Пощёчина генерал-полковнику Готу

В августе тридцать седьмого Алексея Гордеева зачислили в Ленинградское авто-техническое училище, готовившее специалистов-техников по обслуживанию и ремонту легких танков Т-26. После прохождения курса молодого бойца он принял присягу, а после торжественного построения командир батальона первокурсников майор Нестеренко пригласил Алексея к себе в кабинет. Немолодой, коренастый с почти седой головой комбат закурил, предложил папиросы Гордееву.

– Спасибо, товарищ майор, не курю.

– Молодец. Скажи, Гордеев, только честно, почему ушёл из университета и поступил в училище? В академической справке об успеваемости у тебя одни пятёрки…

Алексей, не моргнув глазом, чётко, командирским голосом ответил:

– Стране нужны командиры. Пахнет порохом и на востоке, и на западе. Я, товарищ майор, не из тех, кто будет сидеть в тиши библиотек и, сложа ручки, наблюдать, как над страной сгущаются тучи.

Майор бросил на Гордеева недоверчивый взгляд, пытаясь понять, насмехается этот парень над ним или режет правду-матку. Что-то неуловимо ироничное звучало в его словах. Между тем лицо открытое, взгляд честный.

– Похвально, Гордеев, похвально. – Комбат полистал личное дело курсанта. – Очень хорошо, что ты, Гордеев, отличный спортсмен, кандидат в мастера спорта по спортивной гимнастике. Поэтому поручаю тебе ответственное дело. Будешь инструктором батальона по физподготовке. На твои плечи ляжет организация спортмероприятий в батальоне, разных соревнований между взводами и ротами. Потянешь?

– Постараюсь, товарищ майор.

– Но имей в виду, всё это по выходным дням. От учебы тебя никто не освободит.

Завертелась курсантская жизнь, понеслись нескончаемой чередой учебные дни, недели, месяцы… Подъём в 6.30, утренняя пробежка и физзарядка, мытьё, бритьё, приведение себя в порядок, быстрый завтрак, построение, развод по учебным классам, а кому в наряд, быстрый обед, учёба, строевая подготовка или физподготовка, быстрый ужин, чистка оружия, обуви, уход за формой, час свободного времени, отбой… Выходных Алексей практически не имел. По воскресеньям шли соревнования между взводами и ротами по волейболу, футболу, троеборью, стрельбе из пневматической винтовки… Иногда политруки рот водили их на экскурсии в Эрмитаж, Русский музей, Петропавловскую крепость… Изредка Алексея отпускали вечером в субботу домой, где он полдня отсыпался, мылся и отъедался.

Учёба Алексею давалась легко. Физические нагрузки ему казались смешными по сравнению с тренировками в университетской сборной. Курсантский режим и общую моральную обстановку он переносил спокойно, стоически. С командным и преподавательским составом был корректен и вежлив. В отношениях с курсантами держал себя ровно, не выпячивался, не кичился своим культурным превосходством, но панибратства не допускал, во внеуставных мероприятиях – самоволках и редких ночных распитиях самогона и дешёвого вина – не участвовал. Курсанты, бывшие в основном младше Алексея, относились к нему уважительно, но с некоторой опаской. Гонял он их на физподготовке по полной, до седьмого пота. Многие ведь, поступив в училище, и трёх раз подтянуться на перекладине не могли, на кроссах падали от усталости после первого километра, но уже к весне окрепли, накачали мускулы, на гимнастёрках некоторых засияли значки БГТО.

Поначалу Гордееву многое в училище казалось странным. В первую очередь контингент курсантов. Большинство ребят пришло по комсомольскому призыву с заводов, фабрик, колхозов и совхозов, имея семилетнее образование. Окончивших среднюю школу были единицы, а пришедших из вуза – один, Гордеев. В общей массе молодёжь была малообразованная, не приученная к книгам, плохо или совсем не знавшая русскую классику; некоторые в восемнадцать лет читали по складам, вслух, медленно шевеля губами. Для кого-то политзанятия – по мысли Гордеева, пустая трата времени – стали откровениями, раскрывшими их глаза на просторы и административно-территориальное устройство СССР, многонациональность населения, на ход индустриализации, подъём культурного уровня людей… И если бы не каждодневное тупое вдалбливание в неокрепшие мозги агитационно-пропагандистских штампов о неизбежности победы мирового социализма, пролетарском интернационализме, ожесточении классовой борьбы в стране по мере продвижения к победе социализма и необходимости истребления на этом пути всех врагов народа, вылезающих повсюду из всех щелей, словно ядовитые пресмыкающиеся, через два года из этих парней вполне можно было слепить если и не совсем толковых командиров, то хотя бы вполне грамотных механиков, разбиравшихся в бронетанковой технике. Часть из них таковыми и стала, заняв после окончания училища должности помпотехов рот. Большинство же, не получив толкового образования по тактике и военному искусству, не осознав ответственности командира, погибла в суровую зиму 1939–1940 годов на советско-финской войне.

Безусловно, для многих ребят училище стало социальным лифтом, вырвавшим их из полуголодного и каторжного колхозного строя, со строек народного хозяйства и из цехов заводов, где средняя продолжительность жизни рабочих не превышала 42 года. Они были счастливы влиться в командирский корпус непобедимой РККА.

Не всё было просто с преподавательским составом. Общеобразовательные предметы – математика, физика, химия, основы сопромата, русский язык и литература, география, история – вели гражданские. Вели грамотно, толково, интересно. Военные прекрасно преподавали материальную часть танков, бронеавтомобилей и тракторов, военную топографию, стрелковое оружие и боеприпасы, но совершенно бездарно и безграмотно учили курсантов тактике, взаимодействию видов и родов войск в бою, организации тыла, разведки и связи. Плохо были поставлены общеинженерная подготовка, изучение вооружённых сил потенциальных противников. Алексею казалось очень странным, что до них совсем не доносили опыт применения бронетанковой техники в Испании, не знакомили с современными образцами британских, французских, чешских, немецких, японских танков. Правда, однажды им показали плакаты с изображением немецких лёгких танков Т-1 и Т-2, пафосно заявив, что они не могут иметь никакого сравнения с основными советскими танками Т-26, БТ-5 и БТ-7 ни по тактико-техническим данным, ни по вооружению. Оно, конечно, так и было. Только ребятам не сказали, что немецких механиков-водителей и унтер-офицеров – командиров танков подбирали из технически грамотной молодёжи и готовили не менее года и что в их умелых руках устаревшая к тому времени боевая техника представляла собой весьма грозное оружие. А однажды на занятиях по материальной части один из курсантов, невысокий рыжий паренёк из Вологодской области, задал преподавателю вопрос:

– Товарищ военинженер 3-го ранга, а правда, что наш Т-26 – доработанная копия английского танка «Виккерс»?

В классе повисла гнетущая тишина. Преподаватель затравленно оглядел курсантов, оглянулся на дверь и сдавленным голосом соврал:

– Нет, не правда. Это совершенно новый танк, разработанный выдающимися советскими инженерами и конструкторами.

Больше того курсанта никто и никогда не видел в училище.

Совсем было плохо с преподаванием уставов РККА. Если Устав караульной службы был прост и понятен, то Временный устав тыла, Временный полевой устав, Боевой устав механизированных и моторизованных войск, Устав внутренней службы курсанты усваивали с трудом. А когда в 1938 году приказом Народного комиссара обороны был введён новый Боевой устав бронетанковых войск, его вовремя не доставили в училище. Но в экзаменационные билеты были включены нормы нового Устава, который курсанты в глаза не видели, и никто их о нём не информировал. Казус замяли, выгнав со службы, а затем арестовав за вредительство начальника учебной части училища.

Быт в училище поддерживался аскетический. Переполненные казармы, душные летом, сырые и холодные с осени по весну, облупившаяся краска стен, давно не белённый потолок, зашарпанные туалеты и умывальные комнаты. Холодные байковые одеяла никогда не согревали. Мыло в стране оставалось дефицитным продуктом, поэтому курсантам выдавали на месяц по мизерному кусочку хозяйственного, которым ты и помыться был должен и бельё выстирать. Экономили на форме и обуви. Хлопчатобумажные гимнастёрку и штаны должны были менять в конце сентября на полушерстяные, но из-за нехватки в тёплое обмундировывали только второй курс, первогодки мёрзли. Вместо положенных яловых сапог все курсанты два года носили кирзовые, а про тёплые байковые портянки тыловики часто забывали. Совершенно не согревали в холодные и ветреные ленинградские зимы остроконечные шлемы-будёновки. Зимние шапки по уставу в состав формы не входили. Конечно, Алексею было куда легче. Мать снабжала его всем, чем могла: шерстяными носками и подшлемником, тёплым нижним бельём, мылом, зубным порошком, гуталином, носовыми платками, бритвенными принадлежностями, одеколоном, вазелином для рук… Он делился с курсантами, а иногда и с преподавателями.

Осенью и зимой тридцать седьмого училище накрыла волна арестов. Сотрудники особого отдела Ленинградского военного округа хватали вначале тех преподавателей-военных, кто ранее служил с уже арестованными Тухачевским, Якиром, Уборевичем, Корком, Эйдеманом, Путной, Примаковым…

В тридцать восьмом году стали исчезать молодые преподаватели и инструкторы. Учебный процесс затрещал по швам, образовавшиеся лакуны в учебном плане спешно латались политзанятиями и строевой подготовкой. К весне тридцать девятого специальные военные и технические дисциплины преподавать стало некому. И тогда где-то там, наверху, приняли соломоново решение: коли нельзя из курсантов подготовить воентехников, выпускной курс будут готовить командирами танковых взводов. Алексею это было только на руку. Ему вовсе не хотелось носить звание воентехник 2-го ранга. То ли дело – «лейтенант бронетанковых войск».

Как бы то ни было, их курс дотянули до выпуска, и в июне тридцать девятого Алексей Гордеев стал лейтенантом. В новенькой форме – стального цвета коверкотовая гимнастёрка с отложным воротником и чёрными петлицами с золотистым танком и двумя рубиновыми кубиками на них, суконные бриджи, фуражка с черным бархатным околышем и хромовые сапоги – он предстал перед матерью.

Анастасия Петровна с радостным волнением оглядела сына и усадила его за праздничный стол.

– Лёшенька, на тебе форма как влитая сидит! Очень тебе идёт. – Она наполнила его тарелку закусками и, минуту помолчав, спросила: – Что дальше? Куда пошлют служить?

– Меня, мама, в училище оставляют на преподавательскую работу. Кадров-то совсем нет. Но мне очень не хочется, лучше бы в войска.

Мать понимающе взглянула на сына, но промолчала.

5

В родном училище лейтенант Гордеев прослужил пять месяцев, преподавал матчасть Т-26, занимался с курсантами стрелковой и строевой подготовкой. В декабре его отправили на Советско-финский фронт, в отдельный танковый батальон стрелковой дивизии, где он принял под свою команду взвод из четырёх танков Т-26.

Все те чудеса, с которыми Алексей сталкивался в училище, здесь, на фронте, ему показались цветочками. Ягодки раскрылись в глубоких карельских снегах при сорокаградусном морозе. Те его подозрения о состоянии Вооружённых сил страны, возникшие и окрепшие в училище, оправдались: армия к современной войне, особенно в суровых северных условиях, была не готова. И не только потому, что не хватало зимней одежды и обуви, мыла и продуктов питания, вследствие чего лазареты и фронтовые госпитали были забиты десятками тысяч обмороженных, истощённых голодом и поражённых дизентерией бойцов. Главная причина крылась в эпидемии страха, поразившей весь командный состав. Страх был порождением страшных ежовских, а затем бериевских репрессий, оставивших Красную армию без кадровых командиров. Следствием страха стали безынициативность командования, нежелание командиров брать на себя ответственность, боязнь оступиться, сделать ошибку. В войска командирами полков, бригад и дивизий пришла молодёжь, недавно командовавшая ротами, не имевшая достаточных оперативно-тактических знаний и практики, не понимавшая важнейшей роли разведки и связи, не обученная взаимодействию видов и родов войск в конкретных боевых условиях. Пехота, утопая по грудь в снегу, шла в атаку густыми цепями на врага без достаточной артиллерийской и миномётной поддержки, зачастую по минным полям, не разведанным и не очищенным сапёрами.

Расформированные танковые и механизированные корпуса, представлявшие собой главную ударную силу армии, броневой таран для прорыва вражеской обороны, реорганизовали в отдельные бронетанковые бригады, приданные стрелковым корпусам, и танковые батальоны в стрелковых дивизиях. Таким способом бронетехнику размазали, превратив её в средство поддержки пехоты.

Плохо работали тыловые службы. Танки и бронеавтомобили, оставленные без горючего, становились отличными мишенями для финских артиллеристов. Зачастую экипажи танков целых батальонов, не получив горючего, бросали технику и бежали в тыл, боясь оказаться в финском плену. Фины заправляли наши танки горючим, рисовали на их бортах кресты и, спешно подготовив экипажи, отправляли их в бой с советскими частями.

Гордееву с начальством повезло. Батальоном командовал капитан Еремеев, вернувшийся из Испании и успевший поучаствовать в так называемом «освободительном походе» в Западной Белоруссии. Принял он молодого командира в штабе батальона, разместившемся в охотничьем домике, который принадлежал какому-то финскому богачу. Домик располагался у кромки густого ельника, верхушки которого украшали голубоватые шапки снега. Рядом проходила важная дорога Хейниок-Муолаа. Комбат, укрытый овчинным тулупом поверх шинели, выслушал рапорт прибывшего лейтенанта, оглядел его снизу доверху, принял документы.

– Кадровый? – спросил простуженным голосом.

– Никак нет, товарищ капитан, выпускник училища, полгода прослужил там преподавателем.

– А выправка кадрового командира. Молодец. Собственно говоря, ты уже кадровый. Присаживайся, – комбат указал место на приставной скамье. – Примешь второй взвод первой роты. Прежний командир отморозил ноги, в госпитале нынче. Т-26 знаешь?

– Так точно, на них и учили.

– Это хорошо. Только имей, брат, в виду, не учили вас в такой мороз технику обслуживать. Придётся заново всему учиться. – Он встал, потёр застывшие руки, прошёлся по комнате. – Экипажи в твоём взводе слабенькие, особенно механики-водители. Чёрт знает, откуда их набрали! Пока дивизия стоит, займись ими, подучи, погоняй, обкатай их. Двигатели держи прогретыми. Проверь с помпотехом роты ходовые, густо смазку не кладите, на морозе только хуже будет. Когда дивизия двинется вперёд, крути головой на триста шестьдесят градусов, держи дистанцию между машинами, не горячись, вперёд не лезь, но и не отставай. На брехню пехотных командиров внимания не обращай, у тебя есть командир роты, кстати, толковый командир, и я, твой комбат. Всех посылай к нам, но ни в коем случае не на… Ну, сам знаешь куда.

Комбат порылся в каком-то ящике, извлёк оттуда новенький чёрной кожи танковый шлемофон на овечьем меху, сунул в руки Гордеева.

– На, лейтенант, носи, в нём не замёрзнешь. Успеха тебе.

Представившись ротному, Гордеев пошёл знакомиться с экипажами. Танки стояли в лесу, замаскированные еловыми лапами. Их броня была покрыта крепким инеем. Гордеев приложил руку к корме одного танка, другого, третьего… Машины, видимо, давно стояли холодными. Найдя свой взвод в большой тёплой землянке, он представился и приказал экипажам построиться у машин. Бойцы нехотя натягивали ватники и шлемофоны, обували валенки, тихо переругивались, не желая покидать землянку с горячо натопленной буржуйкой. Сержант-сверхсрочник Гуляев, командир первого экипажа и по должности – помкомвзвода, невысокий крепыш с конопатым лицом и приплюснутым носом боксёра, подровнял строй и строго по уставу доложил о построенном взводе.

Гордеев, уже привыкший в училище командовать курсантами, понимал, выливать свой гнев на бойцов за неготовую к походу технику бессмысленно. Бойца нужно озадачить, поставить перед ними цель, определить средства её достижения и сроки исполнения.

– Взвод, – с растяжкой возвысил он голос, – слушай приказ! Механикам-водителям запустить двигатели и прогревать их два часа. До отбоя прогрев повторять трижды. В ночное время прогрев провести дважды. Ночью механикам-водителям меняться с командирами экипажей. Во время прогрева проверить нормативное натяжение гусениц и работу фар. Стрелкам-наводчикам с командирами экипажей до ужина сухой ветошью обтереть внутри машины орудия, пулемёты и снаряды в боеукладке от конденсата, фланелью протереть прицельные приборы, проверить смазку поворотных механизмов, наличие пулемётных магазинов и ручных гранат в гранатных сумках. Контроль исполнения приказа возлагаю на сержанта Гуляева. О выполненных работах доложить мне в восемнадцать тридцать.

Вечером Алексей выслушал доклад сержанта Гуляева, вместе с помпотехом роты осмотрел машины, согласовал перечень регламентных работ там, где это требовалось, доложил командиру роты, в наскоро сколоченном сарае-столовой поужинал, кое-как помылся и, до смерти уставший, свалился на топчан в хорошо натопленной командирской землянке. Сон одолел его сразу.

6

Несколько дней подряд второй взвод под удивлёнными взглядами танкистов роты чистил орудия, приводил в порядок ходовую часть, прогревал двигатели, гонял машины по проторённой тракторами в снегу лесной дороге, преодолевал небольшие канавы и уложенные ветровалом ели. На совещании в штабе батальона комбат похвалил Гордеева, упрекнув командиров рот и взводов в лени и безынициативности.

Перед католическим Рождеством дивизия начала движение в направление Вииппури (ныне Выборг). Пехота, поддерживаемая огнём танковых пушек, шаг за шагом занимала хутора. Но у одного хутора, за околицей которого протекала неширокая, метров в двадцать, но глубокая, полноводная, незамёрзшая речка, финны сражались упорно и сдавать позиции не собирались, пресекая все атаки нашей пехоты плотным миномётным огнём. Вскоре выяснилось, защищали они не хутор, а каменный мост через реку, бывший единственной связующей нитью между финскими пехотинцами и миномётчиками и их тылом. Через мост финнам доставлялись боеприпасы и продовольствие, в тыл уходили запряжённые сани с ранеными.

Ярким декабрьским утром, по глубокому хрустящему снегу наша пехота вновь атаковала хутор. Танки своим огнём уничтожали пулемётные гнёзда финнов; миномётчики пытались нащупать миномётные позиции врага. Гордеев, взвод которого расположился позади пехоты и метрах в трёхстах от моста, не мог понять, отчего командир стрелкового полка до сих пор не выслал к мосту разведку и сапёров.

Позади, на укатанной дороге, затарахтел бронеавтомобиль, подкатил к гордеевскому командирскому танку. Из машины выбралась группа командиров в белых овчинных тулупах. Гордеев открыл люк, выбрался на броню. Один из командиров махнул ему рукой, требуя подойти. Гордеев подбежал и, вскинув руку к шлемофону, доложил:

– Командир второго взвода лейтенант Гордеев.