Операция «Сентябрь»

В силу этого считали бы необходимым приступить к аресту и принудительному выселению из Литовской ССР наиболее активных категорий лиц:

– государственный буржуазный аппарат: чиновники государственной безопасности и криминальной полиции; командный состав полиции; административный персонал тюрем; работники судов и прокуратуры, проявившие себя в борьбе с революционным движением; офицеры 2?го Отдела Генштаба Литовской армии; видные государственные чиновники; уездные начальники и коменданты…»

В этот же список попали представители контрреволюционных и националистических партий, русские белоэмигранты, фабриканты и купцы, крупные домовладельцы, банкиры, акционеры, биржевики, лица, заподозренные в шпионаже, уголовный и бандитский элемент…

Из Докладной записки наркома госбезопасности СССР Меркулова Сталину, Молотову и Берии от 17 июня 1941 года Савельев узнал: только в Литве было репрессировано 15 851 человек.

На фоне таких массовых репрессий, на фоне тотальной санации населения, осуществлявшейся силами НКВД – МВД и НКГБ – МГБ, в обстановке полной вседозволенности, свойственной сталинскому режиму, и совершались преступления советских военнослужащих в отношении мирного населения Литвы, ни в чем не виноватого даже по критериям советских властей. Но многие бойцы и офицеры армии, внутренних войск, госбезопасности были уверены: литовцы и поляки – враги, пособники фашистов, с радостью встретившие немцев в 1941 году, использовавшие рабский труд вывезенных немцами советских граждан, чинившие террор в тылу Красной армии.

Неудивительно, что население восприняло эти репрессии, грубую ломку политического и административно-территориального устройства страны, традиций, навязывания русского языка, бесцеремонность новой власти как оккупацию, а всех представителей этой власти – от назначенного сельского учителя и участкового милиционера до министров правительства – оккупантами.

Позже, там, в Литве, Савельев постепенно осмыслит всё это, поймёт детали, нюансы, особенности, без учёта которых работа контрразведчика немыслима. Он хорошо помнил слова генерала Барышникова, которого считал своим учителем и наставником: «Разведка и контрразведка – это анализ и синтез деталей, нюансов, особенностей, мелочей и тонкостей». А пока он читал и читал документы.

Вначале он просмотрел копии спецсообщений, донесений, рапортов, справок и отчётов о борьбе с литовскими и польскими бандами. Смысловое содержание всех этих документов было понятно: есть враг, борющийся с советской властью и советскими гражданами, военнослужащими и милицией. Враг во что бы то ни стало должен быть уничтожен. Но документы из другой папки, вручённой заместителем министра, поставили Савельева в тупик[2 - Стилистика и орфография документов сохранена.].

«Сов. секретно

Командиру 4?й стрелковой дивизии войск НКВД

генерал-майору товарищу ВЕТРОВУ

По сообщению начальника Свенцянской опер. группы НКВД-НКГБ подполковника госбезопасности тов. ХИМЧЕНКО, 6?го февраля с/г в 24 часа мл. сержант 1?го батальона 25 полка ПАХОМЕНКО с 3?мя красноармейцами в городе Свенцяны зашли в дом гр-ки КОЗЛОВСКОЙ, забрали ее сына 1929 года рождения, учащегося, поляка и без всяких на то оснований недалеко от дома расстреляли его, заявив командиру части, что он был убит при попытке к бегству.

Прошу Вашего распоряжения немедленно этот безобразный случай расследовать и виновных предать суду Военного Трибунала, приняв решительные меры к недопущению впредь подобных позорных явлений.

Народный комиссар внутренних дел

Литовской ССР,

комиссар государственной безопасности

БАРТАШУНАС

8 февраля 1945 года

гор. Вильнюс».

Савельев был оглушён документом. Он не заметил, что сидит практически в тёмном кабинете; пепельница была переполнена окурками; от табачного дыма тяжело дышалось.

Открыв форточку и выглянув в окно, он увидел, как на Лубянке зажглись фонари. Редкие прохожие торопливо шли в сторону Театрального проезда и Никольской. Поливальные машины смывали дневную пыль и опавшую листву на Новой и Лубянской площадях. Последний день августа завершался.

Зашторив окна, включил настольную лампу, закурил и вновь уселся за стол.

Читая документы, Савельев делал в блокноте записи, фиксируя фамилии, даты, номера воинских частей. В этой толстой папке, вручённой ему заместителем министра, были подшиты десятки подобных документов. Он не стал читать все, выбрав сводную справку МВД Литвы на имя министра внутренних дел СССР Круглова.

«Совершенно секретно

Министру внутренних дел Союза ССР

генерал-полковнику товарищу КРУГЛОВУ

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

о фактах уголовных преступлений, совершенных военнослужащими на территории Литовской ССР.

В городах Вильнюс, Каунас, Мариамполь и некоторых других уездных центрах Литовской ССР на протяжении 1946 года имели и продолжают иметь место случаи совершения военнослужащими дерзких уголовных преступлений – разбоев, грабежей и убийств.

Только за минувшие месяцы с/г на территории Литовской ССР военнослужащими было совершено 31 преступление, в том числе: разбоев с убийством и без убийства – 15, убийств – 4 и краж – 12…

За этот же период было привлечено к уголовной ответственности 89 человек военнослужащих, из них: за разбои – 20, за грабежи – 31, за убийство – 8 и за кражи – 15…

Такое состояние с уголовной преступностью среди военнослужащих объясняется в первую очередь отсутствием должной дисциплины и политико-воспитательной работы среди рядового и сержантского состава частей и соединений, дислоцируемых на территории Литовской ССР.

Об этих фактах мною дважды сообщалось командующему Прибалтийским военным округом генералу армии тов. БАГРАМЯН.

Тем не менее уголовная преступность среди военнослужащих не уменьшается, а наоборот растет.

Сообщая об изложенном, прошу Вас через Министерство вооруженных сил Союза ССР принять необходимые меры к прекращению преступных проявлений со стороны военнослужащих.

И.о. министра внутренних дел ЛССР

генерал-майор КАПРАЛОВ».

Савельев взглянул на часы. Пора было собираться. Он убрал документы в сейф, достал из него трофейный «вальтер» с тремя обоймами и двумя коробками патронов, положил всё в «тревожный» чемодан, туда же отправил блокнот и три банки тушёнки. Переодевшись в общевойсковую полушерстяную полевую форму (в форме МГБ лететь запретили), проверив в кобуре табельный ТТ, он оглядел кабинет, выключил свет и с тревожным чувством шагнул в коридор. Когда ещё сюда вернётся? И вернётся ли?

2

На ярко освещённой площадке рядом с одним из аэродромных бараков, у врытой в землю бочки, служившей местом для курения, сгрудилась группа офицеров. Одни были одеты в общевойсковую форму, другие в синюю милицейскую. Как только Савельев вышел из машины, от группы отделился офицер, оправил гимнастёрку и, не доходя трёх шагов, вскинул руку к козырьку, по-армейски, спокойно и уверенно стал докладывать:

– Товарищ подполковник, оперативная группа в составе девяти человек…

Савельев остановил доклад. На его лице появилась улыбка.

– Здорово, Лёша! Рад тебя видеть, друг мой любезный!

Они обменялись крепким рукопожатием и обнялись. Офицеры с повышенным вниманием наблюдали эту картину.

Савельев был искренне рад назначению ему в замы майора Зарубина Алексея Степановича. Два последних года войны они воевали вместе. В январе сорок четвёртого старший лейтенант Зарубин прибыл в руководимый Савельевым дивизионный отдел контрразведки «Смерш» на должность оперуполномоченного розыскного отделения и вскоре стал одним из лучших чистильщиков[3 - Чистильщик – на профессиональном жаргоне контрразведчиков – высокопрофессиональный специалист по разработке, поиску и задержанию преступника.]. В его послужном списке значились десятки выявленных немецких диверсантов, полицаев и их пособников, скрывавшихся дезертиров, бандитов из Армии Крайовой, стрелявших в спину нашим бойцам. В середине апреля сорок пятого в небольшой немецкой деревушке неподалёку от Темплина Зарубина ранили в спину. Стрелявшего не нашли. После госпиталя его направили на 1?й Дальневосточный фронт, а с апреля этого года он служил заместителем начальника отделения особого отдела Московского военного округа. Это был невысокого роста худощавый крепыш, физически очень сильный, с волевым лицом, умными, цепкими глазами. Форма на нём сидела ладно, на гимнастёрке ни одной складочки, сапоги надраены до блеска.

Савельев, оглядев майора, улыбнулся. Он вспомнил, как летом сорок четвёртого, во время нашего наступления в Белоруссии, они выследили и брали на станции в Могилёве группу кочующих по железной дороге немецких шпионов-наблюдателей из власовцев. Те, прикинувшись инвалидами, долго трепали нервы смершевцам. После преследования шпионов в развалинах города Зарубин явился с докладом грязный, в рваной форме. Савельев сделал ему замечание за неопрятный вид. Старший лейтенант обещал к утру привести себя в порядок.

– Не к утру, Зарубин, а немедленно. Офицер-контрразведчик должен быть не только умным, внимательным, бдительным, честным и справедливым человеком, но и аккуратным во всём. На нас постоянно, часто с предубеждением, глядят бойцы и командиры.

С тех пор Зарубин был образцовым офицером.

Савельев попросил его представить офицеров опергруппы. Офицеры выстроились в шеренгу. Савельев представился:

– Подполковник Савельев, командир опергруппы. Здравствуйте, товарищи.