История поселка Псебай. К 160-летию. Издание второе, исправленное и дополненное

Остатки ретраншемента в ст. Андрюки.

На заднем плане Воровская балка

31 июля перевести войска на Псебай, оставив в лагере на Шедке для окончания укрепления 2-й батальон Севастопольского полка, 1-й батальон Кубанского полка, 2 сотни казаков и 6 орудий, под командою Кубанского полка полковника Вельяминова [19]. А работы, сопряженные с возведением укрепления на Псебае тем временем подвигались успешно.

5 августа совершено молебствие и освящено место занятое для укрепления [20]. Псебай был основан в тот момент, когда принесли присягу кизылбековцы во главе со своим князем Султан-Максут Гиреем, а также тамовцы и башилбеевцы. Они присягнули в лице старейшин. Баракаевцы и некоторые общества верхних абадзехов вступили в переговоры и обещали покорность при условии появления наших войск на р. Губс [21]. С. В. Чокмосов пишет: «Козловский принимал участие в закладке форта Александрия (Сочи), форта Головинского (Головинка), форта Вельяминовского (Туапсе), так что Псебай в некотором смысле им „побратим“…»

Продолжателем дела Козловского был Алексей Петрович Грамотин – генерал-лейтенант (родился в 1801 г., умер 10 мая 1874 г.), руководил отрядами Хоперского полка, возводившими Псебай и Шедок в 1856 г. и рубившими просеку через Псеменский лес. М. К. Вальтер писал: «Ввиду того, что все племена между Урупом и М. Лабой покорились, и что имелось уже о приближении отряда генерала Грамотина со стороны Урупа к Б. Лабе, командующий войсками, оставив на р. Псебае для продолжения работ пять батальонов, шесть орудий и четыре сотни казаков, под командою генерального штаба подполковника Рыльцева с остальными пятью батальонами, восемью орудиями, восемью сотнями казаков и милицией, выступил на Б. Лабу к Псеменскому ущелью. Прибыв к устью р. Псемен (приток Б. Лабы) 31 августа, генерал Козловский приказал построить через Лабу пешеходный мост и приступить к рубке просеки навстречу отряду центра. 10 октября оба отряда соединились и провели рекогносцировку в глубь ущелья Б. Лабы. Затем оставив генерала Грамотина продолжать просеку по высотам левого берега Б. Лабы, в обход Тостагаевской теснины», – сам генерал Козловский со своим отрядом вернулся в лагерь на Псебай [22].

М. К. Вальтер сообщает: «На реке Шедке у входа в ущелье, где сходятся дороги от р. Ходзь к р. М. Лаба, построено укрепление наименованное Шедокским – на 1 роту пехоты, 1 сотню казаков и 2 гарнизонных орудия, с двумя тур-бастионами и двумя блокгаузами (расположенными на высотах). В 12-ти верстах выше по М. Лабе на р. Псебае воздвигнуто главное укрепление, названное Псебайским – на 3 роты пехоты, 3 сотни казаков, 4 полевых и 7 гарнизонных орудий, с тремя тур-бастионами и несколькими блокгаузами на высотах и у моста. На половину расстояния по пути между Псебайским и Шедокским укреплениями поставлен блокгауз на 25 человек пехоты при 1 гарнизонном орудии».

Фортификационный словарь (Казань, Институт истории, АН РТ А. М. Губайдуллин, 2003) сообщает, что тур-бастионы – это каменные пятиугольные башни, которые были приспособлены для двухъярусной обороны (нижний ярус – казематы, верхний – открытая площадка с парапетом); возводилась по углам ретраншемента и отделялись от него рвом. В свою очередь ретраншементом именуют фортификационное сооружение, внутреннюю оборонительную ограду, расположенную позади обороняющихся, позволяющее обстреливать пространство за нею и принуждающее противника, овладевшего главной позицией, вести дальнейшую атаку под огнем. Блокга?уз (нем. Blockhaus «бревенчатый дом») – фортификационное огневое сооружение, приспособленное для ведения кругового ружейного и артиллерийского огня и для проживания гарнизона. Блокгауз строится из дерева, камня, бетона, стали. Для ведения огня блокгаузы оснащаются амбразурами. В долговременной фортификации блокгаузы применялись главным образом для прикрытия мостов, при обороне в городах, лесисто-болотистой местности, горных проходах и системе долговременных укреплений.

Непосредственным преемником Козловского являлся Михаил Доримедонтович Лихутин. Генерал-майор. Служебную карьеру он начал в 40-х годах и молодым офицером Генерального штаба отличился в Венгерскую кампанию. В 1854 г. его послали на Кавказ, где вскоре назначили начальником штаба Баязетского отряда, который разбил на Чингильских высотах большой турецкий корпус. По окончании войны он стал командиром Севастопольского пехотного полка. С 1856 по 1861 гг. участвовал в беспрерывных боях с абадзехами и шапсугами. Сначала он руководил дивизией, а потом по ходатайству генерала Муравьева был назначен командующим 29-й дивизии, а оттуда переведен в Ригу начальником дивизии. Сначала Лихутин подал прошение об отчислении по запасным войскам, а по прошествии нескольких лет, видя свою карьеру завершенной, подал в отставку. Умер Лихутин в Москве в 1882 г. Он издал свои работы: «Русские в Азиатской Турции в 1854 и 1855 гг., из записок о военных действиях Эриванского отряда» (1863) и «Записки о походе в Венгрию в 1848 г.» (1875). В рукописях остались «История Польской войны» и «Война в западном крае». Вел Лихутин записки и о современной ему жизни в России [23]. Он непосредственно руководил строительством псебайского укрепления. Севастопольский полк был сформирован полковником Лихутиным в 1857 г. из 5 Черноморских линейных батальонов [24].

Правда, были серьезные сомнения в необходимости возведения Мало-лабинской линии..

Блокгауз

М. Д. Лихутин

Верхнее укрепление, или форштадт, по мнению современников, располагалось крайне неудачно. Оно находилось прямо под горою, на вершине которой никто не догадался поставить пост. Благодаря этой оплошности горцы видели все, что происходило в укреплении, и даже бросали в окна камни. М. И. Венюков писал: «Для меня Ставрополь был только воротами Кавказа; а потому, проведя в нем 4—5 дней, я спешил отправиться к себе в Псебай, где был штаб-квартира Севастопольского полка. Забудский предупредил меня, чтобы я не дивился местоположению Псебайского укрепления, потому что оно было выбрано генералом К-мъ после сытного завтрака, обильно политого Марсалою и Кахетинским. Но как ни был я т.о. подготовлен, все же не мог не удивиться, когда прибыл на место. Крепостца была примкнута к высокой и крутой горе так близко, что, стоя на последней, можно было камнями выбивать стекла в жилых постройках внутри форта, что горцы и делали. Наблюдать за всем происходившим на улицах, дворах и даже внутри домов было чрезвычайно легко, а потому не могло быть сомнения, что Кахетинское и Марсала в самом деле играли главную роль в деле основания Псебая. Впрочем, одного ли Псебая? По дороге, в 10 верстах от него, я встретил другое подобное же укрепление, Шедок, и оно тоже было построено у подошвы горы; только на высоте последней стоял сторожевой блокгауз, чего в Псебае не было. Шедок представлял любопытную особенность: в стратегическом отношении он, в 1861 г., был совершенно не нужен, а между тем отнимал для гарнизона роту солдат. Уверяли, что он прикрывает мост через Лабу; но это был вздор, потому что мост находился от них в четырех верстах. Зачем же он оставался, когда горцы из окрестностей были выгнаны и передовая линия наша была перенесена на Ходзь и Губс? А затем, во-первых, что штатные укрепления всегда требовали отпуска ремонтных денег инженерам, которые чинить их и не думали, а во-вторых, что Шедок прикрывал домашнее хозяйство командира Севастопольского полка. Тут у него солдатики сеяли овес для лошадей, пшеницу для приготовления муки на лазаретный белый хлеб, садили овощи, косили сено на окрестных лугах и даже ухаживали за пчельником, доставлявшим мед для больных в полковом лазарете и для торгашей в ст. Лабинской, главном соседнем рынке» [25]. Сомнения в необходимости Мало-лабинской существовали и ранее. В письме командующего войсками Правого крыла Кавказской линии, генерал-лейтенанта Филипсона, к начальнику Главного штаба Кавказской армии, Свиты Его величества генерал-майору Милютину, от 13 мая 1858 года, №129 говорится: «…развитие Мало-Лабинской Линии остановилось в самом начале, а уже укрепление Шедокское и Псебайское оказались в положении неудовлетворительном. Эта линия примкнута к Шахгиреевскому ущелью, которого мы совершенно не знаем. Легко может быть, что подобная рекогносцировка в глубокую осень этого года покажет необходимость продолжить эту линию гораздо далее в горы и тогда явится вопрос: уж не лучше ли сразу занять Белореченскую линию, чем забивать войска в верховья Малой Лабы и строить там укрепления, которые придется упразднить тотчас же, как только приступим к занятию Белореченской линии?…».

М. К. Вальтер описывает дела того времени очень точно. 24 января 5 батальонов поступили на усиление Псебайского гарнизона, сменив собой 1 батальон Ставропольского полка [26]. 19 марта начальник Мало-Лабинской линии полковник Вельямишев вдруг узнает, что конное скопище горцев до 4000 человек, предводительствуемое самим Магомет-Амином, спускается от Ходза в долину Псебая.

Полковник Вельяшев, располагая лишь семью ротами пехоты и двумя сотнями [27] кавалерии, решился тем не менее не только отстоять укрепление, но и не допустить повреждения строившегося моста через Лабу. Поэтому, оставив для непосредственной обороны укрепления и блокгаузов 2 роты кубанцев и 1 севастопольцев (20 роту), остальные 4 роты и 2 сотни казаков при 4-х орудиях вывел из укрепления с целью принять бой в поле.

Севастопольские 17-я, 18-я и 19-я роты под начальством своего батальонного командира П. Винникова составили первую линию, расположившись уступами на интервалах, начиная от западного фаса укрепления до подошвы первого уступа гор; орудия стояли в интервалах, а рота кубанцев и казаки – в резерве. Позиция была под выстрелами батарей укрепления.

Магомет-Амин

Едва построение войск было окончено, как отделившаяся от скопища Магомет-Амина партия до 1000 человек понеслась в атаку на наши войска, но встреченная огнем орудий и ружейных рот севастопольцев партия сразу понесла чувствительный урон, дрогнула, смешалась и отступила. Затем она еще 2 раза повторила атаку, с тем же безуспешным результатом и наконец отошла, присоединившись к главным своим силам, двигавшимся вверх по М. Лабе. После того все скопище, перебравшись на левый берег реки, направилось вниз по течению в долину р. Андрюк, где и расположилась против аула Адиге-Гирея-Конокова.

Опасаясь за строившийся мост, полковник Вельямишев выдвинул в прикрытие ему по ту сторону реки 18 и 19 роты севастопольцев при двух орудиях под командою майора Пруцкого. И действительно, ночью того же числа горцы двинулись к мосту, но, встреченные [28] ружейным огнем севастопольцев с опушки прибрежного леса, они отступили.

В этом деле, говорящем само за себя, мы не потеряли ни одного человека, контужен только пулею севастопольского полка подпоручик Мартус. Что касается до горцев, то по словам лазутчиков, они во время своих конных атак потеряли до 80 человек убитыми и ранеными. Генерал Дебу направился было наказать бесленеевцев за их измену, но получив сведения, что они раскаялись, по разным аулам на большом пространстве бдительно охраняются сильными караулами, он отложил это предприятие до более благоприятного времени, а сам перешел 20 марта с подручными войсками на Андрюк, чтобы окончательно успокоить племена, оставшиеся нам верными. Простояв там несколько дней, генерал Дебу распустил отряд… [28].

Конечно, гарнизон Псебая сделал все, что было ему поручено; довольно того, что он отразил нападение и охранял мост, но все-таки Наиб исполнил свое дело и ушел безнаказанно, а это не могло не иметь в то время вредного для нас нравственного влияния на все горское Закубанское население, в глазах которого Магомед-Амин приобретал блистательный успех [29].

Кстати, Магомед-Амин (Асиялав) (1818—1863), аварец, в 1834 или 1835 г. поступил мюридом на службу к Шамилю и, ввиду своей образованности, всегда находился при нем. В 1848 г. в должности наиба был направлен Шамилем на Северо-Западный Кавказ к черкесским племенам, чтобы возглавить их борьбу против экспансии России. В 1848 г. произошло еще одно событие, значительно повлиявшее на историю Кавказа и общий ход войны. К Шамилю прибыли послы от абадзехов – одного из адыгских народов Северо-Западного Кавказа. Они просили дать им наиба для введения шариата и сплочения народов под знаменем Имамата. Магомед-Амин учредил там суды, установил шариатские законы и создал постоянное войско. Добивался отмены рабства и феодальной зависимости крестьян. Резиденция Магомед-Амина находилась в ауле Хаджох. В честь него там названа речка Аминовка. В 1856 г. признал право Российской империи на владения Кавказа и не оказывал сопротивления русской администрации. 20 ноября того же года Магомед-Амин вместе с 2 тыс. представителей от абадзехов явился в русский военный лагерь к генерал-лейтенанту Г. И. Филипсону и также принес присягу на верность императору Александру II. Получил от царя ежегодную пенсию в 3 тыс. руб., вскоре выехал в Турцию, где и умер в 1863 г.

М. К. Вальтер свидетельствовал. 1 ноября батальоны Севастопольского полка выбыли из Лабинского отряда и поступили в состав М.-Лабинского отряда, собранного для разборки дороги от укрепления Псебайского к верховьям р. Ходзь [30]. Тогда же Псебай посетил высокий гость. В октябре месяце граф Евдокимов объехал Кубанскую область по передовой линии левого фланга и одним из первых пунктов на его пути было укрепление Псебайское. Севастопольский полк в это время был под Хамкетами, и графа встретил почетный караул от батальона ширванцев. Полковник Лихутин как главный начальник М.-Лабинской линии принимал его в своем доме. На другой день после своего приезда граф осматривал приготовленный по его предварительному распоряжению [31] в громадном количестве шанцевый инструмент. Ряды топоров, лопат, кирок и ломов лежали на площади. Граф, обращаясь к одному из горских князей, сопровождающих его, сказал, указывая на шанцевый инструмент: «Вот им мы будем теперь воевать». «Так дайте и мне это», – отвечал немедленно горец, поднимая с земли тяжеловесный лом.

Наивность горца, уразумевшего в буквальном смысле слова графа, вызвала смех окружающих, и граф в веселом расположении духа, пригласив в коляску князька, выехал из Псебая. За укреплением ожидали выстроенные в ряд богато одетые старшины бесленеевского общества. Граф принял их сухо и остановившись объявил, чтобы они с весною готовились к переселению [32].

Начиная с 1857 г. Псебай видывал виды, в нем когда-то кипела бурная жизнь в духе военного кавказского времени. Нередко случалось, что войска уходили в экспедиции и Псебай охранял один какой-либо батальон и вовсе не своего полка, но зато еще чаще бывало там такое скопление войск, что казалось, что казармы людей не вмещали и войска стояли в бараках или землянках. Одни войска сегодня уходят, завтра приходят новые. Провожать хлебом-солью, и, несмотря на беспрестанные боевые тревоги, пиршествованию и веселью не было перерыва [33]. Были лихачи, которые ради любимой казачки могли проскакать из Псебая в Лабинск или даже в Ставрополь, рискуя быть убитыми или пленными [34].

9 февраля в Псебайском укреплении собрался отряд (12 сотен казаков и сотня милиции при 4 ракетных станках) и направился в верховья реки Псебай и в подкрепление им двинулась колонна под командованием полковника Лихутина (6 рот пехоты Севастопольского полка, 3 батальона, 3 и 5 стрелковые роты и 4 орудия). На рассвете 10 числа кавалерия обнаружила 3 неприятельских коша, окружила и бросилась со всех сторон и почти без выстрела взяла все, что было и имелось: 9 человек сторожевых горцев, 1500 голов баранов, 300 голов рогатого скота и 8 лошадей. При отступлении горцы успели собраться и завязали перестрелку с пехотою, но, потеряв несколько человек убитыми, вскоре отказались от преследования [35].

Генерал Войтицкий предлагал было двинуться к верховьям Ходза, но намерения его не могло состояться по причине глубоких снегов, затруднявших движение артиллерии, и потому отряд с добычею 14 числа вернулся в укрепление Каладжинское, откуда был распущен по квартирам [36].

31 марта на караул в блокгауз между Псебаем и Шедком заступила команда из 26 нижних чинов прапорщика Натиева 19-й роты Севастопольского полка. Хищники сделали засаду, взяли в плен рядового Клима Пойду, неосторожно вышедшего за ограду блокгауза. 27 апреля в карауле на том же блокгаузе Забыло с 26 нижними чинами 9-й роты Севастопольского полка. Была выслана за водою команда из 14 человек. Эта команда углубилась в прибрежный лес, наткнулась на засаду из 200 хищников. Старые солдаты Севастопольского полка вышли с честью из неравной борьбы. Отстреливаясь, команда отступала к блокгаузу, потеряв одного убитого и 2 раненых (из последних Василий Бондарь взят в плен). Горцам в добычу кроме раненого достались две старые водяные фляги и одно ружье. Но зато они дорого заплатили за это нападение, понеся большой урон от нашего ружейного и орудийного огня [37].

К апрелю месяцу весь Севастопольский полк был сосредоточен под укреплением Псебайским и состоял под начальством полковника Лихутина. Горцы постоянно перехватывали курьеров [38]. 12 мая отряд Лихутина горной тропой выступил против шахгиреевцев. Другой отряд двигался по гравийной дороге, отвлекая внимание горцев. Он же должен был поддерживать главный отряд при отступлении. Скрытности движения помог туман. 15 мая Лихутин внезапно окружил неприятельское селение. Казаки первыми ворвались в аул, за ними шла пехота. В течение часа почти все жители были истреблены, а аул сожжен и уничтожен до основания, весь скот и имущество достались в наши руки. Весьма немногим шахгиреевцам удалось спастись бегством, ибо все выходы были предварительно заняты нашими резервами, а рассыпанные на ближайших высотах стрелки били спасавшихся [39]. Обратная дорога шла по глубоким балкам. Весть об уничтожении аула быстро распространилась. Собралась огромная группа из шахгиреевцев, баговцев, бесленеевцев, махошевцев и даже абадзехов. Горцы с остервенением бросились в шашки со всех сторон. Лес огласился звуками выстрелов. Горцы устроили завалы леса на дороге. Полковник Лихутин был ранен пулею, но энергия ни на минуту не оставила его. Отступление замедлилось. Лишь когда наши вышли в долину, преследование прекратилось. Горцы потеряли 300 человек [40]. Уничтожение труднодоступного аула привело к распаду племени шахгиреевцев и их выселению либо на Ходзь, либо в глубь гор. Наши потеряли убитыми 1 офицера, 57 нижних чинов, ранено 6 офицеров и 175 нижних чинов, 35 нижних чинов пропали без вести. Погиб прапорщик Петленко, капитан Дове, прапорщик Кулик, подпоручик Подставский, прапорщики Секирский и Высоцкий, подпрапорщик Александр Ракитин и 134 нижних чина. Контужены майор Забелло, прапорщики Высоцкий 2-й и Коваленский и 28 нижних чина [41].

М. К. Вальтер описывает и другой поход. Ныне же на долю полковника Лихутина выпало положить конец этому ненормальному порядку вещей. Полковник Лихутин 15 февраля, оставив гарнизон укрепления Псебайского 2 роты Брестского полка с частью казаков и артиллерии, с прочими войсками М.-Лабинского отряда (4 ? батальона пехоты, 8 сотен казаков и 6 орудий), имея на людях 2-дневное продовольствие и с обозом из нескольких повозок под раненых, выступил из укрепления в 10 часов пополудни на р. Ходзь, взяв середину населения бесленеевцев и беглых кабардинцев.

Оставив в арьергарде обоз и артиллерию с 3 ротами Брестского полка (майора Богуславского), с остальными войсками Лихутин пошел к Ходзу безостановочно, рассчитывая произвести нападение неожиданно для неприятеля.

Артиллерия была сдана в арьергарде на том основании, что растворенная последними дождями [42] почва до крайности замедляла ее движение. К рассвету отряд прибыл к вершине водораздельного хребта. До этого места дорога была еще довольно сносная, но спуск с хребта к Ходзу был чрезвычайно крут, узок. С правой стороны спуска возвышались отвесные высокие скалы, а с левой лежала глубокая котловина одного из ущелий, выходящего на долину Ходза. Артиллерии было бы невозможно подняться обратно по этому разгрязненному дождем спуску, поэтому Лихутин приказал арьергарду остановиться и расположить артиллерию по склонам скал, у подошвы которых надлежало следовать отряду.

В это время рассвело совершенно, но сплошная масса опустившихся облаков плавала по всей долине Ходза, что способствовало скрытности дальнейшего движения отряда.

От спуска со скал местность изрезана балками и оврагами и путь следования пересекался 5-верстной ширины редким лесом. Действовать методически без артиллерии было немыслимо, и поэтому Лихутин предпочел двинуться вперед быстро, с тем чтобы, нанеся горцам возможно больший вред, в тот же день возвратиться на М. Лабу.

Лес оказался пересеченным тремя завалами; близ первого из них была оставлена засада из 5-й линейной роты Севастопольцев (поручик Бетафура) и роты пластунов, а за этими частями за лесом поставлены были три сотни казаков. Остальные два завала приказано было войскам разобрать.

По выходе из леса дорога к Ходзу пролегала на протяжении трех верст [43] по открытой полости, дальше виднелись сакли большого аула, принадлежавшего бесленеевским старейшинам Хаджи Тлоховукову и Магомет-Али Тлоховукову. Горцы видно не ожидали нападения, не держали караулов, и мы приблизились к аулу незамеченными.

Равнина не была подернута туманом, движение отряда по выходу из леса неминуемо должно было быть открыто неприятелем, поэтому нападение следовало произвести как можно быстрее, чтобы жители не успели спастись, а отступление от аула надлежало совершить тоже по возможности поспешнее, дабы не дать времени горцам собраться из окрестностей.

Исполнение этого трудного поручения было возложено на есаула Есаулова, который с 5 сотнями казаков напал на аул так внезапно и стремительно, что немногие из жителей успели спастись; большая часть защищавшихся в одиночку, по саклям, была перебита; имущество и скот захвачены: в плен взяты только жена Хаджи Тлоховукова с сыном, 1 женщина и 1 девочка, аул был подожжен одновременно со всех сторон и сгорел до основания.

Все это было исполнено Есауловым столь быстро, что Лихутин с 2-мя стрелковыми ротами своего полка подошел лишь тогда, когда казаки выходили из аула с пленными и захваченным скотом и имуществом, и оставалось лишь прикрыть стрелками отступление казаков [44].

Тревога по Ходзу распространилась моментально: заунывно зазвучали по горам призывные клики горцев, загремели сигнальные выстрелы. Стали собираться и массироваться неприятельские всадники. Лихутин приказал кавалерии с добычей отходить к арьергарду, на скалы, а сам с пехотой отошел в лес, к месту, где разобран последний завал.

Еще во время прохождения нами леса неприятель большими толпами настиг и атаковал нашу пехоту с фронта и с флангов. Жаркий бой загорелся повсюду. Горцы, ожесточенные гибелью аула, ободренные отсутствием при нас артиллерии, надеясь на местность, которую они считали неприступною, отчаянно бросились в шашки, но осыпаемые градом пуль севастопольских 3-х стрелковых рот, смело защищаемых редким лесом, они были отбрасываемы с громадным уроном и с тем чтобы вновь накинуться с неослабным ожесточением.

В это время другие скопища стали спускаться с гор наперерез пути нашего отступления к тому месту, где была поставлена засада.

Неожиданно наткнувшись на нее, они были сперва встречены убийственным огнем пластунов и сейчас же приняты в штыки пластунами и 5-й ротой севастопольцев. Эта часть горцев была отброшена в балку и удержана, покуда остальная пехота под личным предводительством Лихутина не подошла к этому месту. Тогда пластуны поступили в арьергард совместно с севастопольскими [45] стрелками под общее начало Севастопольского полка майора Гораева.

Горцы с самых отдаленных аулов по Ходзу успели собраться к месту дела. Бой уже кипел около 3 часов. Стрелки и пластуны отвечали атакой на атаку, оспаривали у горцев тела, горцы и русские соревновались друг с другом в проявлении отваги. Отступление в блестящем порядке шаг за шагом продолжалось до тех скал, что были заняты нашей артиллерией. Встреченные внезапно сверху артиллерийским огнем и ружейным, приостановившейся всей пехоты горцы были окончательно вынуждены прекратить преследование и скрыться в глубь леса.

Тогда пехота поднялась по тропкам на скалы и соединилась с арьергардом, и после продолжительного привала отряд прибыл к вечеру под укрепление Псебайское.

В этой кровопролитной бойне, по показаниям самих горцев, погиб цвет населения Ходза и соседних племен.

Одних старшин пало до 60 человек, а общая потеря горцев определялась до 400 человек. Из наиболее известных лиц убиты медовеевский князь Би-Хагиев, бесленеевский князь Бек-Мурза Коноков, старшина Магомет-Али Тлокодуков и прочие, в числе пленных были: владетель истребленного аула Хаджи Тлокодуков, беглый Бабуковский казак Эдых Батырев, постоянно водивший хищнические партии на наши линии, и князь Джамбот Каноков.

Кроме пленных и разного имущества (183) нами захвачено было 27 голов рогатого скота, 112 баранов.

Действия против горцев, живших в таких недоступных трущобах, куда еще не заходили до столь наши войска, не могло иным обойтись без чувствительной потери. Ранены севастопольского полка подполковник Винников, подпоручик Станиславский и прапорщик Грановский, литовского полка штабс-капитан Лельевр и смертельно ранен командир пластунов сотник Щебликин. Сильно контужены севастопольского полка капитан Шмаль, подпоручик Морозов и прапорщик Демидов. В общем нижних чинов убито 26 и ранено 104 (в том числе севастопольского полка 19 убитых и 70 раненых).

В донесении об этом деле полковник Лихутин свидетельствовал о стойкости и храбрости войск и с особенной похвалой отзывался о севастопольских стрелках, а также о пластунах, к сожалению лишившихся своего храброго командира.

Из лиц, обративших на себя особое внимание начальника отряда, упоминаются: есаул Есаулов, которому принадлежала честь истребления аула, севастопольского полка подполковник Винников, майор Гораев, капитан Дове и Шмаль, штабс-капитан Звенигородский и Хастатов, поручик Козелков, Лисяков и Бетафура, подпоручик Станиславский и Морозов, лекаря Жизневский и Ляхницкий, и разных других частей: майор Богуславский, есаул Ягозов и подпоручик Боровский.