Глаза Туснельды гаснут.
– Ты глупый, римлянин, – говорит она. – Ты – не здесь.
Поворачивается и уходит.
Я стою, неловко опустив руки. Ладони, что впитали тепло ее тела, горят огнем.
* * *
Когда я возвращаюсь, представление в самом разгаре.
Красные, желтые, зеленые мячики летят по кругу, мелькают перед глазами. Германцы радуются. Фокусник демонстрирует ловкость рук.
Африканец.
Почему боги создали таких черных людей? У них что, белая глина закончилась?
– Как тебе представление, Кай? – спрашивает Арминий.
В полутьме лицо фокусника выглядит жутковато. Половина золотая, половина черная. Пламя факелов колеблется, по коже африканца бегут огненные волны…
– Замечательно.
Стоило бы сказать: полная ерунда, но…
– Пропретору стоило бы взять этого… – я киваю в сторону фокусника, – и сделать послом в землях за Рением.
Меня прерывает хохот германцев.
Я смотрю на веселящихся германцев. Простодушие этих ребят завораживает. Но смеются-то они над фокусником, а кинжал в спину воткнут нам.
Отличные ребята, в сущности.
– Бросьте, легат! – к нам подходит еще один римлянин. Лет тридцати, очень белокожий, с тщательно завитыми каштановыми волосами. – Представление – кошмарный ужас и безвкусица!
Это Гортензий Мамурра по прозвищу Стручок, командир Девятнадцатого легиона. На сегодня это уже третий легат – не много ли для одного вечера?
Арминий улыбается. С едва заметным огоньком в глазах.
– Даже так?
Стручок важно кивает:
– Несомненно! Вы заметили, насколько чудовищно поставлено представление…
– А мне нравится, – говорит Арминий. Стручок замолкает. – Простите. Ничего не могу с собой поделать. Это, наверное, потому что я варвар, да?
Лицо Гортензия мгновенно становится кислым. Стручок складывает тонкие губы, еще раз – словно не может отыскать для них нужного положения…
– Увидимся, легат, – говорю я.
* * *
Фокусы – развлечение для толпы. Для охлоса. Для варваров.
Глотание зажженного факела. Исчезновение монеты. Распутывание цепей и веревок…
Свет факелов падает на мозаичный пол. Изгибается. Плывет.
Германцы кричат и хлопают в ладоши.
…Однорукого искали по всей Германии, но не нашли. И пока этот варвар на свободе, предатель, что заманил моего брата в ловушку – остается безнаказанным.
Луций встречался в лесной деревеньке с неким германцем. И – умер. Его людей перебили всех до единого. Но у меня нет ключа к этой загадке.
– Я не знаю, что делать дальше, – кажется, я произнес это вслух.
– Я могу помочь, – говорит Арминий.
Поднимаю голову и неожиданно вспоминаю слова Нумония. Похож ли царь херусков на акулу? Пожалуй… когда так скалится.
– Но вот хочешь ли ты этого? – спрашивает Арминий, белозубо скалясь.
– Почему ты спрашиваешь?
– Многое становится отвратительным, если подойти к этому слишком близко. Самая прекрасная бабочка вблизи выглядит отвратительным чудовищем. Ты не боишься, Кай?
– Боюсь?
«Что мы знаем о самых близких нам людях?» – сказал Август, прежде чем отправить меня в Германию.
Царь херусков смотрит на меня. В зрачках мерцают огни факелов, которыми жонглирует фокусник.
Они летят вверх и вниз, крутятся и вспыхивают.
Арминий улыбается.
– Твой брат каждый день вел записи, Кай. Пару раз я заставал его за работой. Мы были друзьями, но он все равно закрывал эту… – он щелкает пальцами, – деревянную штуку для бумаг…
– Кодекс, – говорю я.
Интересно.
– Остались мелочи. – я с трудом растягиваю губы в улыбке. – Узнать, где Луций хранил свои записи – и прочитать. Всего-навсего, друг мой Арминий, царь херусков, варвар.
Он поднимает брови. И смеется:
– Ну, это просто, друг мой Кай.