Озеро. У источника власти

– А если, например, – озабоченно проговорила Юля, – все совсем наоборот? Не они выросли, а мы почему-то уменьшились?

– Ага! – рассмеялся Арсеньев. – И вся наша одежда уменьшилась. И рюкзаки, и палатка. Просто мы прошли сквозь какую-то аномальную зону. И вот эти сигареты…

Он достал пачку «Мальборо», прикурил на ходу две штуки, одну протянул Юле. Та приняла изящную отраву с легким поклоном.

Наконец, они вышли из деревни и оказались на лесной опушке. Здесь царил зной, жужжанье, стрекот…

– И куда дальше? – спросила Юля.

– В лес, – лаконично ответил Арсеньев.

Ее родители наивно полагали, что она будет жить на турбазе, питаться в столовой, один раз предпримет короткий поход с однокурсницами и так далее. Пусть это и было в какой-то степени опасно, например, гипотетическая столовая, но они отпустили Юлю без особых возражений.

Если бы они узнали, что их дочь собирается провести пять дней в одном из самых медвежьих углов России, варить еду на костре и примусе, то сочли бы план просто неприемлемым – ни о какой поездке и заикаться не стоило.

Но реальность оказалась настолько страшной, что маму и папу уж точно бы хватил кондратий, – только от самой мысли, что их семнадцатилетняя дочь собиралась прожить все эти дни и ночи в одной палатке с человеком, возраст которого приходился как раз на промежуток между ее матерью и отцом.

* * *

Арсеньева звали просто – Иван Васильевич. Вряд ли его покойные родители имели намерение прославить знаменитого Рюриковича, но сам Арсеньев порой глубоко задумывался о судьбе первого русского царя.

А вот фамилия Юли была Каменская, а это ужасно!

Ивана Арсеньева и Юлю Каменскую связывали отношения учителя и ученика. Иван Васильевич (в просторечии – Иванвас) служил преподавателем словесности в одном из медицинских училищ города Брянска, а Юля в этом училище, можно сказать, «училась».

Честно говоря, она туда просто ходила и валяла там дурочку, чтобы в конце этого процесса получить корочку.

И вот однажды утром она заметила, что все медулище на нее как-то странно смотрит. Юля шла через вестибюль, а девчонки поворачивали за ней головы, будто она была каким-то магнитом любопытства.

На лестнице продолжалось то же самое. Юля забежала в туалет второго этажа и с удивлением изогнулась перед зеркалом, словно исполняя какой-то танец. Она подняла руки и заглянула себе под мышки, перекинула тяжелую косу с левой груди на правую, рассматривая шею, повернулась на мысках, изучая ноги со всех сторон. Ростом Юля была гораздо выше этого жалкого зеркала, поэтому ей пришлось и вприсядку пойти…

Никаких засосов на шее не было. Впрочем, их и не могло быть. С одеждой также все тип-топ: из-под короткой юбки ничего не торчит, белые гетры настолько чисты, что кажется, будто они сотканы из стирального порошка, который белее самого белого…

Хороша, спортивна, быстра! Неужели и сегодня он (Иванвас) не удостоит ее ни единым взглядом?

В коридоре к Юле подошел Петя Романов и, ткнув огромным пальцем ей в грудь, строго сказал:

– Каменская!

– Ну и что?

– Как что? – удивился Петя. – Каменская же!

Этот Петя хотел стать великим хирургом, резать и сшивать, ковырять и давить. Пока же он выполнял в училище одну важную, тайную и довольно скользкую миссию…

А на уроке продолжился этот странный кошмар внимания: все шушукались, постоянно поглядывая на нее. Урок вел, между прочим, сам Иванвас. На сей раз, он нес будущим медсестрам «Слово о полку Игореве», раскидывал руки в стороны, словно огородное пугало, помахивал ладонями, изображая плавное течение древнерусского языка.

И совершенно не обращал внимания на Юлю Каменскую.

– Если вы будете читать правильно, то получатся настоящие стихи. Дело в том, то в те далекие времена мягкий знак произносился примерно как «е», а твердый – как «о». Вот послушайте: «А Игоре князе поскочи горнастаемо ко тростию…»

В конце концов, Юле пришла записка:

«Браво, Каменская!!!»

Да что она такого сделала сегодня?

Оказалось, что она все сделала вчера. Потому что по телеку пошел какой-то дурацкий сериал, где главной героиней была именно Каменская, суровая, роковая женщина-вамп.

И началась для Юли новая жизнь. Каждый вечер Каменская совершала в прямом эфире очередной постельный подвиг, а утром в училище за нее расплачивалась Юля.

Каменская была любовницей какого-то вельможи, но крутила роман с самим императором. Днем она гарцевала на лошади, а ночью, в будуаре и пеньюаре, могла взнуздать то вельможу, то императора, то кого-то еще. Плюс за ней охотились секретные службы, да и сама она, похоже, была каким-то тайным агентом, постоянно спасающим мир, хотя речь шла о веке восемнадцатом, и мир, как всем известно, был давно спасен.

Юле уже совершенно не хотелось валять дурочку за корочку. Каждый день превратился для нее в ад.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Иван Васильевич Арсеньев. По училищу пошли слухи, что между преподавателем и студенткой разразился бурный роман. И теперь уже никому не было интересно, что там, в образе Юли, творит Каменская с императором. Куда более важным для команды медиков стало то, что сама Юля творит с Иван Василичем.

Так могучая фрейлина канула в вечность… Если бы знала Юля тогда, весной, при каких странных обстоятельствах она снова увидит ее!

А вот с Иваном Василичем Арсеньевым Юля ничего не творила. Причиной всех этих сплетен был случай, когда в аудитории сломалась железная дверь, они с Иванвасом оказались запертыми, их выковыривали с привлечением МЧС… А потом в этой аудитории нашли какую-то окровавленную тряпочку. Только и всего. Тряпочка могла остаться от очередной операции будущего хирурга Пети Романова, который пока практиковал с детородными органами сестер милосердия. Или у какой-нибудь девчонки пошла носом кровь от передозняка…

И вот теперь, на летних каникулах, благодаря цепочке неожиданных и диких происшествий, они оказались здесь, чтобы поставить палатку на берегу озера и заняться в ней любовью. Все это как-то не укладывалось в Юлиной голове…

* * *

Арсеньеву казалось, что он просто спит: девушка, о которой он думал целый год и думать себе запрещал, девушка, на которую было больно смотреть (он и не смотрел поэтому), теперь идет, покачивая бедрами, рядом с ним в лесной глуши, а за плечами у него была палатка, и карманы были набиты презервативами…

Нет, он не был в нее влюблен – конечно! Любовь, которую ему предсказала одна знакомая фея, представлялась ему совершенно другой. Более того: требования Арсеньева к этой эфемерной возлюбленной были настолько высоки, что он так до сих пор и не нашел ее. Правда, женщин у него было порядочно, и семнадцатилетние тоже встречались, хоть и давно: когда самому Арсеньеву было восемнадцать-двадцать… Важнейшие условия этой любви – тончайшее понимание его, Арсеньева, внутреннего мира, а также – пусть это и несколько странно звучит – глубокое знание древнерусской поэзии. Кроме того, она должна была быть ослепительно красивой…

Юля Каменская отвечала только последнему требованию. По литературе у нее была тройка, да и то – не очень уж твердая, а что касается понимания, то здесь Арсеньев пытался, используя всю свою наблюдательность, уловить хотя бы мельчайшие искорки. Иногда ему это удавалось, за последние сутки – уже несколько раз. Или он просто обманывал себя, и понимание между поколениями в современном мире – вообще идея-фикс? Одно Арсеньев знал наверняка: он безумно хотел Юлю, думал о ней уже целый год и страдал от невозможности осуществить свои мечтания. Каково же было его изумление, когда – по стечению нелепых случайностей и чудесных совпадений – в их отношениях произошел самый крутой поворот!

Арсеньев встретил Юлю на улице. Все, что они должны были сделать, внезапно увидев друг друга на углу Мичуринского проспекта и Заречной – это скромно поздороваться, как подобает учителю с ученицей, и спокойно разойтись по своим делам. Арсеньев так бы и остался в смутных страданиях по недоступной красавице, через год она бы окончила училище и исчезла из его жизни навсегда. Если бы не…

Ливень. Он внезапно ударился об асфальт, покрыв весь мир крупными пузырями. И сверкала молния, и гремел гром… Город стал диким и черным, будто дремучий лес. Им ничего не оставалось делать, как укрыться в ближайшем магазине.

Будь это какой-нибудь продуктовый магазин, ничего бы не произошло: они бы просто переждали ливень и все. Но, выжимая в вестибюле волосы (а вода текла с них на пол в два широких ручья), Юля глянула из-под локтя на витрины и раскрыла рот от удивления.

Здесь продавалось снаряжение для туризма, а ей вскоре как раз и предстоял турпоход… И Юля предалась воображаемому шопингу. Арсеньев ходил за ней по пятам и молча смотрел, как длинные смуглые руки девушки вытягивают из пачек рукава разноцветных ветровок, как ее музыкальные пальцы разминают ткань…

Арсеньеву казалось, что она и вовсе забыла о его существовании, но вскоре выяснилось, что это далеко не так. Они оказались перед плакатом, где упругие туристы-экстремалы рубили и кашеварили на берегу живописного лесного озера.

– Все бы отдал, чтобы пожить в каком-нибудь таком месте… – вздохнул Арсеньев в пространство.

Юля быстро обернулась к нему, ее глаза сверкнули.

– И я тоже! – с жаром воскликнула она.

– Поехали, нет проблем, – в шутку предложил Арсеньев, и в то же время сердце его отчаянно забилось, потому что Юля вдруг посерьезнела и сказала: