Маскарон. Роман

Дядя Саша, живший в Вормсе, не был Аниным родственником, и слово «дядя» было, в данном случае, просто вежливым обращением к представителю старшего поколения, хотя дяде Саше было всего 55 лет, и он был, по немецким меркам, еще далеко не старым человеком. Но когда они познакомились, Аня была еще совсем юной девчонкой, а отчества в Германии никто не употребляет. Так и оставалось только «дядя Саша».

По образованию он был филологом, и преподавал немецкий, английский и французский. Языки он знал блистательно и умел ясно и доходчиво, но вместе с тем ярко и оригинально объяснить материал, раскрывая перед учеником самую суть. Заниматься у него Ане было очень интересно еще и потому, что он был широко образованным человеком и знал уйму всякой информации едва ли не обо всем, и, кроме того, был очень хорошим рассказчиком. Не последнюю роль играло и то, что у него было превосходное чувство юмора, что делало его интересным собеседником и вообще обаятельным человеком.

Он в свое время очень помог Ане, и не только с английским, и она с тех пор поддерживала с ним отношения. Время от времени, когда она сталкивалась с какой-нибудь особенно сложной проблемой, то обращалась к нему, и еще не было такого, чтобы дядя Саша в чем-то не разобрался. И Аня поняла, что это как раз случай для него.

Пока же ее ждали судебные отчеты инквизиции. Фрау Вайгель была совершенно права: это была такая информация, от которой действительно делалось тошно, и возникало ощущение, что ты падаешь в бездонную пропасть, источающую смрад и ужас. Перед читавшим этот кошмар представала нескончаемая череда безмерной жестокости, человеческой, а, вернее, нечеловеческой, извращенности, злобы и низости. Ничем не сдерживаемое, неограниченное зверство.

Поражала невероятная изобретательность в причинении боли и страданий другому человеку, просто неистощимая фантазия в придумывании всевозможных пыток и казней. Эти отчеты представляли собой настоящую энциклопедию истязаний, среди которых были такие, которые Аня не могла себе даже вообразить. Она никогда бы не подумала, что подобное возможно и не могла понять, как такое вообще могло прийти в голову. Это было глубокое погружение в нечистоты того что мы называем цивилизацией.

Вопреки ожидаемому, то есть, типично немецкой канцелярской мороке, допуск был оформлен всего за два дня, что удивило бы Аню и, наверное, насторожило бы, если бы у нее было время над этим задуматься. Как бы там ни было, Аня решила отложить поездку домой, в Вормс, для встречи с дядей Сашей, а записку пока что оставить в покое, с тем чтобы вернуться к ней позже.

Всю пятницу она знакомилась с отчетами бамбергских судов над ведьмами. В начале она думала, что ограниченность ее познаний в латыни станет главной проблемой и опасалась, что это может ей серьезно помешать. Но на самом деле оказалось, что это как раз не составило большой трудности. Отчеты были скомпонованы по одной и той же единообразной схеме и были похожи друг на друга, что, конечно, существенно облегчало понимание. Главной проблемой стало другое: как выдержать этот поток ужасов? Не раз и не два, чувствуя себя совершенно подавленной всем тем кошмаром, о котором читала, Аня порывалась бросить все к чертям и оставить поиски. Но всякий раз она возражала самой себе: «Неужели потраченное время, физические и духовные силы пойдут коту под хвост? Нет! Раз уж я начала, то надо идти до конца».

Аня чувствовала себя обязанной раскопать все это еще и ради той женщины – своей пра-пра… много раз прабабушки, своей «Пра», как Аня стала ее про себя называть, которую осудили и сожгли на костре. Сожгли по лживому обвинению. Теперь, ознакомившись с судебными отчетами инквизиции, Аня в этом уже не сомневалась. И потом, был еще решающий аргумент – пакет с песком. Он уже никак не позволял ей бросить все и уехать. Так уж она устроена, Аня: чем сильней ей мешают, тем упрямей и упорней она становится.

Поэтому она, образно говоря, взяла себя за шкирку и придавила к стулу, заставив себя читать следующий отчет. «Дело фрау Анны Ханзен», – прочла Аня. – «Тезка». Она открыла папку.

«17 июня: Заключена по подозрению в колдовстве». Просто по подозрению, и этого было вполне достаточно.

Для судов инквизиции принципы римского права были недействительны, тут в силе были особые принципы судопроизводства. Например, вместо привычной презумпции невиновности, тут действовала презумпция виновности. Обвиняемый считался виновным, пока сам не доказывал обратное. А как ты докажешь, что ты не ведьма или колдун?!

Подозрение, сплетня или оговор считались достаточным основанием для обвинения. Чтобы узаконить деятельность инквизиции, любое преступление – убийство, кража и так далее соединялось с ересью. Личность свидетелей не устанавливалась, а их показания, как правило, не доводились до сведения обвиняемого. Ватикан позаботился обо всем: еще в 1254 году папа Иннокентий IV своей буллой гарантировал анонимность свидетелей. Причем против еретиков допускались свидетельства кого угодно, в том числе лиц, чьи показания на прочих судебных процессах не рассматривались. Так, суды инквизиции принимали показания лиц, осужденных за лжесвидетельство, лишенных гражданских прав, малолетних детей и даже отлученных от церкви!

Мало того, если свидетель отказывался от своих показаний, его преследовали за лжесвидетельство, но его показания сохраняли силу! Кроме того, для полноты картины, свидетелям запрещалось давать показания в пользу обвиняемых, адвокаты, как правило, к участию в процессе не допускались, а судьями были сами же инквизиторы. Нетрудно понять, чем завершались подобные «суды»!

Аня читала «Дело фрау Анны Ханзен» дальше.

18 июня: Отказалась признаться. Подвергнута бичеванию.

20 июня: Подвергнута пытке тисками для больших пальцев. Призналась.

Ну, еще бы! Выдержать такую пытку мало кто может. Тут признаешься в чем угодно: в том, что ты оборотень и ешь маленьких детей, что вызываешь бурю, засуху, неурожай, и так далее. Причем, так называемая «предварительная пытка» чаще всего даже не упоминалась в отчетах, так как пыткой вообще не считалась, и несчастная, доведенная истязаниями до самооговора, считалась «признавшейся добровольно».

Теоретически, пытки допускались лишь в крайнем случае, но на деле использовались постоянно. Хотя, по закону, пытка не могла быть повторена, в реальности это совершенно игнорировалось. Так, распространенной практикой было проведение трех кругов пыток – их называли «сессиями».

В ходе допроса каждый обвиняемый должен был назвать имена «сообщников» или тех, кого он подозревал в ереси. Никакие апелляции не рассматривались. Наконец, вся собственность осужденных конфисковывалась.

«28 июня: Анне Ханзен зачитали ее признания», – продолжала читать Аня.

«30 июня: Добровольно подтвердила свои признания». Приговорена к смерти.

«4 июля: Оповещена о дате казни».

«7 июля: Обезглавлена и сожжена».

Скорость бамбергских судов была впечатляющей даже для того времени. Это был настоящий конвейер. Самый тяжелый период начался в 1609 году, когда князем-епископом стал фон Аусхазен – одиозная фигура, один из самых ретивых охотников на ведьм, который за время своего правления с 1609 по 1622 год сжег более 300 человек. Самым страшным был 1617, когда было сожжено 102 «ведьмы».

Однако «подвиги» Аусхазена совершенно бледнеют при сравнении с итогами деятельности его преемника – Готфрида-Иоганна-Георга Фукса фон Дорнхайма, прозванного «Ведьмовским епископом» – он спалил не менее 600 человек, причем он не считался даже с императором!

Люди разбегались из Бамберга кто куда. Многие бежали либо в близлежащую Богемию, либо в Регенсбург – ко двору императора. А те, кто мог себе это позволить, даже в Рим. И именно в это время погибла та, кого Аня искала – ее далекая прародительница, ее «Пра».

Она отложила «Дело Анны Ханзен» в стопку уже просмотренных, устало прикрыла глаза и откинулсь на спинку стула. «Еще один, последний судебный отчет, и на сегодня хватит», – решила Аня и горько усмехнулась: «На сегодня, говорите. Ох»… Она чувствовала, что этого ей хватит на всю оставшуюся жизнь.

Открыв глаза, она взяла следующую папку. Когда она ее раскрыла, взгляд сразу выхватил имя: Агнесса. Аня почувствовала, как ее словно ударило током, сердце гулко застучало. «Агнесса»… Но ведь именно так звали женщину, о которой говорил Серж, когда они с ним в Шамборе сидели в машине под проливным дождем. Аня помнила это так, будто это было вчера. Серж тогда сказал Ане, что она очень похожа на некую Агнессу, которая жила в Бамберге и которая, по его словам, «умерла, погибла»; и добавил: « очень давно». Неужели…

– «Я на нее похожа», – подумала Аня. – «Так может, это значит, что мы в родстве? И та женщина, о которой говорил Серж, это и есть ее «Пра»?

Такое сходство через поколения случается, Аня это знала. Так кто эта Агнесса Штробль? Ее «Пра», или же их не связывют никакие родственные отношения?

Логика и здравый смысл подсказывали, что вероятнее второе, и вряд ли это ее «Пра»: слишком уж быстро она ее нашла. «Такие скорые находки в архивах маловероятны, – размышляла Аня. – Но ведь не исключены»! Так что же? Это «пустышка»? Ложный след? Или..? Интуиция молчала. Но было что-то еще, что не говорило «нет». Это «что-то» зашевелилось где-то глубоко-глубоко в душе, и она не могла его точно назвать. Может быть, это было именно то, что называют «голосом крови»?

И вдруг она вспомнила слова бабушки, когда та, незадолго до своей смерти, рассказывала двенадцатилетней Ане семейное предание. Бабушка сказала, что имя сожженной было утеряно, так как рассказ этот всегда передавался в семье из уст в уста и никогда не записывался. Но известно, что имя было не немецким, а латинским и, как выразилась бабушка, «с каким-то смыслом». «Это было «говорящее имя», – добавила она.

«Агнесса! Ведь это имя латинского происхождения», – подумала Аня, – «и оно действительно „говорящее“! „Agnessa“ по-латыни значит „агница“, „овечка“. Невинное создание, приносимое в жертву. Да, это имя со смыслом». Аню охватило волнение. Что это? Пустой номер или еще одно указание на «Пра»? Последнее ничем не подтверждалось, все это вполне могло быть совпадением. Факты не говорили ничего определенного – сведений было слишком мало. Интуиция продолжала молчать. Но угнездившееся в глубине души «что-то» оставляло надежду.

Обратившись к лежащему перед ней документу, Аня прочла: «Инквизиционное дознание по делу фрау Агнессы Штробль, супруги бургомистра, обвиняемой в колдовстве и малефиции[7 - Порча (лат.)]».

«Супруги бургомистра, вот как»! – раздумывала Аня. «Городской патрициат. Может ли эта женщина быть моей „Пра“? Ведь в семье всегда говорили, что наши предки в Бамберге были ремесленниками. Правда, теперь уже я точно знаю, что они были купцами, и лишь много позже обеднели и занялись ремеслом. Но все же – бургомистр! Это очень круто. Значит, что? Тупиковая линия»?

Но оставались сомнения. История про ремесленников, указывающая на принадлежность к «трудящимся», должно быть, была придумана в советские времена, от греха подальше. На самом же деле ее предки в Бамберге, вероятно, принадлежали к высшим слоям общества. Аня верила, да, наконец, просто чувствовала, что это так. Чувствовала и надеялась это подтвердить.

«Это только начало». – сказала она себе. «Здесь еще очень много вопросов».

Она вновь обратилась к тексту.

«19 августа 1609: фрау Агнесса Штробль заключена по подозрению в ереси, колдовстве и малефиции».

Дальше пошел уже привычный кошмар. Но Аня почти сразу, едва ли не с первых строк, почувствовала, что тут присутствует нечто неординарное: такое, что придает этому делу исключительный характер.

Глава 3

ПЯТАЯ СТУПЕНЬКА

Сначала все шло вроде бы по обычной схеме.

«20 августа: Отказалась признаться. Подвергнута бичеванию.

«21 августа: Упорно отрицает вину. Повторно подвергнута бичеванию. Затем растянута на лестнице».

Уже тут обратил на себя внимание один момент: слишком уж интенсивный ход пыток и допросов, чрезмерное усердие палачей. Даже для бамбергских судов это было чересчур быстро. Складывалось впечатление, что инквизиторы находились в цейтноте и потому торопились, стараясь сломать Агнессу как можно скорее. Куда они спешили? Что так подгоняло их?

Чего они только с ней не вытворяли»! К услугам заплечных дел мастеров был широкий «ассортимент» истязаний – уж в этом не было недостатка! Было из чего выбирать.

Аня, верная своему методическому подходу, сделала выписку, составив краткий перечень.

Пытки, применявшиеся инквизицией в Бамберге :

Основные :