Полет в неизвестность
Сергей Дмитриевич Трифонов
В сводках не сообщалось…
Роман известного новгородского историка и писателя Сергея Дмитриевича Трифонова рассказывает о действиях в послевоенной Германии 1945–1946 годов советской оперативно-разыскной группы военной контрразведки «Смерш» по поиску немецких реактивных двигателей и реактивных самолетов, привлечению немецких авиаконструкторов и инженеров к созданию отечественной реактивной авиации и противодействию американским и британским спецслужбам в вывозе этой техники на Запад. В основе сюжета – противостояние главных героев произведения: личного пилота Адольфа Гитлера, группенфюрера СС и генерал-лейтенанта полиции Ганса Баура и контрразведчика, подполковника Александра Савельева.
Сергей Трифонов
Полет в неизвестность
© Трифонов С.Д., 2017
© ООО «Издательство «Вече», 2017
* * *
Глава 1
На Лубянку Савельев прибыл без четверти восемь в новом мундире при всех наградах, как было велено в записке из приемной Абакумова, дожидавшейся его у дежурного ведомственной гостиницы. Поднимаясь на пятый этаж, где располагалось ГУКР «Смерш»[1 - Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны СССР (здесь и далее – примечания автора).], Савельев с каждой ступенькой все сильнее ощущал противный холодок, поднимавшийся к груди откуда-то снизу, от живота. Руки коченели так же, как тогда, в Белоруссии летом сорок четвертого, после ранения осколком немецкой авиабомбы. В приемной, где ожидали своей очереди генералы и полковники, холод сменился жаром, лоб покрылся испариной. Адъютант в звании подполковника, внимательно просмотрев удостоверение Савельева, доложил по телефону:
– Товарищ генерал-полковник, ожидаемый офицер прибыл.
Адъютант отворил дверь и слегка подтолкнул Савельева. В кабинете Абакумова находился начальник управления контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Вадис, взглянувший на Савельева уставшими глазами.
– А, наш герой! – Абакумов поднялся навстречу Савельеву, поздоровался с ним за руку, пригласил к столу. Долгим, внимательным взглядом ощупывал подполковника, как бы оценивая его. – По наградам вижу, настоящий боевой офицер.
На столе Савельев заметил папку с его личным делом, довольно пухлую и весьма затрепанную. Видать, работали с ней основательно. Абакумов убрал папку в стол.
– Савельев, скажите, страшно было там, в Берлине, в бункере фюрера, когда вы его брали? Я вот третьего дня там побывал. Неприятное, скажу, ощущение, дьявольское что-то там есть.
Савельев поглядел на Вадиса, надеясь на поддержку, но тот, отхлебнув чаю, намеренно отвернулся. Подполковник никак не мог взять в толк, за что Вадис дуется на него. Но не Савельевым была занята голова Вадиса. Абакумов рассказал ему, основываясь на агентурных данных из аппарата НКВД, о подготовке Берией доклада Сталину об иной трактовке следственных документов контрразведки «Смерш» по опознанию трупов семьи Геббельса, Гитлера и Евы Браун, о результатах экспертиз, показаниях немцев, задержанных в фюрербункере, о массе противоречий и нестыковок, содержавшихся в следственных документах, и, возможно, об иной версии развития событий с участием высших лиц рейха в конце апреля – начале мая. Подготовку доклада Берия поручил генерал-лейтенанту НКВД Амаяку Кобулову, стародавнему врагу Вадиса.
– Так точно, товарищ генерал-полковник, поначалу страшновато было. А потом ничего, привыкли.
– Вы, Савельев, уверены в подлинности трупа Гитлера? – Савельев видел, как напрягся Вадис.
– Уверен, товарищ генерал-полковник. Это был Гитлер.
– Почему же так много противоречий в документах? Почему столько разногласий в протоколах допросов немцев? Почему, наконец, многие протоколы небрежные, безграмотно составленные? Правда, к документам вашей группы это не относится. У вас полный порядок.
– Так ведь нужно понимать, товарищ генерал-полковник, в каких условиях и в какие сроки происходили события. – Савельев от волнения встал. Абакумов движением руки усадил его обратно. – Работали с колес, люди с ног валились от усталости. А немцы, немцы путались и лгали, кто со страху, кто от безумия, а кто от фанатичной уверенности, что не все потеряно, что фюрер жив, его необходимо спасать ложными показаниями, что в будущем им это зачтется.
– Но некоторые ведь говорили правду? Этот ваш, как его, пилот Гитлера? – Абакумову все больше нравился этот подполковник. Не тушуется перед руководством, держится уверенно, честные, умные глаза, мужественное лицо, большой красивый лоб.
– Баур, Ганс Баур, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции.
– Да, да, Баур. Он и ряд других высокопоставленных чинов все же уверены в гибели Гитлера. И обратите внимание, изворачивается и лжет главным образом мелкая придворная камарилья: адъютанты и лакеи.
– Но они были с Гитлером до конца, они истинные свидетели, – вступил в разговор Вадис, подбрасывая долю сомнения.
Савельев напрягся, взвешивая, следует ли спорить с Вадисом. Но решился:
– Простите, товарищ генерал-лейтенант, не согласен. – Абакумов с усмешкой взглянул на Вадиса. Вот, мол, твои же воспитанники, получай по полной. – Все же главное – экспертные заключения специалистов: патологоанатомов, стоматологов, зуботехников. Дантистам лгать не резон. Они как раз ничего от вранья не выигрывают.
Абакумов хлопнул ладонью по столу, закурил, прошелся по кабинету и вновь сел напротив Савельева.
– Ладно, время покажет, кто прав. Сами понимаете, истина, будь она неладна, многообразна. И к сожалению, зачастую рождается не в процессе исследования объективных данных, непреложных фактов и документально зафиксированных свидетельств, а в итоге искусно закрученной интриги и подается в красивой упаковке. Поживем – увидим, кто прав… Я, собственно, вызвал вас, Савельев, вот по какому вопросу. – Абакумов достал из сейфа тоненькую папку, полистал несколько страниц ее содержимого. – На оккупированной нами территории Германии мы создаем ряд территориальных оперативных групп в целях исследования предприятий, выпускавших боевую технику, боеприпасы, материалы военного предназначения, современные станки и оборудование, поиска научной, опытно-конструкторской и технологической документации оборонного характера и розыска ученых, конструкторов, инженеров, технологов, участвовавших в разработке и производстве боевой техники. Учитывая ваше образование, мы решили назначить вас руководителем опергруппы, сориентированной на авиационную технику. Вы поступаете в распоряжение генерал-майора Барышникова и зачисляетесь в штат центрального аппарата главка. Да, Савельев, вы этого Баура не бросайте, думаю, он нам еще может пригодиться. – Абакумов поднял телефонную трубку. – Владимир Яковлевич, Савельева направляю к вам.
Абакумов вплотную подошел к вытянувшемуся по стойке смирно Савельеву и, положив ладони на его плечи, спросил:
– Просьбы имеются?
– Так точно, товарищ генерал-полковник, две.
– Давайте и коротко.
– Жена у меня там, в Германии, старший лейтенант, военный переводчик, в положении она.
Вадис скорчил мину от досады, показывая Савельеву, что тот олух, что такие вопросы решает он сам, генерал-лейтенант Вадис, что такими глупостями не резон обременять начальника главка. Абакумов сделал в блокноте пометку.
– Решим. Демобилизуем. Поможем с работой. Вторая просьба.
– Можно с собой забрать моего водителя, старшину Кулешова?
Абакумов взглянул на Вадиса. Тот в досаде только рукой махнул.
– Забирайте. Удачи вам, подполковник. С нетерпеньем ждем от вас результатов.
* * *
Генерал-майор Барышников, повстречай его вне стен Лубянки, больше напоминал земского врача, учителя или характерного театрального актера. Савельев мгновенно по привычке записал в памяти: сорокапятилетний мужчина среднего роста, плотный, шатен, большой лоб, прямой нос, выразительные очертания мягких губ и подбородка, облачен в штатское, модный темно-синий костюм из дорогого бостона, белая сорочка, синий галстук в мелкую бордовую горошинку, хорошие ботинки. Красив. Глаза! Глаза умного, тонкого, очень уставшего человека.
Савельев немного знал о Барышникове. До войны тот служил в контрразведке и разведке. В январе сорокового, в советско-финскую войну, он даже приезжал к ним на фронт, где Савельев командовал последовательно разведвзводом стрелкового батальона, разведротой отдельной мотострелковой бригады. Но легендарным в среде смершевцев Барышников стал накануне Курского сражения, когда под его руководством контрразведчики провели чрезвычайно успешную операцию по дезинформации противника. В довольно длительной по меркам контрразведки радиоигре с абвером[2 - Абвер – орган военной разведки и контрразведки вооруженных сил гитлеровской Германии.] удалось убедить командование вермахта в недостаточности советских сил и средств в районе Курско-орловской дуги, скрыть подготовку решительного летнего наступления Красной армии, тем самым облегчив советскому командованию выполнение задач по разгрому гитлеровских войск и спасению жизней десятков тысяч красноармейцев. В сорок третьем и сорок четвертом годах Барышников руководил отделением радиоигр с абвером и СД. Несколько десятков немецких агентурных групп, захваченных и перевербованных военными контрразведчиками, гнали гитлеровцам дезинформацию, способствовавшую успеху Белорусской, Ясско-Кишиневской, Прибалтийской, Висло-Одерской и ряда более мелких операций. Всего этого Савельев, конечно, знать не мог. Как не мог он соотнести оценку эффективности работы советской военной контрразведки, данную генерал-лейтенантом, руководителем абвера-3 Францем фон Бентивеньи в ходе допроса в Берлине, с именем Барышникова. Протоколы эти Савельев читал. Немецкий генерал утверждал, что все заброшенные в тыл Красной армии немецкие агенты были задержаны советскими органами безопасности. Часть из них возвращалась обратно, снабженная надежной дезинформацией, а часть очень успешно использовалась в радиоиграх с абвером.
С сорок четвертого года Барышников руководил 3-м отделом главка, занимавшимся борьбой с агентурой противника. Теперь же Абакумов вменил ему в обязанности еще и весь военно-промышленный комплекс Германии, доставшийся Красной армии после победы.
– Здравствуйте, товарищ Савельев. – Барышников ждал его, прохаживаясь по кабинету и просматривая на ходу какие-то документы. – Прошу садиться. Времени у нас с вами немного, а поговорить нужно о многом. – Генерал позвонил и заказал чай. – Давайте без чинов и званий, мы же с вами разведчики.
Савельев с удивлением обвел взглядом кабинет генерала. Все свободное пространство занимали какие-то ящики, ящички, коробки, баулы, портфели, плотно набитые трофейные рюкзаки.
– Не удивляйтесь, – улыбнулся Барышников, – это часть имущества вашей опергруппы. Ну, к делу.
В дверь постучали. Дежурный офицер поставил на стол два стакана чая в мельхиоровых подстаканниках, сахарницу и тарелку с сушками.
– Я читал ваше личное дело, поэтому без предисловий. Будем пить чай и говорить о целях вашей опергруппы, ее задачах, особенностях их выполнения, о возможных и непредвиденных проблемах, о ваших новых подчиненных, о немцах и еще о многом другом.
Глава 2
Десятого мая Баура доставили в Познань и поместили в 1-е хирургическое отделение эвакуационного госпиталя № 2805 при лагере № 173 ГУПВИ НКВД[3 - ГУПВИ НКВД – Главное управление по делам военнопленных и интернированных Наркомата внутренних дел СССР.] с диагнозом «сквозное пулевое ранение правой голени с повреждением костей, осложненное газовой инфекцией». Через два дня его оперировали, ампутировав треть голени. Операция состоялась поздно вечером, а ранним утром, до операции и еще до врачебного обхода, два офицера НКВД (Баур уже понимал, что лазоревый цвет приборов фуражки, просветов на погонах и обшлагов мундира – признак принадлежности к грозному НКВД), майор и лейтенант, явились по его душу. Не представившись, майор уселся на табурет рядом с его постелью и через переводчика – лейтенанта сообщил о необходимости заполнить опросный лист на военнопленного обергруппенфюрера СС Ганса Баура. Баур заметил, что его звание – группенфюрер, что в авиации рейха никто не имел звание обергруппенфюрера СС, что… Майор раздраженно прервал его: