Дорога домой. Автобиографическая повесть

Взбирается на листик как будто на Памир.

Я поступал в институт на художественно-графическое отделение, с наслаждением впитывал воздух аудиторий, пронизанных духом живописного творчества. И затем в нетерпении ожидал зачисления, так как все предметы сдал на отлично. Каким же было моё изумление, когда моей фамилии в списках поступивших не оказалось. Как будто в очередной раз рушилась моя вселенная, мной овладели уныние и растерянность…

Добравшись, домой, я увидел в глазах отца, а потом и в устах, вопрос:

– Как успехи? Поступил?

– Меня нет в списках почему-то, – ответил я.

– Не переживай, я твои документы перевел в энергетический институт. Сдашь два дополнительных предмета: математику и сочинение, и будешь учиться в нормальном вузе.

Я снова сдавал вступительные экзамены, но уже на непонятный факультет тепло-энергетики. После зачисления, а я поступил, отправился с однокурсниками, лаборантами и преподавателями в колхоз на прополку табака. Нас поселили в ангаре, где вечерами проводились грандиозные дискотеки, после которых парочки разбредались кто куда. Кормили нас ужасно и после недельной каторги и жизни впроголодь, группа во главе со мной и ещё четырех студентов первокурсников, перестала выходить на прополку. Мы просыпались раньше всех, шли отмечаться у звеньевого, а когда появлялась вся остальная толпа, технично «линяли» на речку. По дороге забирались на чердак сельсовета и, зайдя в дальний угол черепичной крыши, гнали палками голубей к единственному окошечку, у которого стоял один из нас и плашмя половой доской на лету сбивал десяток голубей. Голубей мы упаковывали в одно ведро, а во второе по пути набирали корнеплодов на колхозном поле. Из всего этого, мы варили вкуснейший суп и до вечера сытые и довольные загорали нагишом на островке бурной речки. Остатки супа приносили в ангар и делились с теми, кто выполнял и отмечал за нас норму прополки. Закончился сентябрь и вместе с ним шалопутная практика. Мы уселись в аудитории грызть науку. Потихоньку я втянулся в учебу. По рекомендации моей квартирной хозяйки устроился лаборантом на кафедру гражданской обороны. Начальником моим был Боголюбов Николай Иванович, полковник запаса, человек, прошедший войну, который терпеливо отучал меня от таких слов, как «устал» и «больше не могу»…

Меня научили печатать на пишущей машинке, рисовать схемы и плакаты по гражданской обороне, а главное подчиняться старшим и не задавать им лишних вопросов, принимать самостоятельно решения и отвечать за них.

Эту школу жизни я не забуду никогда.

На кафедре работали четыре подполковника, и все они были мне, как отцы. По их доброму наставлению я рано вступил в партию (ещё в институте) и правильно сделал, это помогало в дальнейшей жизни и карьере.

На первой же новогодней дискотеке, на втором курсе Алма-Атинского энергетического института я познакомился с первокурсницей Калдыбаевой Перикой и влюбился в эту пухленькую и энергичную «шоколадку». Вечера теперь были заняты общением с ней. Больше всего времени мы тратили на прогулки в парке «28 Панфиловцев», на кино и поцелуи. Когда наши разговоры затронули тему женитьбы, Перика, ничего не объясняя, показала как живет в нищете её сестра в поселке ТЕЦ-1, которая вышла замуж без родительского благословения. И эту тему мы больше не поднимали. Я мог ночевать у неё дома, утром пить чай за столом вместе с её мамой и наблюдать, как суровый старик – её отец, заместитель министра энергетики Казахстана, не здороваясь ни с кем, собирается на работу. Видеть племянников Перики, снующих по комнатам огромной квартиры и при всём этом ежедневно отдалятся и отдаляться от неё.

В этот же период жизни у меня была удивительная встреча.

Со мной за партой сидел и иногда посещал занятия Аманжолов Бахыт. Его отец был членом ЦК Компартии Казахстана. Жили они в «хрущевке» по проспекту Абая. Частенько мы у него дома слушали музыку. Однажды вечером мы шли к нему домой, а навстречу нам, пожилая парочка. Поздоровались мы за руку с мужчиной, и пошли дальше. Баха тут же и спросил:

– Знаешь, с кем поздоровался?

– Нет, не знаю, – ответил я.

– Это же Динмухамед Ахмедович Кунаев! – торжественно заявил он. Такой короткой была моя первая встреча с главой Казахской ССР. Позже мы снова встретились, но это было уже в погранотряде №2534, куда он приезжал с визитом, еще будучи в должности первого секретаря ЦК КП Казахстана.

Служить интересно

После сдачи всех экзаменов, курсовых и зачетов за второй курс меня потянуло в армию.

Я решил, что будет лучше, срочную службу отслужить со сверстниками. Своё решение я изложил отцу и нарвался на непонимание. Я все равно пошел в военкомат, где меня и слушать на стали, так как военком был другом отца, постоянно приезжал к нам в баню и понятно, что был уже предупрежден о моем новом, не совпадающем с планами родителей, желании.

Когда военком уехал в отпуск, я переправил свои документы из Талгарского в Алма-атинский военкомат и, побрившись наголо, явился домой с повесткой о призыве в пограничные войска.

Отец ушел на улицу, встал посреди огорода и выпускал свой гнев между грядок помидор и огурцов. В проводах в армию мне было отказано и до самого возвращения, я с родителем не общался.

С пограничными войсками мне неописуемо повезло. После учебной роты меня назначили начальником фотолаборатории разведывательного отдела.

За все два года срочной службы не могу припомнить ни одного похожего дня. Два раза в неделю я летал на вертолетах вдоль Китайской границы, ходил в составе конных нарядов, стрелял из всевозможных видов оружия, снимал и проявлял кино и фотоплёнки служебного характера, посещал с офицерами нашего отдела занятия по карате. Встречал агентов и записывал их донесения, ходил учебным нарушителем сам, принимал участие в задержаниях на границе нарушителей, в проведении допросов и следственных экспериментов, фотографировал вскрытие убитых и ещё многое, многое другое….

Во время пограничной операции по захвату перебежчика уходившего в Китай, стрелял в него и только так, мы смогли его задержать. Сам был тяжело травмирован и перенёс операцию на коленный сустав левой ноги.

Звания мне присваивали быстро, так что домой я уезжал в пагонах старшины.

Был горд собой и тем, чему я научился, печален расставанием с полковником Бекпаевым Шортаном Сеитовичем, начальником разведки и капитаном Козловым Николаем, моим непосредственным начальством, и самой интересной на свете службой.

– Служить не страшно,

– Служить полезно,

– Служить – ужасно интересно!

Отец встретил меня после службы радостно, мы помирились, я восстановился в институте и на работе. Однако место моего последнего проживания в частном доме рядом с институтом по улице Космонавтов и пересечения с Ботаническим бульваром было занято. Клавдия Ивановна, моя квартирная хозяйка, очень хотела, чтобы я жил у нее и место было, но там уже обосновались две молоденькие студентки медицинского института. Она попросила прийти, когда они будут дома и в случае, если только они согласятся, я вселюсь.

В назначенное время я был на месте, увидев меня, девушки заулыбались и уединились с бабушкой Клавой, а вечером я вселился. Девушки были из глубинки, обычные, весёлые и простые в общении. Мне для проживания досталась проходная комната. В ней было всегда свежо.

Через неделю Клавдия Ивановна сообщила, что уезжает на полгода к сыну во Владивосток и за старшего оставляет меня. В обязанности мне было вменено собирать деньги за наше проживание и перечислять их на книжку в сбербанке на имя хозяйки. Девочки готовили кушать, мыли полы, стирали и организовывали досуг.

На зимних каникулах Нина уехала домой, а Надя осталась в Алма-Ате, так как у нее появился столичный парень, у которого намечался день рождения. Искренне желая с кем – ни будь меня познакомить, Надя пригласила меня с собой. Компания была молодежная, весёлая, квартира вместительная, стол ломился яствами, всем было хорошо…

Прошло почти два часа, как в дверь вошла статная женщина, она сразу взглядом выхватила именинника (её сына) с сидящей у него на руках Надеждой:

– Ты, сучка! Что хочешь отхватить моего сына вместе с квартирой?

– Убирайся в свою деревню и там ищи парней себе под стать.

Далее из этой дамы полилось столько гадких высказываний, что Надя, схватила пальто и, едва сдерживая слёзы, выскочила на улицу. Я выбежал за ней. Мы пришли, молча домой, молча, легли в свои кровати. Из комнаты доносились всхлипывания девушки, а потом она тихо позвала:

– Сережа, иди ко мне, мне плохо…

Я забрался к ней под одеяло, она была голой и её фигура манила меня своим великолепием.

Я пытался что-то произнести, но она закрыла мой рот поцелуем, она стала осыпать ими всё мое тело, опускаясь всё ниже и ниже. Мне было не просто приятно, мой мозг отключался самопроизвольно, и в те мгновения, когда я осознавал своё я, во мне звучала одна мысль, не проколоться бы, что я девственник.

Все каникулы до самого приезда Нины, мы спали вместе. Эти отношения нельзя было назвать любовью, мной двигало чувство не изведанного ранее наслаждения. Ею, наверное, женская месть парню, отвергнувшему её искреннее чувство. Ведь он, так и не вернулся к ней и даже не извинился за поведение матери.

Так в двадцать лет я стал мужчиной, о чем Надя так и не узнала. С приездом её подруги и однокурсницы, наши отношения прекратились. Вскоре я перевёлся на вечернее отделение института. Вел кружок по карате для лаборантов и преподавателей. На кафедре ГО часто замещал своих подполковников, читал лекции по гражданской обороне, играл на ударнике в институтском ансамбле, не пропускал ни одной дискотеки, тратил деньги на кино, кафе, музеи и подарки для девчонок.

Был со мной тогда один странный случай. Денег не было, а сильно хотелось есть. Стоял я у проспекта Космонавтов, не далеко от дома. Глотаю слюну и думаю, «сколько еще мне голодать». Вдруг шум такой, и под ноги мои с неба падает комок свернутых денег. Ни машин, ни людей, ни ветерка, раннее утро и просто с неба упало двенадцать рублей. Наелся, помню, я тогда в кафе пельменей с томатным соком и подумал, что Бог есть и, что более важно, слышит меня. В этот день я пошел впервые на служение в Никольский храм и слышал впервые проповедь про Иосифа, которого продали в рабство его родные старшие братья. Но вскоре всё забылось, и я посещал только партсобрания.

В самый канун новогодних выходных 1979 года, я решил навестить на Кавказе маму. наивно, как оказалось, полагая, что через город Шевченко (ныне Актау) доберусь быстрее и главное дешевле в Нальчик. Приземлившись в городе, названном в честь великого украинского кобзаря Тараса Григорьевича Шевченко, я понял, как сильно ошибался. Билетов в Нальчик не было, а так же не было и билетов на ближайшую неделю назад – в столицу Казахстана Алма-Ату. Я созвонился с мамой и «поздравил» её с таким печальным раскладом событий, узнал адрес наших бывших по Кавказу соседей Капустиных.

Проехав одну очень короткую остановку на автобусе-гармошке от аэропорта, я оказался у заветной двери на третьем этаже подъездного новенького дома, по адресу: горд Шевченко 12-1-70. Дверь отворилась, и я увидел хорошенькую девушку с половой тряпкой в руке. Глаза её округлились, тряпка сползла на пол. Повзрослевшая бывшая соседка Люда Кабалоева удивленно спросила:

– Ты как здесь оказался?

– Может быть, запустишь сначала? – предложил я.

– Проходи в зал. Домою полы, расскажешь? И родителям надо позвонить, предупредить, что гость у нас незваный.

Люда подросла, но была очень худенькой. В детстве она мне нравилась больше, а теперь проявились кавказские черты лица и эта чрезмерная худоба.

Вечером дома собрались все. Её сводный брат Гриша, отчим – мужчина без права голоса и мать Ирина Григорьевна – женщина творческая, властная, не в меру активная и гордая. Мне отвели место для ночлега – это была кровать Люды в детской комнате, а остальным достались диван и тахта в зале.