Охота на Динозавра

До «Октябрьского поля» они добрались без приключений. Выйдя из метро, тут же сели на «сотый» автобус. Через шесть остановок сошли.

Улица Гамалеи была тиха и пустынна. Около санчасти по-прежнему сиротливо стоял «жигуленок». От учинивших над ним насилие бандитов, позже поверженных Матвеем, разумеется, и следа не осталось.

Лисичкина увлекла спецагента к полуразрушенной сторожке, приткнувшейся к ограде больничного комплекса. Девушка завернула за угол и исчезла в проеме, не прикрытом даже самой хлипкой дверью.

Пол сторожки был усыпан кирпичной крошкой, осколками бутылок. По углам бугрилось какое-то тряпье. Вероятно, здесь не раз находили приют бомжи и местные алкоголики, жаждущие покоя и «огненной воды». Да чтобы сверху не капало!

Воняло нечистотами. У Быстрова засвербило в носу, но он ущипнул себя за мочку уха и не чихнул.

Лисичкина пересекла единственную комнату сторожки и остановилась перед неприметной железной дверцей, над которой висела ржавая табличка с надписью «Запасной выход». Отсчитав пять кирпичей от верхнего среза косяка, девушка приложила ладонь к стене, нажала. Что-то щелкнуло, тихо скрипнуло, и дверца приоткрылась.

Выхода не было, был вход. Почти сразу от порога начиналась винтовая лестница, ведущая к загадочной лаборатории Динозавра. Об этой лестнице Марине рассказал Роман, день ото дня становящийся все более искусным «слухачом». Чужие тайны так притягательны!

В непроглядном мраке спецагент стал спускаться по каменным ступеням. Сзади слышался шорох легких шагов Марины, и это подбадривало, вселяло уверенность, заставляло распрямлять плечи.

Спуск продолжался семнадцать с половиной минут. Стрелки на наручных часах, правда, было не разглядеть, но Быстров вполне полагался на свое чувство времени, отшлифованное многолетними упражнениями.

Справедливости ради надо заметить, что он ошибся, введенный в заблуждение темнотой и безмолвием. Прошло семнадцать минут и пятьдесят секунд, прежде чем лестница закончилась бетонной стеной с врезанной в нее стальной дверью. Беглый осмотр убеждал в отсутствии каких-либо запоров. Отворяй и входи. Если не боишься, конечно.

За себя Матвей не боялся, на то он и профессионал, но рядом с ним была Марина, и если с ней что-нибудь случится, это будет на его совести. Он решил действовать по правилам: достал «беретту» и «кольт», глазами показал девушке, что она должна прижаться к стене, после чего лягнул дверь ногой, и когда та распахнулась, с кувырком влетел в образовавшийся проход.

Откатившись в сторону, он замер, направив оружие на детину в пятнистой форме, сидящего за колченогим столом. Детина чаевничал. Перед ним исходила паром большая металлическая кружка. Рядом с ней лежал допотопный немецкий «шмайссер». Рука охранника потянулась к автомату.

– Не советую, – внушительно произнес Быстров.

Детина застыл, загипнотизированный уверенным голосом спецагента, но более того – пистолетами в его руках.

Матвей поднялся, ни на мгновение не отводя взгляда и оружия от перепуганного стража. Приблизился к столу, перегнулся и точным ударом рукояткой «беретты» по темечку отправил детину в путешествие по беспамятству.

Подхватив автомат, Быстров окликнул Марину. Та без тени испуга в зеленых глазах взглянула на неподвижного охранника и поинтересовалась:

– Надолго?

– Не навсегда, – заверил Матвей, не имевший намерения отправлять детину в мир иной. – Часа полтора проваляется здесь, а потом неделю в госпитале. Вообще-то, долго пакостить не сможет.

– Дайте мне пистолет, – попросила девушка.

– Вы умеете с ним обращаться?

– Тут большого ума не надо.

– Ну, что ж…

«Беретта» перекочевала из руки спецагента в ладошку Марины. С пистолетом Лисичкина выглядела скорее комично, чем грозно. Быстров отвернулся, пряча улыбку, и бросил коротко:

– Идите за мной. Но держите дистанцию!

Они прокрались узким коридорчиком, и снова путь их преградила дверь. Из-за нее доносились приглушенные голоса, шипение, позвякивание, постукивание, в общем, невнятный шум. Матвей усмехнулся:

– Повторение – мать учения. Так повторим! – Он саданул ногой по двери, и ту чуть с петель не сорвало. – Руки в гору! – рыкнул Быстров, поводя стволом автомата слева направо и обратно. – Не двигаться. Стреляю на поражение!

Три пары изумленных глаз уставились на него. Около оцинкованных лабораторных столов стояли мордатый Степан и Скотница. Рядом с ними сутулился хлюпик в белом халате.

Этот тщедушный, с куриной грудью человечек оказался самым смелым в этой троице, а может, самым наивным, потому что вдруг промямлил:

– А в чем, собственно, дело?

– Марина, постерегите их, – оставил вопрос без ответа Быстров. – Забалуют – стреляйте, не чикайтесь. А я тут малость похозяйничаю.

Матвей подошел к какому-то прибору и вырвал из его стенки пук проводов. Ими он скрутил руки пленников. Потом загнал их в угол, заставил опуститься на пол и, наказав сидеть тихо и не рыпаться, вернулся к Лисичкиной.

– Ничего не понимаю, – растерянно проговорила девушка, что-то рассматривавшая на столе.

Спецагент проследил за взглядом Марины и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На столе аккуратной горкой были сложены зубы. Кошмарную завершенность этой жуткой картине придавало то, что все зубы были … .

Глава 20

Допрос энной степени

Спецагент проследил за взглядом Марины и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На столе аккуратной горкой были сложены зубы. Кошмарную завершенность этой жуткой картине придавало то, что все зубы были резцами.

– Коренные и клыки там, – показала Лисичкина на соседний стол.

Именно это разделение зубов (по видам? по типам?) отчего-то оказало на Быстрова такое сильное воздействие, а отнюдь не то, что они были человеческие. Видимо, к чему-то подобному он был подспудно готов, памятуя о рассказе брата Марины и металлических коробках, которые тот забирал в стоматологических поликлиниках. Вывод напрашивался давно, но он казался настолько нелепым, что спецагент отмахнулся от бредового предположения, как от назойливой мухи. И вот теперь он воочию убедился, что порой самые невероятные догадки находят подтверждение в реальной действительности.

Лисичкиной тоже было не по себе. Ее била мелкая дрожь, и Матвей понял: чтобы успокоить девушку, он должен показать себя выдержанным и целеустремленным, иначе мелкая дрожь перерастет в крупную, Марина перестанет что бы то ни было соображать, и из помощницы станет обузой.

Он оторвался от зловещего зрелища, взял стул, установил его перед испуганно молчащей троицей и сел, пристроив «шмайссер» на коленях.

– Говорить будем?

– Вы не имеете права! – сорвался на фальцет хлюпик в халате. – Кто вы такой?

– А ты у них спроси, – благожелательно посоветовал Быстров. – Они объяснят.

Хлюпик сжал губы в узкую белую полоску и не спросил. А спросил бы, Мордатый и Скотница вряд ли удостоили его ответом, поскольку были всецело поглощены собой и своим отношением к спецагенту. Мордатый угрюмо зыркал исподлобья, вероятно, сожалея, что не рискнул броситься на противника до того, как ему связали руки. Лжемедсестра кривила ярко накрашенный рот; в ее глазах читалась такая лютая ненависть, что становилось понятно: эта ничего не скажет, разве что под пыткой.

Пытать Матвей никого не собирался, чем разительно отличался от Скотницы и Мордатого, которые, судя по всему, были большие доки в этом деле. Он вспомнил, как лжемедсестра бестрепетно всаживала ему в десну иголку шприца со снотворным; припомнил, с каким мечтательным сладострастием щелкал плоскогубцами Мордатый, расписывая, как будет вырывать ему ногти… Нет, истязать их он не будет, нечего становиться на одну доску со всякими подонками, пусть те и заслуживают какой-нибудь немудрящей пытки. Обойдется он и без рукоприкладства. Он только попугает чуть-чуть.

Верно определив слабейшее звено в цепи, Матвей ухватил хлюпика за отвороты халата, притянул к себе.

– Что ты – ты! – здесь делаешь?

– Я лаборант, – взвизгнул человечек. – Отпустите, пожалуйста, развяжите, я все расскажу.

Быстрова такой вариант не устроил, и он предложил компромиссное решение:

– Сначала рассказ, а уж потом на волю. – Подумал и добавил: – Может быть.