогу.
– Они представляют собой, вернее, конечно, должны представлять собой, – быстро поправился он, – скорее, джентльменские соглашения. Без всякой канцелярщины, без подписей кровью и прочей бредятины.
Аня пристально посмотрела на Сержа, пытаясь понять, шутка ли это или что -то другое, но так и не поняла. Он же был совершенно невозмутим.
– Да, именно – джентльменские соглашения, – от которых невозможно отказаться, – медленно и задумчиво договорил он.
Аня почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине, но промолчала.
– Кстати, в эти дела нередко заносит не только стяжателей, но и людей творческих. У них обычно другие мотивы, но ради полноты творческой жизни, ради творческих успехов, а то и ради славы они порой готовы на все.
Серж тихонько вздохнул.
– Да, на все. Вот тут-то и зарыта собака: у них отказывают тормоза, и они…